Элизабет Питерс - Неугомонная мумия
– Что за черт, Пибоди? Да здесь кто-то копает!
– Разумеется, Эмерсон.
– Да я вовсе не этого неумеху де Моргана имею в виду. Взгляни, раскопки-то совсем свежие.
Я пожала плечами:
– Возможно, кто-то из жителей деревни роется втихомолку.
– Под носом у де Моргана? Впрочем, французик не заметит, даже если пирамиду утащат.
– Мсье де Морган очень решительный человек, – вступился за своего приятеля Рамсес. – Все арабы его боятся.
Эмерсон хмуро покосился на родное чадо.
– Они боятся местного полицейского и хлыста, Рамсес, а вовсе не какого-то там де Моргана. Кстати, англичане никогда не прибегают к таким угрозам.
Эмерсон умолк, поскольку мы наконец добрались до места основных раскопок. Рабочие лежали в теньке, наслаждаясь полуденным отдыхом. Мсье де Моргана нигде не было. Нам сообщили, что он у южной каменной пирамиды вместе со своим гостем.
Де Моргана мы застали за обедом. При виде стола, покрытого льняной скатертью и уставленного тончайшим фарфором и сверкающим хрусталем, Эмерсон забулькал. Я же не обратила ни малейшего внимания ни на сервировку (очень изысканную), ни на свирепый клекот супруга – глаза мои пожирали пирамиду.
Эмерсон тем временем ярился:
– Как можно бросать рабочих без присмотра! Да они все находки прикарманят!
– Но, mon vieux[17], – отозвался де Морган, подкручивая усы, – вы ведь сейчас тоже не присматриваете за своими рабочими.
Эмерсон расправил плечи:
– Мы были на похоронах! Полагаю, вы слышали о загадочной смерти одного из наших людей?
– Должен признаться, – надменно сказал де Морган, – меня мало интересуют дела аборигенов.
– Он был не из местных, – вмешалась я, с трудом отводя взгляд от пирамиды. – У нас есть основания полагать, что покойный был закоренелым преступником и входил в шайку, промышляющую древностями.
– Преступником? – улыбнулся мсье де Морган. – Вы упорствуете в своих интересных фантазиях, мадам.
– Вряд ли это фантазии, мсье. Нам стало известно, что убитый приходился сыном Абделю. – Я резко повернулась к Каленищеффу: – Вы ведь с ним знакомы?
Но русского было не так-то просто застать врасплох. Выщипанные бровки едва заметно приподнялись.
– Абдель? Что-то такое слышал... Он случайно не торгует древностями?
– Торговал, ваша светлость. Абделя больше нет...
– Ах, да-да, припоминаю! По-моему, ходили какие-то разговоры, когда я в последний раз приезжал в Каир.
– Его убили!
– Правда? – Князь укрепил в глазу монокль. – Боюсь, я солидарен с мсье де Морганом и не питаю нездорового интереса к жизни аборигенов.
Увы, перехитрить Каленищеффа и вытянуть у него признание будет нелегко.
Я вдруг обнаружила, что с трудом слежу за разговором. Детективная лихорадка боролась во мне со страстью к археологии. Когда речь шла о разлагающихся римских мумиях и заурядных черепках, я держала эту страсть в узде, но под сенью одной из самых величественных и больших пирамид в Египте археологический экстаз подхватил меня и закружил в вихре... Впрочем, достаточно... Добавлю лишь, что дыхание мое участилось, а лицо пылало, словно я битый день носилась по раскаленной пустыне.
Мсье де Морган наконец изящно промокнул губы салфеткой и предложил нам кофе. Я послала ему рассеянную улыбку и как бы между прочим проговорила:
– Спасибо, мсье, но я предпочла бы посмотреть пирамиду... э-э... изнутри!
– Изнутри? – Глаза француза расширились от изумления. – Мадам, вы не можете говорить серьезно.
– Миссис Эмерсон никогда не шутит по поводу пирамид, – заметил мой муж.
– Совершенно верно, – с жаром согласилась я, чувствуя, как подрагивают колени.
– Но, мадам... Проходы там темные и грязные, жара...
– Полагаю, они расчищены?
– Да, конечно, но... Там ведь летучие мыши, мадам!
– Мама обожает летучих мышек! – объявил Рамсес.
– Прошу прощения?
– Да-да, они такие симпатичные, – подтвердила я.
– Что ж, если вы настаиваете, мадам, я, разумеется, дам вам сопровождающего с факелом, – с сомнением сказал де Морган. – Профессор, вы не возражаете?
Эмерсон скрестил руки и откинулся на спинку стула.
– Я никогда не возражаю миссис Эмерсон. Это пустая трата времени и сил.
Француз недоверчиво оглядел наше семейство.
