Дарья Донцова - Идеальное тело Пятачка
Слава богу, все спали, а мягкий ковер скрадывал звук шагов. Но когда мы очутились во флигеле для горничных и вошли в комнату Амалии, мне стало жарко от стресса.
– Прикинь, какую рожу скорчит Костя, – вдруг тихонько хихикнула моя спасительница. – Это нормально, а? Запер Таньку, спокойно ушел, вернулся, а клетка пустая. У меня бы мозг скукожился!
Я открыла рот, Амалия быстро приложила ладонь к моим губам.
– Ш-ш-ш! Погоди-ка...
Я не успела вздрогнуть, как она сдернула с кровати одеяло, накинула его нам на головы и, сделав импровизированную палатку, сказала:
– Теперь можем поболтать, но все равно шепотом, без воплей и истерик. Я тебя отсюда выведу.
– Как? – недоверчиво спросила я.
– Спокуха, – приказала Амалия, – главное, ноги унести.
– Меня не тронут.
– У тебя дипломатический иммунитет? – серьезно спросила горничная. – В имении живет маньяк, это он убил Крафт и Караваеву. Все следы ведут сюда.
Я решила растолковать Амалии суть дела.
– Я «мать» Гензы, значит, крайне ценна для семьи Кнабе.
Амалия чихнула.
– Супер! Когда захочешь стать Наполеоном, хоть императором, хоть тортом, предупреди.
Я расстегнула верхнюю пуговицу платья, Гензель не замедлил высунуть наружу очаровательную мордочку.
– Фу! – подскочила Амалия. – Что за гадость?
– Не смей оскорблять малыша! – возмутилась я. – И веди себя тихо.
– Таскать хрен знает что на груди! – не успокаивалась Амалия. – У него, наверное, блохи есть!
– Паразиты завелись у тебя в мозгу, – отбрила я.
– Раньше ты не проявляла особой любви к мохнатым уродцам, – свистящим шепотом сказала горничная.
– Просто я не думала, что они такие милые, – начала я и осеклась. – Эй, откуда ты это знаешь? Мы разве раньше встречались?
Амалия прыснула.
– Не узнаешь?
– Извини, нет. Намекни, где мы прежде виделись, – попросила я. – Пойми меня правильно, я вовсе не имею в виду, что у тебя серая незапоминающаяся внешность, но...
Амалия ущипнула меня за запястье и прошелестела:
– Завянь. Я в марте.
– Что в марте? – чуть приподняв край одеяла, чтобы впустить немного свежего воздуха, спросила я. – Ты родилась весной?
– Сходи к отоларингологу, пусть он тебе уши прочистит. Хотя в твоем возрасте уже могли начаться старческие изменения, – схамила Амалия. – Я Марта. Марта Карц. Ферштеен, майне либе?
Глава 33
Мне понадобилось одно мгновение, чтобы отреагировать на ее заявление:
– Врешь!
Моя спасительница изогнула одну бровь.
– Чем мотивируешь свой вывод? Тем, что бедная прислуга внешне не похожа на красавицу Марту?
Но я не попалась на эту удочку.
– Парик, цветные контактные линзы, защечные вкладки и грим могут творить чудеса. Но навыки ловко мыть полы и с дикой скоростью наводить порядок не купишь за деньги. Карц не способна даже шнурки себе завязать!
Собеседница чуть выпятила вперед подбородок.
– Не думай, что знаешь человека, если постоянно сталкиваешься с ним в офисе. Кстати, я до сих пор не купила тебе новую кружку взамен той, с цветочками, что случайно столкнула на пол. И, поверь, мне неприятно, что ты порезалась, собирая осколки. Ты считаешь Марту Карц профессиональной хамкой, но даже я иногда признаю свою вину!
Воздух под одеялом окончательно пропал. Я вспомнила ту ситуацию. Месяц назад я пошла в офисе в туалет, прихватив с собой любимую чашку, подарок Гри на Восьмое марта. Помыла, поставила ее на рукомойник, заперлась в кабинке, а выйдя из нее, услышала характерный звон бьющейся посуды, увидела кучку фарфоровых осколков на полу и Марту, взиравшую на них.
– Моя кружечка! – чуть ли не со слезами сказала я и присела на корточки.
– Брось, – буркнула Карц, – уборщица заметет.
Но мне не хотелось, чтобы подарок Гри, пусть и разбитый, остался валяться на полу, я начала подбирать осколки и порезалась... Больше там никого не было, только мы с Карц...
– Марта! – ахнула я.
– Тсс, – поднесла она палец к губам.
Сначала у меня отлегло от души – хорошо, когда в тяжелую минуту рядом оказывается коллега и приходит на помощь. Ну да, как человек Марта мне совершенно не нравится, но следует признать, что как профессионал она безупречна. Но уже через секунду радость испарилась, появилась обида.
– Чеслав мне не доверяет? Решил, что одна я не справлюсь?
