Людмила Милевская - Джинн из консервной банки
Ольга едва не лишилась чувств. Это был страшный удар. Было очевидно, что для бизнеса кошечка потеряна. Ольга даже не стала ее ловить и, обреченно махнув рукой, потопала обратно к своему кварталу, омывая слезами потерю и придумывая байку для матери. А темпераментная кошечка осталась на улицах Парижа, еще долго услаждая собой хулиганов.
С тех пор на бизнесе Ольга поставила жирный крест, частенько вспоминая тот злополучный эксперимент с ушастой кошечкой. Вспомнила его она и теперь, едва Марина завела речь о бизнесе.
– Знаешь сама, что бизнес не для меня, – примирительно сказала Ольга. – Но и дождаться не могу, когда ты, наконец, угомонишься.
– Скоро, дорогая, очень скоро, – ответила Марина. – Ты даже представить себе не можешь, сколько пользы извлечешь из моей деятельности.
Ольга залпом выпила кофе, вернула чашку подруге и сердито сказала:
– Холодный.
– Сама виновата. Приказала подавать в пиалах, в них кофе быстро остывает. От кухни до солярия далеко, пока дойду…
– Ладно, дело не в этом, – отмахнулась Ольга. – Я о другом. Мне нельзя больше одной оставаться. Это опасно. Со дня на день могут начаться роды, а тебя нет под рукой.
– Но я же не врач, – удивилась Марина.
– Ах, пожалуйста, замолчи. Прекрасно понимаешь о чем идет речь.
– Дорогая, я думаю только о тебе.
– Не надо обо мне думать. Неужели не понятно, что я скучаю одна в этой дыре. Здесь даже поговорить не с кем. Эта мадам Песси, эта старая грымза…
Марина протянула подруге газеты.
– Что это?
– Пресса.
– Вот именно, – успокаиваясь проворчала Ольга. – Единственное развлечение.
– А телевизор?
– Да, все как у старой девы. Осталось еще диванную собачку завести.
Ольга развернула газету и демонстративно углубилась в чтение, давая подруге понять, что разговор окончен. Но Марина не ушла.
– Ничего, дорогая, потерпи немного. Скоро мы не расстанемся ни на минуту, – сказала она. – Скоро в нашем доме будет счастливый шум-гам: детский плач, памперсы, пеленки, агу-агу. Я уже нашла чудесную няню. Рекомендации великолепные.
Ольга оторвалась от чтения и гневно выкрикнула:
– Не заговаривай мне зубы! Никуда ты сегодня не поедешь!
– Олюшка, не дури, – взмолилась Марина.
– Нет! – отрезала она.
– Но это же грозит нам…
– Нет! Сказала «нет», значит нет! Надоело мне сидеть одной!
Ольга вновь демонстративно погрузилась в чтение, но вскоре ее отсутствующий взгляд сосредоточился и начал излучать интерес. Она опустила газету и задумчиво посмотрела на Марину.
– А впрочем, – вдруг сказала она, – поступай как знаешь, я тебя больше не держу. Можешь ехать хоть прямо сейчас. Так даже лучше, раньше освободишься от своих дурацких дел, раньше вернешься.
Марина обрадовалась неожиданной перемене настроения подруги.
– Не своих, – воскликнула она, – не своих, любовь моя, а твоих дел.
Она чмокнула Ольгу в щеку и ласково заглянула в ее подобревшие глаза:
– Ты не сердишься?
– Уже нет.
– Тогда я поехала?
– Ладно уж, – усмехнулась Ольга, – поезжай. Только возвращайся поскорей.
Едва за Мариной закрылась дверь, Ольга сорвалась с места и, раскинув руки, закружилась.
– Я счастлива! – кричала она. – Счастлива!
Дав волю своим эмоциям, она позвонила в Марсель, и начала тщательно, но торопливо «чистить перышки». Первым делом рассмотрела себя в зеркало и осталась недовольна.
– Воистину, – воскликнула она, – утренний макияж в моем возрасте – это восстановление лица по черепу. Но не будем сдаваться.
Тронув ресницы тушью, щеки – пудрой, а губы – помадой, Ольга посвежела и, подмигнув себе в зеркало, констатировала:
– Не так страшна женщина, как она себя малюет. Тут главное не перестараться, что я, похоже, сделала. Ну да ладно. Главное не опоздать!
Она была к себе снисходительна, хорошее настроение к этому располагало.
– Надо же, какое счастье, он во Франции, он уже рядом, – радостно приговаривала она, бегая от туалетного столика к гардеробу.
