Людмила Ситникова - Не откладывай убийство на завтра
– Явился наконец, а мы уж и не ждали, ты в аптеку в Америку ездил?
– Просто заболтался с ребятами.
– Заболтался он, бабка умирает, а он треплется невесть с кем, давай таблетки!
– Я не купил.
– Как? Почему?
– Их нет.
– Что за бред, они должны продаваться в каждой аптеке!
– Мне сказали, таблеток «Злой батя» не существует.
Ангелина схватилась за голову.
– Какой, к чертям собачьим, злой батя?! При чем здесь батя, я же тебе сказала – мне нужен ПАПАЗОЛ!
– Ах, да… точно, – Артемка удалил себя ладонью по лбу, – папазол, я и забыл!
– Это не ребенок, а сплошное наказание, в кои-то веки бабка попросила его об одолжении, а он….
– Ангелина Дормидонтовна, не волнуйтесь, я сейчас сбегаю в аптеку, – сказала Катка.
Старуха хмыкнула.
– Смотри сама не перепутай… Злой батя, это ж надо такое придумать, – она покосилась на внука. – Чего встал, иди мой руки и садись за уроки!
Взяв две пачки папазола, Копейкина хотела было отойти, как вдруг внимание ее привлекла серебристая упаковка таблеток на витрине. Прищурившись, Катка прочитала название и обратилась к фармацевту:
– Простите, можно мне еще доктолаптин?
– Рецепт давайте.
– У меня нет.
– Он продается строго по рецептам.
– Это когда ж таблетки от головной боли стали продавать по рецептам?
– От головной боли, вы о чем?
– А разве доктолаптин – не болеутоляющее?
– Он помогает от головной боли так же, как свекла – от глухоты.
Ката раскрыла рот:
– А от чего он?
– Ну зачем вам, если вы даже не знаете? Говорю, от боли это не поможет.
Копейкина отступать не собиралась.
– Можно прочитать инструкцию по его применению?
Скорчив недовольную гримасу, аптекарша протянула Катке бумажку.
Копейкина пробежалась глазами по инструкции. Оказалось: доктолаптин применяется при острых и хронических формах шизофрении, маниакальных психозах и прочих психотических состояниях. К тому же у данного препарата была масса побочных эффектов: спутанность сознания, сонливость, нарушение аккомодации, слабость.
Пребывая в сомнамбулическом состоянии, Катка, вернув провизорше инструкцию, покинула аптеку.
Придя домой, она застала Ангелину Дормидонтовну, игравшую с Марго в лото.
– Вот ваши таблетки.
– Спасибо, уже не надо, Рита пришла, и у нее оказалась целая упаковка.
Ката кивнула.
– Будешь с нами играть?
– Нет, я выпью кофейку и прилягу, – отказалась Катка.
– Плохо себя чувствуешь?
– Устала.
Катарина открыла банку кофе, краем уха слушая возгласы Ангелины.
– Сервиз! – вещала бабка.
Копейкина не удержалась:
– А сервиз – это какая цифра?
– Шесть.
– Почему?
Ангелина нацепила скорбное выражение лица.
– У меня был кофейный сервиз неописуемой красоты. Я его доставала лишь по праздникам, он состоял из шести чашечек и блюдец приятного светло-бежевого цвета. Так вот, мой любимый зять переколотил его к чертовой матери, я тогда чуть с ума не сошла.
– Мама, прошло сто лет, сколько можно вспоминать?
– Не сто, а десять, и вспоминать я буду об этом, пока не умру!
Марго махнула рукой:
– Ладно, давай дальше.
Ангелина засунула руку в мешочек с бочонками.
Катарина взяла чашку, как вдруг… рука ее ослабела, чашка, ударившись об пол, раскололась на мелкие кусочки.
– Идиотка! – закричала Катарина.
– Кто идиотка, я? – Ангелина Дормидонтовна сузила глаза.
– Я… я – самая настоящая идиотка, дура и кретинка!
– Ты в порядке? – Марго достала веник и, заметая осколки, с опаской поглядывала на подругу.
– В полном порядке, в полнейшем!
– Что с ней, никак тронулась?
– Мама!
– Чего мама… мама… Помнишь тетю Полю, она так же сидела дома, пила чай, а потом вдруг – бац и давай пирогами во все стороны бросаться с криками: «Получайте, фашисты поганые!»
– Тете Поле было девяносто три года, и она перестала дружить с головой еще в конце шестидесятых.
Закрывшись в спальне, Катка села на кровать.
– Как я могла забыть, как?! Нет мне прощения! Если бы я сразу обратила внимание на эту деталь, удалось бы избежать многих проблем.
Копейкина качалась из стороны в сторону.
