Люся Лютикова - Праздник который всегда с другими
— Ладно, поднимайся в квартиру, — вздохнула я.
— Нет, лучше ты спустись. В машине сигнализация сломалась, не хочу оставлять ее на улице. Подходи к серой «мазде», я в ней сижу. Только быстрей, у меня есть только пять минут.
Я принялась спешно надевать пальто и сапоги, раздумывая, что сказать Жанне. Просто так девица от меня не отстанет, это факт. Может, прямо заявить, что затея с «Крутыми телками» не удалась? Не исключено, что блондинка закатит истерику, возможно, попытается расцарапать мне лицо. Зато потом уж наверняка оставит меня в покое. Да, надо набраться смелости и выдержать удар.
Выйдя из квартиры, я нос к носу столкнулась с соседкой. Ее мерзкая такса вертелась под ногами. Животное тут же принялось визгливо лаять и кидаться на меня.
— Фу, Соня, не надо, — сказала соседка таким тоном, что не только таксе, но и мне стало понятно: на самом деле ее слова означают: «Ату ее!»
Раньше меня поражали люди, которые заводят таких противных собачонок. Ну, разве нормальному человеку придется по душе, что его животное с остервенением бросается на каждого встречного, захлебываясь в истеричном лае и пытаясь укусить за ногу? И лишь недавно я поняла: именно за это хозяева и любят своих питомцев. Они сами ненавидят окружающих, но нормы приличия и законодательство не позволяют им выражать свои чувства открыто. Вот негодяи и используют вместо себя собаку, специально науськивая и без того злобную тварь.
Соня зловеще поблескивала глазами и хищно скалила зубы. Соседка, удовлетворив свои нездоровые потребности, наконец загнала собаку в квартиру. Сама она отправлялась в супермаркет за собачьими консервами, о чем тут же и поведала мне, нимало не заботясь, хочу ли я это знать.
— Ой, а со мной такое произошло! — принялась болтать она. — Видите, у меня гипс? — Она оттянула высокий воротник свитера, и я увидела у нее на шее гипсовую повязку. — Ужас, что случилось! Гуляю я со своей Сонечкой…
Я почувствовала, что если услышу что-нибудь про эту шавку, то меня обязательно стошнит.
— Извините, я кое-что забыла, надо вернуться, — быстро сказала я, ретируясь обратно в квартиру.
В этот момент подъехал лифт.
— Я вас подожду, — предложила соседка.
— Нет, не надо, езжайте без меня! — крикнула я.
Ничего страшного, поеду на следующем. Через пару минут я села в лифт и в одиночестве спустилась на первый этаж.
Когда за мной захлопнулись двери лифта, я очутилась в кромешной тьме. Черт, неужели лампочки в подъезде опять перегорели? Или их украли экономные жильцы?
И тут раздался сдавленный шепот:
— Помогите!
О помощи молили совсем рядом, буквально в трех метрах от меня. Затем я услышала звуки сопения, борьбы и раздираемой одежды. Наверное, на мою соседку напал грабитель! Или насильник? Господи, вот ужас-то! Приблизительно определив место схватки, я ринулась в самую ее гущу с воплем:
— Пожар! Пожар! Все сюда! Горим!
Несколько раз в пылу борьбы неведомый противник основательно заехал мне ботинком в ухо и в живот, но я упорно продолжала кричать:
— Пожар! Горим!
Не думайте, что я сошла с ума. Просто, если с вами случилась беда, на помощь надо звать так, будто это не ваше личное дело, а общественное. Каждому соседу должно быть ясно: неприятность касается его драгоценной жизни. Крики «Помогите! Насилуют! Грабят!» только заставят обывателей еще глубже забиться под одеяло. А вот если они услышат: «Пожар!» или «Бомба!» — можете быть уверены: и милицию вызовут, и сами выйдут со скалкой наперевес.
Так оно и случилось. Вскоре дверь одной из квартир приоткрылась. Свет залил лестничную площадку, и я увидела перед собой… Жанну Лопухину. Девица вцепилась в лицо моей соседки, и намерения у нее были самые серьезные. Неожиданно Жанна бросила свою жертву, вскочила и побежала к выходу. Но я была начеку и успела схватить ее за ногу мертвой хваткой. На помощь мне подоспела мощная женщина с первого этажа со своим хилым мужем. Мы не отпускали вырывающуюся Лопухину до тех пор, пока не приехала милиция.
Глава 39
— Тебя спасло провидение. Впрочем, твою соседку тоже. Если бы на ее шею не был наложен гипс, она бы сейчас лежала в морге. Видишь, чем ее душили?