Марта укоризненно покачала головой.
– Чушь. Вообще-то я здесь из-за маньяка. Меня отправили помочь тебе после твоего звонка Коробкову. Неужто ты так мне завидуешь, что готова один на один с убийцей остаться, лишь бы со мной не связываться?
– Ты дура, – по-детски отреагировала я.
– От дуры слышу, – тоже не очень умно высказалась Карц.
Беседа захлебнулась. Потом Марта усмехнулась и вытянула ладонь с согнутым крючком мизинцем.
– Вот и поговорили... хватит нам ругаться. Мирись, мирись?
Я сделала тот же жест.
– И больше не дерись.
Карц подняла одеяло, впустила под него свежий воздух, снова закутала нас и сказала:
– Сиди здесь тихо. Сейчас горничные на работу убегут, и я за тобой вернусь. Знаешь, где в изгороди дыра?
Минут через пятнадцать я, никем не замеченная, выскользнула из флигеля и боковыми дорожками добежала до забора. Оставалось удивляться, каким образом Марта успела узнать об отсутствующем в ограде пруте. Сильно помяв бока, я выбралась на свободу и бросилась что есть сил к шоссе ловить машину. Надеюсь, кто-нибудь согласится подкинуть растрепанную женщину до города. Через некоторое время я подкатила к входу в нашу контору, позвонила Димону, чтобы он вышел и заплатил шоферу. И только увидев хакера, вспомнила про Гензу, который мирно сопел на моей груди. Надо же, я успела так привыкнуть к рукохвосту, что не заметила, как украла его.
– Где Чеслав? – налетела я на Коробка, едва мы вошли в лифт.
– Приедет через час, – мирно ответил тот. – Я узнал все про того, кто давал объявления о найме девушек для видеосъемок. Докладывать?
– Сама теперь знаю, – отмахнулась я.
– И про историю с отравленными собаками не говорить? – поинтересовался Димон. – Я еще по твоей же просьбе узнал кое-что интересное про Михаила и Эрику.
– Говори! – потребовала я.
Мы прошли в офис, расселись по местам, и Коробков завел рассказ:
– До переезда в роскошный особняк Кнабе жили в доме, расположенном неподалеку от Битцевского парка. Дом до сих пор на месте, соседи отлично помнят Германа Вольфовича, Лауру Карловну, Анну Степановну и Михаила с Эрикой. Большинство жильцов удивлялось: ну до чего разные дети у Кнабе! Девочка тихая, вежливая, молчаливая, она обожала гулять в парке, знала там все уголки и предпочитала проводить время в одиночестве. Эрика отлично училась, никаких проблем отцу не доставляла. Просто торт со взбитыми сливками, а не ребенок. Но у нее имелись и отрицательные качества. Она была жадной, никому не разрешала брать свои вещи. Правда, с деньгами расставалась спокойно.
– Что довольно странно для скупого человека, – не удержалась я от комментария.
– Ага, – кивнул хакер. – Если одноклассники, а большинство жили с Эрикой в одном дворе, просили у нее рубли на мороженое, та охотно их давала. Но когда Лена Морозова взяла без спроса одну из ее кукол, в Эрику словно черт вселился – она налетела на Морозову с кулаками и жестоко избила ее. Когда Герман Вольфович потребовал у дочери объяснить свое поведение, та хладнокровно заявила: «Куколка моя, а мое никогда трогать нельзя. Мое – это мое!» К патологической жадности присоединялась и злопамятность. Разорвав дружбу с Леной Морозовой, Эрика более никогда с девочкой не общалась.
– Замечательный характер! – резюмировала я.
– Но подобные инциденты случались нечасто, – продолжал Димон, – и они не портили благоприятного впечатления, которое Эрика производила на окружающих. А вот Миша считался безобразником. Учился он плохо, на уроках откровенно зевал, получал охапками двойки, любил шумные компании, постоянно затевал романы с девочками, на каждое замечание взрослых имел пять ответов, мог стащить у Лауры Карловны небольшую сумму из денег на хозяйство. А когда она поняла, кто занимается воровством, и стала тщательно прятать «кассу», Миша начал таскать книги из отцовской библиотеки и продавать их букинисту. Справедливости ради следует отметить и положительные стороны подростка. Михаил обожал животных, вечно подкармливал дворовых собак и мечтал стать дрессировщиком.
Коробков положил ногу на ногу.
– Сергеева, ты прослушала краткое вступление, теперь основная часть марлезонского балета...
На одном этаже с Кнабе жила Олеся Николаева, одинокая дама, у которой была болонка Туся. Однажды болонка подобрала на лестнице конфету и умерла, в карамельке был крысиный яд. Похоронив любимицу, Николаева пришла к Герману и заявила:
– Тусю отравил Миша.
– Вы сошли с ума! – возмутился старший Кнабе. – Мой сын не способен причинить вред животному!