На сборы Ольга отвела себе удивительно мало времени, и уже через час она ехала в Марсель, с трудом сдерживаясь, чтобы не превысить скорость. Промелькнул указатель на Сан-Тропе. Дальше дорога стала свободней.
«Ах, как долго, как долго, – нервничала она. – Я умру от нетерпения».
Но Ольга не умерла. В Аэропорту Марселя она припарковала свою машину у самого терминала, решив сначала выяснить какие рейсы сегодня прилетят из Парижа. Но этого не понадобилось. Тот, к которому она так спешила, легкой пружинящей походкой уже шел навстречу, изысканный и элегантный, свежий и благоухающий. Ольга залюбовалась его тонкими одухотворенными чертами лица, его высокой изящной фигурой, его костюмом, как всегда безупречно сидящем на гибком и сильном теле.
– Ну здравствуй, Луи, – по-французски сказала она и порывисто протянула ему обе руки.
Жаррон на секунду растерялся, остановился, удивленно глядя на Ольгу, но, мгновенно осознав важность события, радостно схватил ее руки и страстно прижался к ним губами.
– Ольга! Здравствуй! – воскликнул он. – Не верю глазам, какое счастье! Откуда ты здесь?
– Встречаю тебя…
– Но откуда ты здесь? Я о встрече и не мечтал, думал ты в России.
– А я уже несколько месяцев во Франции. Жутко соскучилась.
– Но как ты узнала, что я прилетаю в Марсель? – не переставал удивляться Жаррон. – Я лишь недавно вернулся…
– О, это было просто, – не дала ему договорить Ольга. – Ты теперь знаменитость.
– О, да.
Она протянула ему газету и пояснила:
– Здесь сообщается, что сегодня ты прилетаешь в Марсель, а завтра будешь открывать свою выставку. Удовлетворен?
Жаррон растерялся:
– Неужели ты ждешь меня здесь с утра?
Ольга рассмеялась:
– Ты невероятен, дорогой.
Она встала на цыпочки и, нежно чмокнув Жаррона в щеку, шутливо спросила:
– Милый Луи, почему мужчины не хотят признавать присутствия элементарного здравого смысла у женщин? Пара звонков, и вся нужная информация получена. И вот я здесь.
– Это просто чудо! – восхитился Жаррон. – Я даже мечтать не мог о таком! Это счастье! Но завтра я улетаю в Париж. Ты со мной?
«Марина вернется через несколько дней, – подумала Ольга, – значит можно смело соглашаться».
Она с улыбкой сказала:
– Конечно, дорогой.
Они сразу отправились в отель. Всю дорогу Ольга рассказывала о своих злоключениях.
– Надо же?! Сколько событий произошло за это время! – воскликнул Жаррон, входя в номер. – Значит ты трижды вдова и теперь богата?
– Не просто богата, а очень богата, немыслимо! Но не это важно, – усмехнулась Ольга.
Он изучающе уставился на нее:
– А что же важно?
– То, что я тебя люблю.
Он обнял ее:
– Своевременное признание. Ты так долго молчала, что начал уже сомневаться.
– Но я не услышала твоего признания, – слегка отталкивая его, воскликнула Ольга.
Он притянул ее к себе и, с нежностью глядя в глаза, прошептал:
– О моих чувствах нужно говорить очень долго. Полагаю, у нас впереди много времени?
– Безусловно, – кивнула она.
– Выпьем шампанского за нашу встречу?
Он глянул на часы:
– У меня в запасе целый час, а потом, уж извини, любовь моя, я должен заняться делами.
– Понимаю, – ответила Ольга, расстегивая песцовое манто и становясь к нему спиной.
Жаррон помог ей раздеться.
– Надеюсь ты не против моего присутствия на открытии выставки? – воскликнула она и повернулась к нему лицом.
Жаррон замер от удивления, остолбенел. Взгляд его остановился на животе Ольги. Та усмехнулась и открыла сумочку.
– Мы так давно не виделись, что твое изумление вполне понятно, – сказала она, доставая листок бумаги. – Вот, прочти и сразу же все поймешь.
Это была справка врача, определяющая примерную дату зачатия ребенка. Художник быстро пробежал документ глазами и растроганно уставился на Ольгу.
– О-ля-ля! Значит я скоро буду отцом? – воскликнул он. – Ты чудо! Родная! Сейчас сойду с ума!
– Надеюсь, от счастья, – рассмеялась она.
– Конечно! Конечно!
Жаррон схватил Ольгу на руки закружил по комнате.
– Ах, оставь меня! Перестань! – радостно отбивалась она.
– Мы поженимся? – спросил он, возвращая ее на пол. – Теперь ты свободна, мы можем пожениться.
