Дарья Донцова - Любовь-морковь и третий лишний
Не знаю, отчего я исповедовалась перед Каролиной Карловной, может быть, из-за кота Епифана, который продолжал греть меня мурлыканьем, а может, потому, что Каролина Карловна сидела молча, не перебивала странную гостью, не гнала ее теперь прочь и с лица дамы смыло гнев и настороженность.
Наконец фонтан иссяк, я сгорбилась на стуле, Хованская очень спокойно произнесла:
– Мне тяжело двигаться, сделай одолжение, сходи на кухню, завари нам чаю и принеси сюда, в шкафчике найдешь необходимое.
Отметив, что Каролина отбросила холодно-вежливое «вы», я осторожно подняла толстого Епифана, положила его на диван и отправилась хозяйничать.
Получив кружку горячего чая, Хованская вдруг улыбнулась.
– Знаешь, Епифан моя лакмусовая бумажка, если он идет к человеку на руки – значит, гость без злобы и гадости, если шипит, выпускает когти – надо побыстрей избавляться от незнакомца. Ты мне симпатична.
– Спасибо, – пробормотала я.
– А еще, – помешивая ложечкой сахар, продолжала хозяйка, – похоже, ты не соврала, любишь животных на самом деле, не спихнула Епифана с колен, когда вставала, а отнесла его тушку на диван, Я заморгала.
– Ну сталкивать животных нельзя даже с небольшой высоты, они ведь могут испугаться от неожиданности, сломать лапу…
Каролина Карловна засмеялась.
– Ох, Епифан сразу нужного человека вычислил, тут меня все соседка обхаживает, каждый день прибегает, сю-сю, му-сю.., так вас люблю. Только Епифан ее стороной обходит, никак в руки не дается, понимает, стервец, Мария Николаевна надеется, что я домик ей отпишу, от того и любовь. А к тебе со всех лап бросился слезы слизывать. Ладно, хорошо, расскажу про Альбину, но прежде ответь, как ты относишься к гомосексуалистам?
Поверьте, я ожидала от пожилой дамы любого вопроса, кроме этого.
– Гомосексуалистам?
– Да, – кивнула Каролина Карловна.
– Никак не отношусь, я человек традиционной сексуальной ориентации, – ошалело ответила я, – была замужем, потом разочаровалась в браке.
– Не о том речь!
– А о чем? – окончательно растерялась я.
– Как поведешь себя, если узнаешь, что один из твоих друзей гей?
Я пожала плечами:
– Никак.
– То есть?
– Если двое мужчин или женщин в тиши спальни занимаются друг с другом сексом, это их интимное дело, – ответила я, – человек вправе распоряжаться личным телом по собственному усмотрению. Общество должно вмешиваться в подобные ситуации лишь в одном случае: если имеет место факт совращения несовершеннолетнего. Но, с другой стороны, при чем тут геи? Когда шестидесятилетний мужчина развращает пятиклассницу, он вроде бы предается традиционным утехам, но педофил должен быть наказан. Понимаете, я обучалась в консерватории, потом непродолжительное время концертировала, а за кулисами встречаются разные люди. Одно время по Москве ходила шутка: «Кто из оркестрантов дирижера N спит с женщиной? Только пианистка Таня X.». Меня такое положение вещей не смущало, и потом, вспомним великого Петра Ильича Чайковского или, возьмем ближе, Фрэди Меркьюри. Слушателю ведь все равно, что они Делали дома, главное, их волшебная музыка и песни. Извините, если мои мысли кажутся вам не правильными, ничего поделать не могу. Я вообще-то никогда не интересуюсь сексуальными пристрастиями людей, для меня главное – хорошие они друзья или нет? И то, что плохо для меня, может быть приятно другим. Моя покойная мама частенько повторяла:
"Помни фразу: «Не судите, да не судимы будете».
Каролина Карловна поправила плед, которым были прикрыты ее ноги.
– Да уж, бедный Петр Ильич Чайковский всю жизнь пытался бороться с собой, даже женился, но, увы, счастья не обрел. Хорошо, слушай меня внимательно;
Альбина Фелицатовна скончалась, Евгения, ее мужа, и моего Якова тоже более нет на этом свете. Я осталась одна, вреда уже никому не принесу. Бедные дети!
Несчастные Валечка, Дима и Павлик. Вот уж невинно загубленные души!
Глава 29
Каролина выросла в Москве, в самом центре, ее родной дом стоял в одном из кривых столичных переулков, и отцу, военному в чинах, было очень удобно ходить на работу, именно ходить, потому что Карл Хованский трудился в районе Бульварного кольца.
Каждый день он брал портфель и шел на службу, дома оставалась жена Зося, потом в семье появился Яков.
Зося, родив сына, была крайне разочарована, она мечтала о маленькой трогательной девочке, а появился мальчик, и, очевидно, он вырастет таким же солдафоном, как и отец. Зося боялась властного, неулыбчивого, моментами очень злого Карла, муж обращался с женой, как с рядовым срочной службы: «Принеси, подай, пошла вон». Никаких нежностей, романтических ужинов, прогулок при луне и поцелуев на ночь он не признавал. Впрочем, на отдых в Крым они ездили вместе, но на пляже Карл спал, в номере потом читал газету, жене мог за сутки не сказать ни слова.
Может, супруга и примирилась бы с такой жизнью, имей она хорошую профессию, работала бы спокойно, шагала по служебной лестнице, реализовывалась на производстве. Но Зосенька ничего не умела да и не хотела делать, проводив мужа «в присутствие», она принималась драить квартиру, потом бежала на рынок, готовила обед, и так изо дня в день, словно раб на галере, гребла веслами быта. Ясное дело, что через пару лет на Зосеньку навалилась тоска, из ее глаз по каждому поводу и без оного лились слезы.
Обратись Зося с такими симптомами к врачу сегодня, ей бы незамедлительно поставили диагноз «депрессия» и начали бы лечить таблетками, но в годы ее молодости такого недуга не знали, а женщин, рыдающих от скуки, называли истеричками. Карл исправлял настроение супруги оплеухами, если видел на ее хорошеньком глуповатом личике кислую гримаску, мигом отсыпал благоверной порцию затрещин, приговаривая:
– С жиру бесишься! Вот моя мать двенадцать детей родила, ей ныть некогда было.
Зосенька, у которой никак не получалось забеременеть, заливалась слезами, и тогда ласковый муж отволакивал ее в ванную и, включив ледяную воду, говорил:
– Холодный душ – первое лекарство от истерик.
В конце концов жена перестала пускать слезы в присутствии мужа, а потом родился Яков. Взглянув на конверт с тихо сопящим новорожденным, Карл впервые похвалил жену:
– Хорошо, – заявил военный, – теперь есть продолжатель династии, будет таким, как я, главное, ты не избалуй парня!
Услышав слова супруга, Зося чуть не упала в обморок. Еще один солдафон на ее несчастную голову! Через пятнадцать лет по квартире будут ходить два Карла и покрикивать на нее: «Подай, принеси, пойди вон!»
От подобной перспективы несчастной стало плохо, она так хотела милую, нежную, ласковую девочку, а кто родился?
Став счастливым отцом, Карл не изменил своим привычкам, дома его по-прежнему никогда не было, Хованский дневал и ночевал на службе, а Зося воспитывала мальчика. И делала она это весьма оригинально.
До трех лет Яшеньку обряжали в платьице и кружевные фартучки.
Белокурые вьющиеся волосы мальчика она не стригла, и Яшенька был очень похож на девочку. А еще Зося не поощряла игры со сверстниками во дворе, ребята могли научить ее мальчика всяким гадостям. Яша в основном сидел дома, читал книжки, занимался музыкой, склеивал модели, потом, уже в школе, увлекся радиоделом. Одноклассники его не любили, тихий, изнеженный, плаксивый мальчик при любом намеке на обиду жаловался маменьке, Зося прилетала в школу и коршуном заклевывала того, кто посмел криво глянуть на Яшеньку. А вот учителя, наоборот, обожали мальчика, он не доставлял им никаких забот, отлично учился, примерно вел себя и на всех школьных вечерах безотказно играл на пианино. Но, как ни странно, у Яши имелись явные способности к математике и физике, и он подумывал о мехмате. Зося была против, она мечтала видеть сына у рояля, в черном фраке, вокруг море цветов и восторженные крики поклонниц, а в первом ряду сидит она, счастливая мать, всегда сопровождающая своего сыночка.
Когда Яше исполнилось тринадцать лет, Зося родила Каролину. Малышка появилась на свет болезненной, из роддома ее перевезли в детскую больницу, мать отправилась вместе с новорожденной, Карлу впервые в жизни пришлось заботиться о сыне. Ничтоже сумняшеся папаша отправил парнишку в лагерь, военизированное учреждение при своей работе. Яша, сдерживая слезы, подчинился отцу.
Только в конце августа Зося вернулась домой вместе с Каролиной. Карл ни разу не навестил супругу, не написал ей записки, не принес цветов или конфет. Жена не удивилась, она уже привыкла к полнейшему невниманию со стороны мужа. Впрочем, некоторое недоумение все же присутствовало в душе, потому что накануне выписки она позвонила домой и сообщила:
– Нас можно забрать завтра после полудня.
– Сама доберешься! – рявкнул муженек и швырнул трубку.
Согласитесь, это уже было слишком.
Не успела Зося перешагнуть порог квартиры, как к ней с рыданиями кинулся Яков. Мать обомлела, сын выглядел, словно заключенный: наголо бритый, худой, даже тощий, весь в синяках.
