Иоанна Хмелевская - Закон постоянного невезения
– Слушай, а это кто? – спросила Элеонора уже в кухне. – Неплохой экземпляр.
– Таксист из бывшей мафии, – вздохнула я. – Как-то раз мне не хватило денег, и я не могла ему заплатить.
– И что?
– Ничего. Появился Доминик и добавил.
– А за каким чертом ты ехала на мафии? Пьяная была или как?
Мне пришлось описать ту сцену, которая со всеми подробностями сидела у меня в памяти, только что подстегнутой на шоссе, правда, благодаря не мафиози, а моей австралийской родне. Элеонора слушала со смехом и сочувствием.
– Хоть какая-то польза от Доминика, – проворчала она. – А кто теперь приезжает?
– Целых пять штук, Боже, смилуйся надо мной, грешной! Бабушка, дядя с тетей и тетя с дядей, то есть не так, подожди, дядя с тетей – это точно, а вторая пара – это мой крестный, брат тетки, с женой.
Может, она мне тоже тетка, не знаю, я в этом родстве запуталась.
– Господи Иисусе! И все они поместятся у тебя в детских комнатах?
– Кому-то расставлю топчан в гостиной. И отдам свою ванную. Сама буду мыться в уборной.
– В унитазе?
– Нет, там есть умывальник и душ. Просто тесновато.
– Да уж, радости у тебя будет – на все сто…
– Даже больше, чем ты думаешь. Мне еще нужно забронировать им гостиницы по всей стране. Потому что они намерены осмотреть Краков, Ченстохов, Гданьск… Ну, Ченстохов по дороге… Я уже не говорю о всяких там Груйцах и Люблинах, это можно обежать за один день.
Элеонора с ужасом смотрела на меня.
– А каким чудом ты сможешь засунуть шесть человек в одну машину? Они что – сами будут ездить?
– Если бы! Только ничего не выйдет, они не умеют водить с обычной коробкой передач. Но одна пара вроде бы пойдет по индивидуальному плану, у них есть какие-то свои идеи, так что остается четыре человека, считая со мной. Хотя, возможно, они будут меняться. А гостиницы нужно им бронировать чуть ли не как для королевы английской или, к примеру, Майкла Джексона. Пару лет тому назад он снял для себя весь «Мариотт» вместе с автостоянкой.
– И ты уверена, что они все это оплатят?
– Я очень надеюсь. Хотя меня мучает мысль, что в Австралии тоже бы платили они, то есть хозяева, а не я, гость. Они бы мне не позволили ни гроша потратить.
– В таком случае поезжай в Австралию, – решительно посоветовала Элеонора. – Ты одна, а их пятеро, а это большая разница.
– Боюсь, что все будет зависеть от того, какое впечатление я на них произведу, – в который уже раз вздохнула я, допивая остатки кофе. – Они все еще рассчитывают на то, что я окажусь человеком ответственным и серьезным, так что это будет последняя проверка.
– Ну, тогда ничего не поделаешь, берись за отели. Гданьск, если хочешь, я могу тебе устроить, я там кое-кого знаю…
2
– Я специально дожидалась Стасичка, чтобы иметь нейтрального свидетеля! – скандалила я на следующий день, кладя на стол свой задаток наличными. – Она дура и сама не знает, что творит!
Элеонора дико протестовала.
– Идиотка, шесть человек в машине, а она еще хочет за это платить! Оставь себе на гостиницы! У нас тут рыба дешевая, твои дети с голода не помрут!
– Ослица, на гостиницы мне и так не хватит! Я же их к тебе привезу, все семейство! Не знаю, едят ли они в своей Австралии какую-нибудь рыбу?!
– Акул, – сухо подсказал Стасичек.
– А здесь будет камбала…
– Акула скорее их сожрет, чем они ее! Два дня – ладно, но ведь не полтора же месяца! Мои дети растут!
– Ну и что? Без этих денег они уменьшатся?
Стасичек, о диво, при виде денег как-то не слишком расцвел. Вроде бы вокруг него даже зарождалась атмосфера, а ведь должна была уже сдохнуть.
Я забеспокоилась. Элеонора, видимо, тоже, так как неожиданно прекратила свои протесты и мрачно замолчала, уставившись в банкноты.
Явно сломив в своей душе какое-то таинственное сопротивление, Стасичек в конце концов выдавил из себя мужественное решение. Значит так – задаток задатком, но мои дети могут к ним приехать и оставаться у них при условии, что не будут выть.
Он сформулировал это как-то иначе, но смысл был именно такой, аналогия с автомашиной сидела в нем, как заноза. Вот скотина, не нашла другого времени, чтобы завыть, как только вчера вечером, без этого адского звука никакие условия ему бы и в голову не пришли.
Ужасно перепугавшись, я поклялась, что мои дети даже голоса не подадут, будут разговаривать жестами. Элеонора, поняв, в чем суть, оживилась и заметила ему, что дети приедут без машины, я их привезу, оставлю и немедленно уеду. Я с огромным энтузиазмом одобрила этот план, подсунув ему идею, что, возможно, в связи с воем следовало бы увеличить задаток. Элеонора на меня рявкнула, но Стасичек воспринял эту идею на полном серьезе. Я добавила сотню, и атмосфера наконец-то сдохла.
На следующий день, став беднее на сто злотых, я отправилась домой.
3
А в тот момент, когда я была еще в дороге и, по всей вероятности, уже подъезжала к Нидзице, некая Михалина Колек переступала порог дома своего обожаемого благодетеля. Он же и ее потенциальный спутник жизни, ибо она все еще не теряла надежды, что ее непреклонное обожание произведет на него нужное впечатление, и рано или поздно он на ней женится. В соответствии с ее несколько туманными представлениями столь сильные чувства не менее заразительны, чем тиф или чесотка, а уж свои вирусы и бактерии она буквально распыляла в воздухе.
Вместе с запахом дезодоранта «Вечерняя Москва».
Добираться до благодетеля Михалине было довольно сложно, поэтому она бывала у него всего два раза в неделю, зато оставалась по меньшей мере па сутки, а то и на двое. Благодаря своему упорству она добилась, что ее стали привлекать для выполнения различных работ по уборке дома, вроде мытья окон, вытирания пыли на облицовке, стирки и глажения, а также пришивания пуговиц. По собственной инициативе, дипломатично и постепенно расширяя сферу деятельности, она получила также почетное право чистить картошку, привозить изысканные продукты питания, которые бывали встречены по-разному, но по большей части критически, готовить и даже подавать кофе и легкие коктейли. А уж вершиной счастья была возможность посмотреть телевизор в одной комнате с ним, независимо от того, что там мелькало на экране.
Более ощутимого счастье ей дано не было, хотя, пользуясь своими ночевками в предназначенной для нее комнате, она всячески старалась показать себя в соблазнительном неглиже, еще интенсивней воняя прелестными ароматами. Однако неглиже не производило на благодетеля ни малейшего впечатления, возможно, потому что состояло из шелкового халата в пол, ядовито-зеленого в крупные розовые, синие и фиолетовые цветы. Учитывая габариты Михалины, оно весьма живо напоминало кое-как обустроенный газон или, скажем, большую клумбу в саду дальтоника, не вызывая при этом особого желания поваляться на травке. К неглиже она носила ядовито-желтые сандалии, подошва и каблуки которых были подклеены войлоком, чтобы ходить тихо и не расстраивать благодетеля грохотом шагов, а из сандалий торчали ногти, пурпурные настолько, насколько это возможно. Под халатом у нее обыкновенно бывали розовые ночные рубашки, богато изукрашенные кружевами, но мог оказаться и тиковый рабочий комбинезон или вообще что угодно, ибо обилие складок сего домашнего одеяния полностью исключало возможность узреть, что находится под ним.
Похоже, Михалина не обладала душой талантливой куртизанки.
Вступила она в эти обожаемые покои ближе к вечеру: приехать пораньше не удалось. Двери она нашла запертыми как обычно, открыла их собственным ключом – самым бесценным своим сокровищем, представляющим собою свидетельство безграничного доверия благодетеля, и сразу же заторопилась на кухню, чтобы незаметно распаковать привезенную с собой снедь. Она закупила разнообразные лакомства, и он мог бы запротестовать, а так она быстренько все приготовит, пока он не видит. Ей вовсе не хотелось, чтобы он вернул ей за них деньги, ведь не ради же денег взялась она за эту работу, да она готова была сама за нее доплачивать!
В доме царила тишина, только где-то далеко, видимо, в его кабинете, шелестело радио. Благодетель не держал ни собак, ни кошек, зато кормил диких животных из недалекого леса – кабанов, серн, белок, иногда даже лисиц, хотя лисиц он не любил, потому как они вроде бы разносчики бешенства.
Входить в сад им не разрешалось, они подходили к сетке, получали свое и затем уходили прочь.
Михалина сделала все, что можно было сделать бесшумно. Она навела блеск в клинически чистой кухне, вытерла и спрятала две чашки, два блюдца и два стакана, которые стояли на сушке для посуды, приготовила ужин, заварила кофе в термосе, вымыла ванную, собрала тряпки, скатерки и салфетки и сунула их в стиральную машину. Все это она проделала как можно тише, чтобы он ее не услышал. Если, не дай боже, он слишком быстро заметит ее присутствие, то велит ей возвращаться домой, но вот если уже будет поздно, то она сможет остаться на ночь.
![Иоанна Хмелевская - Закон постоянного невезения [Невезуха]](/uploads/posts/books/162146/162146.jpg)
![Иоанна Хмелевская - Закон постоянного невезения [Невезуха]](/uploads/posts/books/162392/162392.jpg)