– Хорошо, мадам, так тому и быть. В качестве провожатого можете взять с собой сына, – добавил он, покосившись на Рамсеса. – С внутренним устройством этой пирамиды он знаком неплохо.
Эмерсон поперхнулся. Рамсес взирал на меня с выражением куда более загадочным, чем у знаменитого сфинкса.
– Так ты исследовал Ломаную пирамиду, Рамсес?
– Разумеется, мадам, – ответил вместо него мсье де Морган. – Мои люди провели некоторое время в поисках нашего маленького... коллеги. По счастью, один из них видел, как он зашел внутрь, иначе мы могли бы не успеть его спасти.
– Я уже говорил вам, мсье, что вовсе не нуждался в помощи, – обиженно забубнил Рамсес. – В любой момент я мог вернуться тем же путем.
В этом я ничуть не сомневалась. У Рамсеса сверхъестественное чувство ориентации.
– Мне следовало догадаться. Однажды ты вернулся домой и вымылся без напоминания...
Рамсес горько вздохнул.
– У экскрементов летучих мышей очень сильный запах.
– Разве я не запрещала тебе исследовать внутренности пирамид?
– Нет, мамочка, иначе я бы никогда...
– Что ж, раз ты знаешь дорогу, можешь пойти со мной.
Я была страшно сердита на Рамсеса, поскольку не могла наказать его за ослушание – мне даже в голову не пришло запретить ему заходить внутрь пирамид. Это упущение можно было исправить, хотя я не сомневалась, что Рамсес найдет какую-нибудь лазейку для нарушения запрета.
– Рамсес, отныне тебе запрещается входить внутрь пирамиды!
– А с тобой и папой можно?
– Ну... да.
Вход в пирамиду находился на северной стене, в тридцати девяти футах от земли. Благодаря необычному наклону боковой грани подъем оказался не таким уж и трудным: поверхность, издалека выглядевшая гладкой, была испещрена бесчисленными выбоинами и трещинами. Рамсес продвигался вверх с ловкостью обезьяны.
У входа в пирамиду наш провожатый запалил факел и первым ступил в низкий и узкий коридор, который с небольшим уклоном уходил вниз. По мере продвижения в глубь пирамиды воздух становился все более спертым и жарким. Мы медленно, шаг за шагом, спускались в удушливую тьму и наконец оказались в узком, но очень высоком вестибюле, потолок которого терялся во тьме... и в летучих мышах. Над нашими головами пищала и хлопала крыльями живая масса. Пришлось заверить летучих хозяев, что мы существа безвредные и тихие.
Из книг я знала общий план пирамиды. Рамсес показал выход из вестибюля, который находился футах в двадцати от пола. Протиснувшись сквозь узкий тоннель, мы оказались в совершенно восхитительном зале со сводчатым потолком. Я с восторгом озиралась по сторонам: так бы и провела здесь всю оставшуюся жизнь... Но тут наш проводник принялся жаловаться. В своем нытье этот человек был на редкость разнообразен. То, мол, факел горит слишком тускло, то он задыхается, то ногу подвернул и так далее и тому подобное. Честно говоря, мне тоже не хватало воздуха, поэтому я предложила присесть и немного передохнуть.
Мы находились в одном из верхних коридоров рядом с огромным камнем, который прежде закрывал вход, дабы уберечь погребальную камеру от воров. Теперь же камень мог послужить в качестве вполне удобной скамьи.
Таинственная прелесть древней гробницы настолько захватила меня, что я забыла обо всем на свете. Конечно, мы были отнюдь не первыми посетителями пирамиды. За последнее время здесь побывало изрядно археологов, а три тысячи лет назад в залах пирамиды похозяйничали дерзкие грабители, презревшие проклятия мертвых. Когда в 1839 году в Ломаную пирамиду проникли Перринг и Вайз, отважные, но малообразованные исследователи, они нашли лишь щепки, плетеные корзины да несколько мумифицированных летучих мышей. Ни саркофага, ни мумии фараона не было. У хозяина пирамиды, фараона Снерфу, имелась и другая гробница, так что, возможно, он никогда и не покоился здесь, но камеры пирамиды наверняка были полны всевозможными ценностями. Так уж повелось у фараонов – устилать сокровищами свой путь как при жизни, так и после смерти.
Пока я предавалась этим блаженным размышлениям, произошло событие воистину невероятное. Спертый застоявшийся воздух вдруг сменился легким сквозняком, быстро переросшим в настоящий ветер. Стало холодно. Факел ярко вспыхнул и погас. Нас объяла кромешная тьма. Провожатый испустил вой, мрачным эхом прокатившийся по тоннелю.
– Господи, Рамсес! – возбужденно зашептала я. – Мы с твоим папой наслышаны об этом явлении, но я и надеяться не смела, что когда-нибудь нам посчастливится стать свидетелями этого чуда.
