Лоуренс Блок - Взломщик в шкафу
Не скажу, чтобы меня тошнило, — так, почувствовал слабость в коленках на какое-то мгновение, а потом все прошло. Настроение, конечно, было отвратительное: смерть — скверная штука, а убийство к тому же — и чудовищная. Да еще на душе кошки скребли: ведь я мог как-то предотвратить это убийство. Но будь я проклят, если догадывался, к чему дело идет.
И все же надо взять себя в руки. Кристал мертва, и я ей ничем уже помочь не могу. А я — вор-взломщик, которому вовсе не хочется, чтоб его забрали за преступление куда более серьезное, чем воровство. Сначала надо убрать все оставленные мной отпечатки пальцев, а потом, прихватив дипломат, сматывать удочки.
Можно не протирать запястья Кристал. На коже отпечатков не остается, хоть в дурацких телесериалах и утверждается обратное. Надо протереть все, до чего я дотрагивался, когда стянул с рук резиновые перчатки (теперь я их машинально натянул). Я сбегал за тряпкой в ванную и протер изнутри дверь шкафа, дно и на всякий случай, для подстраховки, — наружную ручку.
Конечно, убийца тоже трогал ручку, и, может статься, я убираю его отпечатки. А впрочем, как знать, не исключено, что на нем были перчатки.
Меня это не касается.
Покончив с отпечатками, я отнес тряпку на место и вернулся в гостиную. Хотелось еще разок взглянуть на разочарованную пастельную мадемуазель. Подмигнув ей, я перевел взгляд вниз, туда, где стоял мой дипломат.
Его там не было.
Убийца Кристал Шелдрейк прихватил с собой ее драгоценности.
Глава 3
Со мной всегда так: стоит разинуть рот — и обязательно попадешь в переделку. Но в данном случае были совершенно особые обстоятельства. В конце концов я только подчинялся приказу.
— Открой рот, Берни. Чуть пошире можешь? Вот так. Чудненько. Красота!...
Красота? Как говорится, у каждого свое представление о красоте, и с этим трудно не согласиться. Если Крейг Шелдрейк находит красоту в отвалившейся челюсти и оскаленных зубах — его дело, успехов вам, мистер Шелдрейк. К тому же у меня не самая плохая жевательная оснастка. Лет двадцать назад ухмыляющийся ортодонт поставил мне пластинки для исправления зубов, и благодаря им я здорово наловчился плевать резинкой в одноклассников. Зубы в конце концов выровнялись. А поскольку я бросил курить и пристрастился к отбеливающим зубным пастам, я вовсе не походил на страшилу из фильма «Проклятие желтых клыков». Тем не менее все коренные уже залечены, об одном зубе мудрости храню вечную память, запломбирован канал в левом глазном зубе. Конечно, грех жаловаться, мои зубы уже сколько лет служат мне верой и правдой, не так уж много доставляли хлопот за все это время, но все же восхищаться их красотой — сильное преувеличение.
Стальной зонд коснулся нерва. Я дернулся и промычал, а что еще ждать от человека с чужой пятерней во рту? Беспощадный зонд снова нащупал нерв.
— Больно?
— Угу.
— Небольшое дупло, Берни. Ничего страшного, мы его тут же и залечим. Вот почему важно удалять зубной камень три-четыре раза в год. Ты приходишь, мы быстро делаем рентгеновские снимки, как положено, санируем рот, проверяем все коренные и выявляем маленькие дупла, залечиваем их, пока они не стали большими. Я прав, мой мальчик?
— Угу.
— Панику, понимаешь, подняли из-за рентгена. Конечно, если у тебе беременность, тогда другое дело. Но у тебя-то нет беременности, Берни?
Крейг засмеялся. Что тут смешного? Впрочем, им, дантистам, только и остается, что смеяться над своими шутками, порой медвежьими, неуклюжими, и они радуются как дети, когда такая, с позволения сказать, шутка сваливается, точно куль с мукой, вам на голову. А пациенту в любом случае не до смеха, так что его молчание никого не смущает.
— Пожалуй, я тотчас его и залечу, а уж потом отправлю тебя к Джиллиан: пусть счистит камень. Все будет в полном порядке. Итак, первый коренной внизу справа. Обезболим новокаином, но осторожно, чтоб мозги не онемели. А то некоторые специалисты в нашем тонком деле так обезболят, что шесть — восемь часов собственного языка не чувствуешь. Но тебе повезло, Берни, ты в надежных руках Величайшего Зубного Врача в мире, тебе не о чем беспокоиться. (Довольное кудахтанье.) Разве что о счете, только и всего. (Взрыв смеха.)
— Угу.
— А ну-ка открой рот пошире! Чудненько. Красота!
Пальцами, походившими на отваренные сосиски, Крейг натыкал мне в рот ватных шариков. Потом упер в корень языка изогнутый тюбинг, подсоединенный к длинной резиновой трубке, и сразу послышались хлюпающие звуки.
— Это мистер Слюноглот, — пояснил он. — Так я говорю ребятишкам. Мистер Слюноглот вмиг засасывает всю слюну, чтобы не мешала работать. И с сопливцами я, конечно, больше деликатничаю.
— Угу.
— Так вот, я им говорю, что это мистер Слюноглот, а когда даю окись азота, объясняю, что сейчас они полетят в космическом корабле доктора Шелдрейка. Они и вправду чувствуют себя, как в космосе.
— Угу.
— А сейчас мы высушим десну. — Крейг оттянул мне нижнюю губу и промокнул десну ватой. — Так. Попотчуем тебя бензокаином — это местная анестезия, иголки и не почувствуешь, когда вкачу тебе литр новокаина. (Кудахтанье.) Шучу, шучу, Берни. Тому, кто способен искусно ввести иглу в нужное место, не приходится накачивать пациента новокаином. Ты родился под счастливой звездой, Берни, раз заполучил Лучшего Зубного Врача в мире.
И Лучший Зубной Врач в мире безболезненно ввел мне новокаин, включил бормашину, работающую на высокой скорости, и продолжил свою бесконечную борьбу с кариесом. Боли я и впрямь не почувствовал. Мучительным, хоть и не в физическом смысле, был разговор, который он завел.
Сначала все было хорошо. Начал он издалека:
— Вот что я тебе скажу, Берни. Тебе очень повезло с дантистом. Но это сущая ерунда по сравнению с тем, как повезло мне. И знаешь, почему? Я счастлив, что стал дантистом.
— Угу.
— Счастлив не потому, что гребу деньги лопатой. Тут за мной греха нет. Я честно отрабатываю свои деньги и плату беру умеренную. Плачу добром за добро. Да и само по себе дело очень благодарное. Большинство моих знакомых дантистов поначалу хотели стать врачами в другой области. Не знаю, так ли уж сильно они тяготели к медицинской науке. Просто их родители считали, что врачи прекрасно устраиваются в жизни, потому детей и влекло в медицину. Деньги, престиж и сознание, что ты помогаешь людям. Каждый согласился бы служить людям, имей он такую престижную, хорошо оплачиваемую профессию.
— Угу.
— Говори членораздельно. Берни, я тебя не понимаю (Кудахтанье.) Шучу, шучу, конечно. Как самочувствие? Боль есть?
— Угу.
— Разумеется, нет, наркоз действует. Так вот, все эти парни все-таки предпочли стать дантистами. Может, они не смогли поступить в медицинские колледжи. Многие толковые ребята заваливают экзамены. А может быть, испугались долгой учебы — четыре года колледжа, потом интерном при больнице два года, стажировка. Когда ты молодой, это кажется вечностью. В нашем возрасте другое представление о времени, но тогда уже поздно строить планы, верно?
Мы с ним были примерно одного возраста — ближе к сорока, чем к тридцати, — рано еще паниковать. Крейг — рослый парень, повыше меня — эдак сто восемьдесят два или три. Волосы у него каштановые с рыжеватым отливом, короткие, к тому же он еще ерошит их постоянно. Лицо узкое, усыпанное веснушками; нос длинный, крючковатый; добрые карие глаза, взгляд честный, открытый. Год или два назад он отпустил усы на испанский манер — как у красавцев, рекламирующих одеколоны для мужчин. Они были рыжее, чем волосы, и не то чтобы мне не нравились, но все же хотелось бы, чтобы он их сбрил. Под усами сверкали белизной невообразимой красоты зубы.
— Так вот, многие дантисты жалеют в душе, что не стали врачами, и некоторые даже не делают из этого тайны. А еще полно таких, которые стали дантистами, черт бы их побрал, просто потому, что хотели иметь в руках ремесло, обеспечивающее хорошие деньги, и наше дело их устраивало — сам устанавливаешь рабочие часы, постоянный заработок, никто тобой не помыкает, работа вполне престижная, и все такое прочее. Я вот из таких, Берни, но со мной произошло чудо. Хочешь скажу, какое?
— Угу.
— Я полюбил свое дело. Да, так оно и получилось. Я сразу понял одно — эта профессия решает какие-то людские проблемы. Пусть это не проблемы жизни и смерти, — доложу тебе, это меня еще больше устраивает. Мне бы не хотелось, чтобы мои больные умирали. Пусть хирурги или терапевты переживают драмы. Я лучше возьму на себя такие проблемы, как, например, можно ли спасти больной зуб? Приходят пациенты — мужчины, женщины, я санирую, делаю рентгеновские снимки, и мы на месте решаем, как быть дальше.
Мне даже гукать не пришлось — он так разошелся, что и мнения моего не спрашивал.
— Мне чертовски повезло, что я занят своим делом, Берни. Помню, мы с другом детства решали, кем станем, когда вырастем. Я выбрал зубоврачебную специальность, а он пошел учиться на фармацевта. Казалось, там и учеба легче, и доход в будущем больше. Еще бы — своя аптечная лавка, а повезет, так и не одна, и ты, черт побери, бизнесмен, все в твоих руках! Какое-то время я еще колебался: а не стоило ли и мне пойти его дорогой? Но это продолжалось недолго. Ей-богу, ты можешь себе представить, что я стою за прилавком и торгую тампаксами и слабительным? Нет, Берни, бизнесмен из меня бы не вышел. Я в этом деле ни черта не смыслю. Эй, открой-ка рот пошире! Чудненько. Красота. Нет, я бы себя паршиво чувствовал да и спятил бы от скуки. Я где-то читал, что среди фармацевтов преступников больше, чем в других профессиях. Вроде бы в Калифорнии эту проблему изучали. Интересно, правда это или нет? И вообще, какая женщина захочет спать с фармацевтом?
