Дарья Калинина - С царского плеча
— Виссариона все любили, и, конечно, состязаться с ним мой Иеремия не мог.
Прекрасно сознавая это, Вирсавия также понимала, что у нее есть мощное орудие в борьбе против Виссариона. У нее имелась запись акта прелюбодеяния, который она сняла через окно, когда любовники предавались запретной любви во время одного из молитвенных бдений отца Захария.
В комнате у Виссариона, обставленной очень аскетично, на окнах даже не было занавесей. А кровать находилась прямо под большой лампадой, и это позволило Вирсавии сделать запись, на которой лица любовников были вполне узнаваемы.
Вирсавия уже давно заполучила в свои руки это превосходное оружие против двух сильных фигур в поселке, но все никак не могла найти ему подходящего применения. Но тут она сообразила, как может избавиться от Виссариона, возможно, даже не прибегая к насилию.
— Я пригрозила Виссариону, что если он не уберется мгновенно и добровольно, то я покажу людям это постыдное кино. Тогда будет опозорен не только он сам, но и Людмила, и ее семья. Наследовать власть ему все равно не удастся. И кроме того, наказание его самого и Людмилы будет ужасающим.
И Виссарион послушался мерзкой бабы. Он покинул поселок на Лешкиной машине, ключи от которой тот сам отдал ему по требованию отца Захария. Вот только Виссарион не успел передать ключи своему отцу, оставил их при себе. И желая бежать как можно быстрее, он без спроса воспользовался машиной брата.
— И что было дальше? — произнесла Мила охрипшим голосом.
Теперь, когда речь дошла до убийства Виссариона, в ее голосе послышались по-настоящему взволнованные нотки. Да, смерть мужа принесла Миле печаль, но в то же время она почувствовала и облегчение тоже. А вот смерть своего любовника — Виссариона женщина оплакивала куда искренней. Видимо, не только телесная похоть и грех связывали этих двоих. Между ними было настоящее чувство.
И любовь их была настолько сильна, что заставила их преступить все запреты. Мила — жена праведного старца, от которой требовалась такая же праведность. И Виссарион — старший сын и приобщенный к служению Господу. То есть люди, для которых сама судьба предназначила иные цели, загорелись столь сильным взаимным чувством, что оно устранило между ними все преграды.
— Мы долго сопротивлялись этому чувству, — глухо произнесла Мила, словно оправдываясь.
— Знаю, — хмыкнула Вирсавия.
— Знаешь?
— Я давно за вами слежу. Знаю все ваши встречи наперечет. Притворялась спящей, а потом шла за тобой.
— Зачем? — поразилась Мила.
— С самого начала, как только брат взял тебя себе в жены, я поняла, от тебя будут проблемы. Мужа своего ты не любила, Бога не боялась. И Виссариона — это ведь ты соблазнила! Я видела, какие взгляды ты на него кидала, когда еще сама была маленькой девчонкой! Это ты его соблазнила. Он бы сам никогда не осмелился преступить запретную черту.
— Пусть и так, — мотнула головой Мила. — Но я хотела все исправить. Я требовала от Виссариона решительности. Я говорила, что, если понадобится, мы должны будем совсем уйти из поселка. Говорила, что если он боится гнева Господа, то надо сказать Захарию правду, чтобы тот отпустил меня. Сам-то Захария ни о чем не догадывался. Дар прозорливости, якобы ему врученный Господом, чаще всего был основан на тех сведениях, которые мужу удавалось раздобыть тем или иным способом.
— Он был твой муж перед Богом!
— Но супружеские отношения между нами прекратились много лет назад. Если бы ты знала, как Виссарион мучился все последнее время. И смерти он точно не заслужил. А ты его взяла и убила! Ведь это же ты сделала?
— Я!
И снова в голосе Вирсавии прозвучала мрачная торжественность. Она ничуть не раскаивалась в содеянном, ибо вновь оправдывалась заботой о своем сыне.
— Виссарион получил по заслугам. Он был виноват, что не устоял перед соблазном. А ты…
Все ожидали, что Вирсавия начнет проклинать Милу, но та лишь произнесла с едва заметным сочувствием в голосе:
— А могла бы выбрать себе в любовники кого-нибудь другого.
— Ах, Вирсавия, — зарыдала Мила. — Не нужен мне был никто другой! Я ведь одного Виссариона любила с тех пор как себя помню! С ним я мечтала быть, а не с его отцом!
— Не вой, — неодобрительно поджала губы Вирсавия. — Услышат еще!