И Руслан показал мне велосипедную цепь. При взгляде на нее я непроизвольно схватилась за горло. Действительно, меня спасло чудо. А еще, как ни странно, мерзкая соседская собачонка. Если бы таксе не захотелось на ночь глядя полакомиться консервами, соседка ни за что не отправилась бы в столь поздний час на улицу. А значит, я наверняка угодила бы в расставленный капкан. Пожалуй, надо сделать псине подарок. Думаю, намордник будет в самый раз.
Я сидела в кабинете у Руслана Супроткина и давала показания. Из скромного свидетеля я превратилась если не в дознавателя, то, как минимум, в несостоявшуюся жертву. Меня так и распирало от гордости. Капитана тоже распирало, но только от возмущения. Моя сыскная деятельность явно не вызвала у него никакого восторга.
Руслану удавалось сдерживать себя, пока я методично перечисляла, с кем мне удалось переговорить по делу об убийстве и где побывать. Но когда я дошла до клакера Каминского, терпение Супроткина лопнуло.
— В чем был смысл твоих так называемых допросов?! — вскричал он. — Это же курам на смех! Да любой из этих людей мог запросто тебе соврать, а ты бы и не заметила!
— Ты ничего не понимаешь, — ответила я с видом оскорбленной невинности. — Я работаю по своему собственному методу.
— И в чем же он состоит? Давай расскажи! Если, конечно, великий сыщик соизволит поделиться с нами, сирыми и убогими, — ерничал капитан.
— Соизволит. Все элементарно: я просто слушаю…
— А я, по-твоему, нет? — перебил меня Руслан.
— Ты — нет. Тебя интересуют факты: где был подозреваемый с восьми до одиннадцати, имел ли пистолет, знал ли секретный код сейфа… Это, конечно, тоже важно. Но, по большому счету, факты можно подтасовать. А я влезаю в шкуру другого человека. Я просто слушаю его историю. Чувствую. Вижу. Не знаю, как это тебе объяснить, но я как бы вживаюсь в него, начинаю понимать, чем он живет, что его волнует.
— А в Жанну Лопухину ты тоже вжилась? Ну и как, успешно? — насмешливо протянул Супроткин.
— Здесь у меня вышел прокол, — смиренно призналась я. — Меня смутила ее внешность. Мой опыт общения с подобными девицами…
— Не всегда следует доверять собственному опыту, — опять перебил Руслан. — Например, опыт учит нас, что умирают всегда другие.
Вот ты, к слову, знаешь, кто Жанна по профессии?
— А у нее еще и профессия есть? Я думала, она обычная содержанка, без образования и трудовой биографии.
— А вот и нет. Она фармацевт, и, между прочим, очень хороший. И сексуальных партнеров у нее было не так уж много, старушка соседка ничего предосудительного про ее моральный облик сказать не смогла, как ни пыталась. Впрочем, это ведь факты, а ты их презираешь.
— Вообще-то был момент, когда я насторожилась, — вспомнила я. — Жанна рассказывала о своем младшем брате, и я подумала: не слишком ли глубокие переживания для такой поверхностной девицы? Но потом меня увлекли другие подозреваемые, и я о ней забыла. Значит, все дело в Коле, ее брате?
Руслан кивнул, и я с воодушевлением стала выстраивать версию:
— Это ведь его обошли на конкурсе юных дарований? И после этого мальчик покончил с собой? А Жанна узнала, кто организовал клаку, и решила отомстить?
— Да, все примерно так и было, — отозвался капитан. — Коля рос капризным, избалованным ребенком, который привык получать все на блюдечке с голубой каемочкой. Мать и сестра потакали любой его прихоти, он просто не знал слова «нет». Теперь сложно сказать наверняка, но, по всей видимости, у Николая было не все в порядке с психикой. Педагоги вспоминают, что в ответ на критическое замечание он мог выйти из себя, порвать ноты, броситься на человека с кулаками. Однако у мальчика несомненно присутствовал огромный талант, он виртуозно играл на скрипке. Николаю прочили будущее Паганини. Преподаватели в музыкальной школе прощали ему все выходки, потому что понимали: гениальность и психическое здоровье редко соседствуют друг с другом.
К сожалению, мальчик оказался не подготовлен к встрече со взрослой жизнью. Действительность сурова, в ней присутствует не только честная конкуренция, но и подножки из-за угла и ножи в спину. Коля был уверен, что победит на конкурсе молодых дарований. Ведь он объективно был лучшим! Но отец другой конкурсантки нанял клакеров. И они профессионально сделали свое черное дело.
Когда Николай вышел на сцену, в зале раздался смех. Хохот сопровождал все его выступление. А в самый сложный момент за кулисами с диким грохотом упал какой-то инвентарь. Рабочий сцены потом оправдывался, что это вышло якобы случайно. Но никто не сомневался: работяге заплатили.
