Иоанна Хмелевская - Крокодил из страны Шарлотты
Вот так, предаваясь философским размышлениям, докурила я свою сигарету, загасила окурок, придавив туфлей из черного крокодила, поднялась и посмотрела в ту сторону, куда убегала тропинка. И помертвела. На тропе, в каких-нибудь двух метрах от меня, ясно освещенная луной, стояла Алиция.
Вообще-то в привидения я не верю, а раз не верю, то и не боюсь. И все-таки мне стало не по себе. Перво-наперво мелькнула мысль, а не нарушила ли я в чем-нибудь последнюю ее волю.
– Сгинь-пропади, бесовское наваждение, – запинаясь, промямлила я на всякий случай. – Кыш-кыш, чур меня, чур…
Слова, заговаривающие от нечистой силы, сами собой пришли на ум, и я сочла их в такой неординарной ситуации наиболее подходящими.
– Ты балда, – отвечала мне на это покойница с нескрываемой укоризной. – Так я и знала, что встречу тебя тут. Извини, конечно, но вела ты себя как последняя идиотка.
После недолгого размышления я вынуждена была признать, что она права. В самом деле, поставить Ибон на первое место!
– Кстати, – заметила я тоже с укоризной, хотя и по возможности корректно. – Раз уж ты на том свете, могла бы по старой дружбе и подсказать. Я не говорю о вифайфе, это, понятно, чересчур, но хотя бы призеров в дерби…
– Дура, – отрезала покойница. – Я на том же свете, что и ты! Не валяй дурака!
Смысл потусторонних ее речей слабо доходил до моего сознания, было лишь понятно, что дух Алиции за что-то на меня гневается. Я чувствовала себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Не каждый день общаешься с потусторонними силами вот так запросто, на короткой ноге, кто знает, какой на этот счет существует этикет.
– Ты зачем заявилась, чтобы попугать меня? – спросила я неуверенно, пытаясь нащупать почву для разговора. – Тогда хочешь, пощелкаю зубами? Мне это ничего не стоит.
– Я заявилась, чтобы сказать тебе, что обманулась в твоих умственных способностях. Или ты успела окончательно поглупеть?
С покойниками наверняка лучше не спорить, хотя, по-моему, она преувеличивала. Я быстро прикинула, не проще ли дать деру, лучше даже с криком, но ноги мои приросли к земле, и оторвать их было все равно что поставить атлетический рекорд. Пришлось занять соглашательскую позицию.
– Точно, поглупела. Скажу тебе больше: если ты возьмешь за правило таким вот манером возникать передо мной, маразма мне не миновать, и очень скоро. Ты вообще-то где обретаешься? На небесах?
– На земле. Хватит валять дурака!.. Постой-ка, ты и вправду не знаешь, что я жива?!
– Знать-то я знаю, только совсем другое, не морочь мне голову.
И тут призрак Алиции изволил развеселиться.
– Ох, не могу, ты это серьезно? Так ты ничего не знаешь? Да жива я, жива, пощупай!
Нет, ну как тут можно окончательно не свихнуться? Собрав всю свою волю, я мужественно устояла на месте, пока призрак приближался. Зачем это мне к ней притрагиваться, наверняка ощущение не из приятных, когда рука твоя проходит сквозь тело, как сквозь воздух, нервы могут запросто сдать. С другой стороны, не обидеть бы ее отказом. У духа, небось, нервы тоже не железные…
Неугомонный призрак сам протянул ко мне руку, и мне волей-неволей пришлось себя пересилить.
Никакой это не воздух! Самая обыкновенная живая, Алиция!!!
– Силы небесные! Так ты жива?! Как же так?! Разрази меня гром, я ведь собственными глазами видела твой труп!!!
– Кстати, о моем трупе, – гневно сказала Алиция, когда мы наконец разжали долгие объятия и обменялись приветственными всхлипами и воплями. – Как ты думаешь, зачем я велела тебе его осмотреть? Сколько раз я тебе говорила, что сердце у меня с правой стороны!
Святые угодники!
Ноги мои стали ватные, и я поскорей уселась на пень. Ну конечно, я слышала это от нее сотни раз! Разумеется, не буквально, но сердце у нее и впрямь было чуть сдвинуто к центру грудной клетки. Во время войны она подхватила туберкулез, и ей сделали пневмоторакс, никаких средств помягче под рукой тогда не нашлось. В результате операции, кстати весьма успешной, и получилось смещение, небольшое, сантиметра на два, которое никак не сказывалось на ее здоровье. И это обстоятельство, такое важное, такое решающее, напрочь вылетело у меня из головы!
– Алиция, секи мою повинную голову! – покаянно возопила я.
– Хорошо, подставляй, – согласилась она с обычным своим рассеянным видом и уселась рядом. – Только благодаря сердцу я осталась жива. Я ведь особо о нем не распространялась, знали только ты да Гуннар. Вот Гуннар – тот сообразил, что это может иметь значение, а ты, недотепа, чуть не похоронила меня!