Сервиз… ну конечно же, сервиз! Перед ее глазами всплыла отчетливая картинка: вот она, Катка, в платье служанки, выслушивает указания Ручкина. Затем приходит Лилиана, требует, чтобы ей принесли кофе. Кофе, как ни странно, принесла Марина, но Серебрякова, заявив, что она ненавидит горячий напиток, поставила его на тот самый поднос, где покоилась чашка кофе, предназначенная для героини Татьяны! Катарина вспомнила: чашка Серебряковой была бледно-бежевой, тогда как для сцены с Карповой приготовили белую чашку. Когда Лилиана попросила отнести кофе в гримерку, вторая помощница режиссера по ошибке взяла белую чашку, ту самую, из которой должна была выпить свой напиток Карпова. Катарина очень хорошо помнила: взгляд ее был сконцентрирован на чашке бежевого цвета, на чашке… Серебряковой!
– Выходит, яд был в кофе Лилианы?!
Дрожь пробежала по ее телу, правое верхнее веко задергалось от нервного напряжения.
Ожил сотовый.
– Слушаю.
– Катарина?
– Да, кто говорит?
– Идея Карповна.
– Что случилось?
– Катарина, приезжай ко мне домой.
– Зачем?
– Ты знаешь!
– Понятия не имею.
– Прекрати, не надо играть в игры, тебе ведь известна правда?
«Я ее только что узнала», – пронеслось в Каткиной голове.
– Да, – тихо прошептала Катка, – известна.
– И мне известна, поэтому приезжай, нам есть о чем поговорить… Я так понимаю, мой домашний адрес у тебя имеется?!
Из квартиры Ката вышла сама не своя. Тревога нарастала с каждой минутой, пока наконец она не оказалась у двери гримерши. После третьего звонка на пороге возникла Идея Карповна. Выглядела женщина неважно, если не сказать больше. Отекшее лицо, посиневшие губы, отяжелевшие веки свидетельствовали о недавних рыданиях. Черные круги под глазами показались Катке неестественными, она, грешным делом, решила – уж не грим ли это?
Кивая в сторону кухни, Идея прохрипела:
– Проходи.
Юркнув в крохотное помещение, Ката опустилась на табурет.
– Рассказывай, что тебе известно? – вопрос Идеи прозвучал в приказном тоне.
– Я знаю: яд предназначался не для Карповой, а для Лилианы. Марина хотела отравить Серебрякову, но произошла путаница с чашками!
Идея кивала:
– Все верно, действительно, умереть должна была Серебрякова.
– Вы знали, вы все знали?!
– Я узнала слишком поздно, когда уже ничего нельзя было исправить.
– Марина травила Лилиану таблетками, я однажды столкнулась с ней в коридоре, и у нее выпала из кармана пачка доктолаптина. Тогда она сказала, что это таблетки от головной боли, но сегодня в аптеке я выяснила…
Закрыв лицо руками, Идея разрыдалась.
– Господи, господи!..
– Идея Карповна, откуда вам известно, что Марина – убийца?
– Идем, – гримерша встала.
Подойдя к дверям большой комнаты, Идея пропустила Копейкину вперед и включила свет. В спальне на просторной кровати покоилась Марина. Помощница режиссера лежала на спине с закрытыми глазами и с вытянутыми вдоль тела руками.
– Как она здесь оказалась? Она спит?
– Спит… Она заснула, и уже никогда больше не проснется.
– Никогда?!. Я…
– Марина мертва!
Катка прижалась спиной к стене.
– Ты разве не знаешь, кто такая Марина? – Идея бросила на Катарину взгляд, полный отчаяния.
– Идея Карповна, почему Марина умерла и… как она оказалась у вас дома?
– Это не только мой дом, еще это дом Марины, она… она… Марина – моя дочь!
– Что?!
– Дочь, оказавшаяся безжалостной убийцей. Никто и ничто не могло остановить Маринку, она жаждала убить свою мать.
– Вас?
– Нет.
– Вы же только назвались ее матерью…
– Тридцать шесть лет она называла меня мамой, с младенческого возраста я всегда находилась рядом с ней. Ни у кого даже мысли не возникало, что она – приемная дочь…
– Приемная?
– Настоящие родители Марины – Лилиана Серебрякова и Любомир Круглов! Те самые люди, которых она ненавидела больше всего на свете… Безусловно, в этом присутствует и моя вина. – Идея Карповна начала сотрясаться в рыданиях.
– Ничего не понимаю, – Катарина бессильно опустилась на корточки, сползая спиной по стене.
– Я не могла… понимаешь, не могла допустить, чтобы она оказалась в тюрьме! В то же время я не могла допустить, чтобы Марина оставалась на свободе. За все злодеяния ей досталась легкая смерть, – Идея Карповна подошла к журнальному столику. – Я убила дочь, но я не жалею об этом.
Ката заметила на столе шприц и ампулу.
– Вы…
– Укол… укол, несущий смерть, одно мгновение – и все кончено, она не мучилась.
Копейкина почувствовала сильную головную боль.
– У меня есть час времени, – продолжала Идея, – для того, чтобы рассказать, как, а главное, почему Маринка превратилась из тихой, спокойной женщины в жестокую преступницу. – Взглянув на безжизненное тело дочери, Идея Карповна выключила свет. – В кухне мне будет легче…