Мила стала рыдать потише. Наверное, слова Вирсавии напомнили ей о том, что тут есть посторонние уши. И этим ушам крайне необходимо узнать подробности и второго убийства, совершенного злодейкой.
— Вирсавия… — всхлипывая едва слышно, произнесла Мила. — Расскажи мне, как он умер? Как умер мой Виссарион?
— Мы договорились встретиться с ним в лесу, неподалеку от поселка. Я так велела ему поступить. Он ждал меня и обрадовался, когда я пришла. Думал, что я сообщу ему новости о том, что произошло после его бегства в поселке.
— А ты вместо этого его убила.
— Он не мучился особо. Я ударила его заточкой в шею, как и его отца. Но Виссарион оказался крепче. Он вырвал заточку из своей раны и даже погнался за мной, да только силы оставили его быстрее, чем меня. Однако напугал он меня изрядно, назад я уже не вернулась.
Видимо, умирая, Виссарион бессознательно продолжал сжимать в своей левой руке заточку, которую вырвал из раны. Стремясь догнать преступницу и покарать ее, он неосмотрительно потратил последние отведенные ему для жизни мгновения.
— Я знала, что так и будет. Что он будет слушаться меня во всем и я смогу сделать с ним все, что захочу. Как только он увидел снятое про вас двоих видео, он сделался мягок и податлив, как овечка. Он действительно сильно любил тебя, Людмила. Но у вас все равно ничего бы не получилось. Он был слишком чист. А ты… а ты слишком развратна для такого человека.
И тогда Людмила не выдержала. Издав настоящий звериный рев, она кинулась на Вирсавию. Но та была наготове, и между женщинами завязалась жестокая схватка. Понимая, что исходом ее может стать смерть одной из соперниц, друзья полезли наружу. Они чувствовали, что им следует поторопиться — от Вирсавии можно ожидать любого подвоха.
Они оказались правы. Когда Кира с Лесей оказались в помещении, Вирсавия уже выхватила из кармана очередную заточку. Видимо, это оружие настолько полюбилось женщине, что она собиралась воспользоваться им и в третий раз.
Лисица, который двигался первым, успел в самый последний момент. И когда смертельно опасное острие уже коснулось кожи на шее Людмилы, он схватил Вирсавию за руку.
Глава 17
С арестом Вирсавии закончилось и все это дело. В ее задержании участвовали все сыщики, но сила, вселившаяся в эту женщину, оказалась столь велика, что всей компанией они едва с ней справились. Мурашов, двое его помощников, Эдик с Лисицей и даже подруги навалились на Вирсавию все вместе, но она все равно продолжала трепыхаться, даже когда схватка была проиграна ею окончательно.
Нечего было даже и сомневаться в том, что если бы помощь не подоспела вовремя, то Мила отправилась бы следом за своим мужем и любовником. Может быть, им троим наверху или где уж они там оказались и было бы веселей, но все же друзья искренне радовались, что Мила осталась вместе с ними среди живых.
— Тебе еще рано умирать, — утешили они рыдающую женщину. — Тебе еще улыбнется в жизни счастье.
Пройдет время, старые сердечные раны затянутся. И может случиться и такое, что Мила встретит человека, который был предназначен ей в мужья. Тогда соединятся они друг с другом без всяких сложностей и угрызений совести, которые сильно мешали быть ей счастливой с Виссарионом.
Успокоившись, Людмила и сама это признала.
— Даже останься он жив, вряд ли у нас с ним могло быть общее будущее. Вирсавия говорила чистую правду. Виссарион слишком долго был назареем, чтобы ради меня одной забыть об этом навсегда. Да, он поддался соблазну, не устоял, но Вирсавия права, он не мог быть счастливым со мной так, как был бы обычный человек.
Теперь, после осознания всего этого, Миле было легче примириться с утратой мужа и любовника. Впрочем, с кончиной старца и Виссариона, арестом Вирсавии, вся власть в поселке перешла в руки Лешки — ее родного и любимого сына. Именно его согласились признать своим новым предводителем жители Зубовки.
Хорошо это или плохо, на пользу пойдет людям такое их решение или же во вред, пока что сказать трудно. Лешке не хватает силы духа, праведности, решительности и прочих неоценимых качеств своего отца. Зато он более мягок к людям и уступчив, что тоже немаловажно. И начало своего правления Лешка обозначил тем, что вернул Илие и Ахель их дом, переписав его на имя супругов.
Впрочем, другие жители Зубовки об этом ничего не знали, поэтому о своих правах заявлять не стали и остались простыми арендаторами занимаемых жилищ.
Лисица не выдержал и по этому поводу сказал:
