Дарья Донцова - Брачный контракт кентавра
– Я испугалась и на нервной почве чихнула, – продолжала Лиза. – Старикашка в мою сторону плюнул и исчез. Я к дивану подошла, а он весь изодран. Решила ткань «Моментом» подклеить, но плохо вышло, вот я и принесла покрывало. Лампушечка, не молчи! Извини, что я сначала соврала, не хотела никого пугать. Может, мне приснилось? Но диван-то испорчен!
Я выдохнула и рассказала Лизавете историю про купца.
– Ну и повезло нам! – подпрыгнула девочка. – В переносном смысле слова, конечно. Ты ведь не подумала, что я радуюсь? Я не рада, совсем не рада, вообще не рада, ни на секундочку не рада! Веришь?
Меня удивили ее слова, но тут ожил телефон. Олеся Рыбакова спешила сообщить адрес дома престарелых, в котором проживала Валентина Михайловна Привалова.
– И что будем теперь делать? – поинтересовалась Лиза, когда я положила трубку на стол. – Нельзя никому сообщать про Малюту! Костин с Сережкой нас высмеют, а Юля испугается и станет ныть, что лучше дом поменять. А я не хочу из Мопсина уезжать.
– Мне тоже здесь нравится, – согласилась я, сдернула с дивана покрывало и побежала к плите.
– Эй, ты чего придумала? – забеспокоилась Лиза, когда я вернулась назад с кофейником в руке.
– Спокойствие, только спокойствие… – нервно ответила я и вылила содержимое кофейника на диван.
– С ума сошла! – подпрыгнула Лизавета.
– Нет. Запоминай версию произошедшего! – приказала я. – Мне захотелось утром побаловаться кофейком в уютной обстановке, я села на диван, одна из собак запрыгнула на него, и я, косорукая, опрокинула кофейник. Уж сколько раз роняла на пол разные предметы, сама падала, теряла вещи, так что всем известно: я – ходячее несчастье. Так вот, испортив обивку, я решила ее отмыть, схватила щетку и случайно разорвала ткань. Перестаралась, пытаясь избавиться от пятен.
– Должно прокатить, – обрадовалась Лизавета.
Я кивнула.
– Конечно, никто не усомнится в моей неуклюжести. Днем Малюта не вылезет, а я знаю женщину, которая поможет его изгнать.
– Сережа, – послышался со второго этажа голосок Юлечки, – завтракать будешь?
– Лучше тебе умотать, – предложила Лизавета, – я сама расскажу про кофе.
– Замечательная идея, – кивнула я и бросилась во двор.
Мне приходилось ранее несколько раз бывать в домах престарелых, и даже самые приличные из них вызывали тягостное ощущение. Но здание, в котором я очутилась сейчас, выглядело уютно. У самого входа располагалась стойка, за которой сидела женщина лет сорока. Она отложила вязанье и спросила:
– Вам помочь?
– Хочу навестить Валентину Михайловну Привалову, – зачастила я. – Являюсь ее дальней родственницей, связь между нами практически прервалась и…
– Вы не должны мне столь подробно рассказывать семейную историю, – засмеялась дежурная. – У нас не тюрьма, никто посетителей не ограничивает, разве что сам жилец попросит его от визитов избавить. Но я должна позвонить Приваловой. Как вас представить?
– Маша Николаева, – быстро соврала я, надеясь, что в долгой жизни Валентины Михайловны была хоть одна знакомая с такими данными.
Администратор взялась за телефон.
– Валентиночка Михална, вы не отдыхаете? Гостья к вам прибыла, Маша Николаева… Проходите, она сказала, что будет очень рада вас увидеть.
Последняя фраза дежурной, без сомнений, адресовалась мне.
– Третий этаж, квартира восемь, – напутствовала меня портье. – Можно на лифте или пешочком, если здоровье позволяет. Хотите, провожу?
Отказавшись от любезного предложения, я дошла до нужной двери и позвонила.
– Открыто! – закричали изнутри.
Я смело шагнула за порог и поняла, что пожилые люди здесь имеют не комнаты, а квартиры, весьма комфортабельные, с просторным холлом.
– Машенька, деточка, – сказала Валентина Михайловна, – как я рада, что ты изменила свое мнение. Понимаю твою обиду, иди сюда скорей, я в гостиной.
Я заколебалась. Имя Маша и фамилия Николаева совсем не эксклюзивный вариант, если пороетесь в памяти, то непременно вспомните одну, а то и нескольких знакомых с такими данными. Лично у меня была одноклассница Мария Николаева, а в оркестре, где я в свое время щипала арфу, пиликали на скрипке аж четыре Машеньки, и одна из них, как и моя школьная подруга, была Николаевой. Но, судя по восклицаниям Валентины Михайловны, она поддерживает тесные отношения со своей Машей Николаевой, и стоит мне войти в комнату, как Привалова уличит меня во лжи. Хотя что мне мешает сказать: «Простите, вы ошиблись, я полная тезка вашей знакомой?»
Решив не теряться, я смело вошла в гостиную, увидела круглый стол под кружевной скатертью, два уютных кресла, пианино, множество книжных полок и полную даму, облаченную в темно-серое платье. В руках она держала большую круглую лупу, на коленях у нее лежала книга.
– Глаза совсем плохие стали, – пожаловалась Валентина Михайловна, – пытаюсь с увеличительным стеклом читать, а слова все равно расплываются. Но, несмотря на слепоту, вижу, какая ты стала красавица, вылитая Люсенька. Твоя мама обладала уникальной внешностью! Садись, деточка, и разреши мне дать ответы на вопросы, которые тебя мучают.
Я уселась в кресло и решила объяснить старушке, как обстоит дело.
– Простите…
– Нет, – моментально перебила Валентина Михайловна, – извинения должна просить я!
– Понимаете, – я повторила попытку, – просто…
– Лучше сама буду говорить, – повысила тон Привалова. – Мне до смерти недолго, надо навести порядок в делах. Не хочу уйти на тот свет, оставив плохую память о себе у дочери Люсеньки.
– Но… – снова заикнулась я.
– Тише, – властно сказала старуха, – слушай, не перебивай. Когда я вчера позвонила тебе, сказала: «Милая Машенька, приезжай, выслушай мой рассказ, он наведет полнейшую ясность в твоей голове», ты сурово ответила: «Мама умерла, ваши слова не имеют для меня никакого смысла, забудьте этот номер телефона, нам не о чем беседовать!» Я очень расстроилась и даже заплакала, но потом поняла: ты имеешь право меня ненавидеть, потому что не знаешь правды. Я никому не могла ее сообщить, но очень трудно уходить на тот свет, зная: здесь остается человек, который испытывает ко мне несправедливую злость. И сейчас я счастлива, что ты переменила мнение. Итак…
– Валентина Михайловна, подождите! – воскликнула я.
– Нет! – затрясла головой старуха. – Если ты не дашь мне сказать, я умру с огромным грузом на совести. Думаешь, мне легко было решиться на звонок тебе? Не перебивай, выполни последнее желание несчастной женщины, которую ты зря проклинаешь.
Из глаз Валентины Михайловны потекли слезы, мне было очень неудобно и некомфортно. Но сейчас уже поздно называть свое настоящее имя, придется выслушать чужие секреты. Настоящая Маша Николаева, похоже, совсем не торопится в дом престарелых, и роль исповедника досталась мне.
Глава 33
Одинокая Люсенька, мама Маши и подростка Юры, познакомилась со вдовцом Федором в тот год, когда дочери Николаевой исполнилось семнадцать, а сыну четырнадцать. Девушка хотела своей маме счастья, Привалов Маше сразу понравился. Люся же мгновенно влюбилась в него и откровенно ждала предложения руки и сердца. Но ей так и не удалось сменить в паспорте фамилию. Как-то вечером к Николаевым приехала Валентина Михайловна и заперлась с Люсей в ее спальне. Женщины явно не хотели, чтобы их разговор слышала Маша, но та отлично знала: если залезть в детской под стол и прислониться ухом к дырке, из которой выходит труба отопления, то станешь невидимым участником беседы.
– Замуж за Федора ты не пойдешь, – отрезала Валентина Михайловна, – я не разрешу своему сыну завести еще одну семью, его супруга Вета скончалась меньше года назад.
– Но почему? – заикнулась Люся. – Я хорошая хозяйка, люблю Федю, буду о вас заботиться.
– Я не нуждаюсь в ваших ухаживаниях, – отрезала потенциальная свекровь. – Порви с Федором, иначе случится несчастье.
В подобном ключе диалог шел больше часа, потом старуха перешла на едва различимый шепот, и Маша не услышала эту часть беседы. Затем Люся разрыдалась и пообещала:
– С сегодняшнего дня никаких встреч с Федей.
– Ну и славно! – воскликнула гостья. – Прощай.
Мама плакала так горько, что у Маши переворачивалось сердце. Девушка вылетела из детской и успела остановить Валентину Михайловну у выхода.
– Как вам не стыдно? – запальчиво закричала студентка-первокурсница. – Не лезьте в чужую любовь! Кто вам разрешил рушить мамино счастье?
– Ты еще маленькая, – вздохнула мать Федора. – Не волнуйся, твоя мама скоро утешится и найдет другого.
– Я вас всю жизнь проклинать буду, – топнула ногой Маша. – Мама после папиной смерти в дядю Федю влюбилась. Чтоб вы сдохли за свою злость! Чем вам моя мама в невестки не годится?
Валентина Михайловна в ответ на грубость девушки не возмутилась. Она спокойно сказала:
– Надеюсь, что когда-нибудь я не побоюсь рассказать тебе правду. На самом деле вам обеим следует меня благодарить, я вас от большой беды спасла…