– И правда, недотепа и есть, – сокрушенно повинилась я. – Помилосердствуй, не добивай меня. А кто тебя выкрал? Понимаю, Гуннар, да?
– А то кто же. Прилетел самолетом, сразу, как получил мою телеграмму…
– Какую телеграмму?
– А ты не в курсе? Я отправила ему телеграмму перед тем, как тебе позвонить. «Morituri te salutant».[7] Я условилась с ним в случае чего телеграфировать, он знал, что у меня неприятности, но не знал какие. «Morituri te salutant» должно было означать, что я выезжаю в Данию, a «Periculum in mora»[8] – что ему надо немедленно прибыть в Польшу, Гуннар, конечно же, перепутал тексты – я-то собиралась срочно где-нибудь укрыться и утренним поездом выехать с Гданьского вокзала.
– А дальше?
– Дальше он явился в Варшаву, поговорил с моим врачом, напоил сторожа и забрал меня из морга. Идея насчет вывоза меня за границу пришла ему в голову, когда он увидел у Гали мою сумку. Ты знаешь, я оставила ее у сестры.
– Знаю, и не только это, но и как тебя переправили в ГДР. А как ты попала в Данию?
– Очень просто, через Швецию. Оттуда ведь въезд свободный. Гуннар оказался на высоте положения и ради такого случая даже поступился своей законопослушностью. Ничегошеньки не понимал и только па нически боялся, как бы меня не укокошили по второму заходу, уже бесповоротно. Наверно, я все-таки выйду за него замуж, – добавила она со вздохом.
– И правильно, – одобрила я. – Такая самоотверженность!
Я потискала ее еще раз, чтобы избавиться от последних сомнений. Слишком велико было потрясение.
– А когда ты очнулась? И вообще – как ты себя чувствуешь?!
– Отлично. Особенно на свежем воздухе. Когда очнулась? Дай сообразить, если окончательно – то недели две назад, а вначале долго не могла понять, на каком я свете. Хотя рана сама по себе оказалась не опасной, сердце не затронула, но я вдобавок впала в состояние какой-то мертвецкой спячки, что-то вроде анабиоза. Да и холодильник, то бишь морг, сыграл свою роль, надо сказать, благотворную. Останься я лежать в тепле, не миновала бы участи скоропортящегося продукта. А потом меня, как только выкрали, стали лечить – на дому у моего врача, кабинет у него оборудован по последнему слову. Говорят, я родилась в рубашке, эта твоя микстура вместе со снотворным вызвала эффект наподобие летаргии. Так что все, как видишь, обошлось.
– А здесь что было?
– А здесь Гуннар, натерпевшись за меня страху, поместил меня в клинику под чужой фамилией. В общем, та еще история. Он подозревал всех подряд, в том числе собственного брата и мою сестру. Потому-то, кстати, и стащил мою сумку, когда она попалась ему на глаза. Да как стащил, ты только послушай! Хватило ума выставить ее на лестницу.
– Серьезно?!
– Сказал Галине, что идет за носовым платком, вышел в прихожую, взял сумку и вынес ее на лестницу.
Хорошо, что мимо ни одна душа не проходила, там ведь деньги лежали.
– Только датчанин способен на такую наивность! – ужаснулась я и снова ее пощупала. – Ему крупно повезло. А кто доводился супругом твоему трупу?
– Мой врач. В последний момент он сошел с поезда. А в Берлине уже ждал Гуннар, после выматывающей поездки через Юстад и Варнемюнде. Просто чудом успел. Не могу сказать, что после всех этих пертурбаций я зауважала нашу милицию, – поморщилась она.
– А при чем здесь это? – удивилась я. – Тебе хотелось, чтобы его поймали? Чего придираешься?
– Милицейский врач похоронил бы меня за милую душу!
– Ну, положим, сначала он бы тебя за милую душу искромсал, – постаралась я сохранить объективность. – А к нашим ментам не придирайся, твою смерть констатировал врач скорой, какой-то молокосос. Что ему оставалось делать? Ты была вся ледяная, как вечная мерзлота, я собственноручно тебя пощупала, никаких признаков жизни проявлять не удосуживалась, зато дырку от шампура врач сразу обнаружил. Будь у тебя все как у людей, тогда пожалуйста – предъявляй претензии, а так виноватых нету, любой другой на твоем месте окочурился бы. Кстати, милицейского врача вообще не было.
– Как это не было? – возмутилась Алиция. – Выходит, они на меня просто наплевали? По какому такому праву?
– Пути Господни неисповедимы, – философски заметила я и рассказала ей о невероятных приключениях доктора Гржибека. Вообще-то Гуннар сделал все правильно, подумать только, ведь если бы доктор Гржибек не гонялся за быком, если бы констатировал, что жертва жива, Алицию поместили бы в больницу и тогда Кароль Линце смог бы довести свое черное дело до конца. Уж как-нибудь добрался бы до нее, да хоть с помощью сестры…
