Дарья Донцова - Император деревни Гадюкино
Соня повернулась к Лиде:
– Сколько раз я тебе говорила: она на нас дуется, надо поговорить по душам, а ты лишь отмахивалась: «Ерунда, она переживает из-за смерти папы!»
– Кто же знал, какая чушь царит у нее в голове, – огрызнулась Лида, – нет, она точно разума лишилась! Что за абсурдные обвинения! «Смотрели телевизор!» Мы обязаны интересоваться новостями! А тридцать первого декабря в доме собралась узкая компания, и никаких оргий с фейерверком и буйными танцами мы не затевали. Выпили шампанского, поболтали о пустяках и разошлись.
– Нам следовало быть более внимательными к маме, – всхлипывала Соня, – она в новогоднюю ночь даже не высунулась из своей спальни, сослалась на головную боль. И вообще, это твоя идея!
– Ты о чем? – заморгала Лида. – Компанию мы созывали вместе.
Софья сгорбилась.
– Я говорю о папе. Ты начала тот разговор в гараже, и вот теперь мы расхлебываем его последствия!
Лида вскочила с дивана, постояла мгновение и бросилась к сестре.
– Девочки, брейк! – приказал Максим. – У вас еще будет время подраться в камере следственного изолятора.
– Мы туда никогда не попадем! – взвизгнула Лидия. – Сейчас не сталинские времена!
Соня тихо заплакала.
– А если нас арестуют, то непременно разделят, в одну камеру не сажают тех, кто по одному делу идет. Я умру без Лидочки, я ее люблю, не выдержу без нее...
Лидия обняла сестру.
– Ну, хватит! Дослушаем бред, который мама невесть зачем придумала, и уедем отсюда.
Денис вновь включил временно приостановленный диктофон, и Нина Олеговна продолжала сыпать обвинениями.
Вдове очень хотелось увековечить память мужа, и она решила выпустить диск с его песнями, рассказав всему свету, что рок-певец Малыш и Константин Львович Пронькин – один человек. Нина Олеговна понимала: ни дочери, ни зять не обрадуются ее решению, и тайком обратилась в звукозаписывающую студию. Работа пошла быстро, но Софья с Лидией узнали о планах матери. Разгорелся скандал, и дочери заявили родительнице:
– Папа сошел с ума, а ты ему потворствовала. Он умер, ему уже все равно, а выпуск диска больно ударит по нашей репутации, прекрати немедленно.
Нина Олеговна отказалась, но дочери пригрозили:
– Объявим тебя сумасшедшей, – и мать испугалась: она прекрасно представляла, на что способны ее «безупречные девочки».
С того дня вдову практически никогда не оставляли одну. Лида уволила из дома прежнюю прислугу, которая служила в особняке не один год и была предана хозяйке. Теперь комнаты убирали молчаливые тайки, а на кухне командовала эстонка Кристина, великолепно говорящая по-английски и знавшая по-русски всего два слова: «да» и «нет». Даже садовников заменили таджиками, и побеседовать с ними Нина Олеговна не могла.
Ближе к весне дочери сначала намеками, а потом прямо предложили матери переписать на них всю собственность: банк, дом, участок, денежные вклады. Лидия использовала в беседах такой аргумент:
– Мамочка, ты не имеешь нужных знаний и не можешь руководить сложным финансовым организмом, а нам хлопотно бегать к тебе по каждому поводу за подписью. Если хочешь оставаться юридической владелицей, пожалуйста, но выдай нам генеральную доверенность!
Соня била на эмоции:
– Мамулечка, тебе надо развеяться, забыть о проблемах, теперь мы стоим у руля, наслаждайся садом, пиши новую пьесу к первому января. Кстати, нам нужна генеральная доверенность!
Сестры приводили разные аргументы, но их разговоры в конечном итоге сводились к одному: к бумаге, заверенной подписью.
Но Нина Олеговна отлично помнила о судьбе короля Лира, поэтому коротко отвечала:
– Нет, Константин Львович отдал дело мне, а я уважаю волю мужа.
Спустя некоторое время дочери неожиданно решили затеять ремонт особняка и объявили вдове:
– Через неделю мы переедем в «Виллу Белла», тебе же там всегда нравилось! Мы хотим, чтобы ты не испытывала никаких негативных эмоций.
Нина Олеговна испугалась: похоже, дочери хотят от нее избавиться. Пронькина стала следить за домашними, говорила после ужина:
– Голова болит, пора спать, – и демонстративно уходила в свою спальню, но примерно через час на цыпочках кралась по коридорам особняка, подслушивала, подсматривала и выяснила весь план дочерей.
Он выглядел так. Через несколько дней после того, как Пронькины переберутся на «Виллу Белла», Нину Олеговну одурманят снотворным и увезут на инвалидной коляске в Ларюхино, где и убьют из пистолета выстрелом в лицо. Непосредственным исполнителем должна стать Соня. Чтобы обеспечить себе алиби, дочери расскажут в милиции историю о похищении матери. Якобы им позвонил мужчина, потребовал открыть сейф и принести на лужайку драгоценности Нины. Если криминалисты обнаружат на месте преступления следы пребывания Софьи, дочь даст разумное объяснение: она действовала по приказу преступника. Уголовник якобы очень хитер, он пригрозил раскрыть некие семейные тайны, и Пронькины ему подчинились. Желая получить бриллианты, мерзавец путал следы. То он велел Лиде отдать комплект официантке Светлане, то приказывал Вадиму забрать брюлики и отнести их в элитный ломбард. Версию о похищении нужно сообщить следователям лишь тогда, когда они усомнятся в простом ограблении. Лидия и Софья очень надеялись, что еланские борцы с преступностью не являются суперпрофессионалами. Ну откуда у ментов из небольшого городка возьмется опыт раскрытия хитрых преступлений? В Еланске, скорее всего, простые дела: сели, выпили, схватили ножи, которыми кромсали колбасу, и убили друг друга. Голос Нины Олеговны внезапно стал пронзительно-звонким:
– Вот почему дочери так хотели уехать в санаторий. И то, что не ошибаюсь в отношении их намерений, я поняла, когда увидела отсутствующую на балконной двери ручку в моем номере. Все ясно, это сделали, чтобы несчастная мать в момент нападения не сбежала через балкон. Уж простите, Лидия и Софья, но всякий раз, когда вы лицемерно-ласково желали мне спокойной ночи, я открывала выход на опоясывающую здание лоджию при помощи маникюрных кусачек. Я не могу спать в духоте.
– Просто невероятно, – прошептала Лида, – господи, мама сумасшедшая! Поверьте! Наверное, после смерти отца у нее развилась шизофрения.
Денис не стал выключать диктофон, он прибавил звук, и голос Нины Олеговны легко перекрыл речь дочери:
– Когда люди услышат эту запись, я уже буду мертва. Почему я не пошла в милицию, не рассказала о планах, которые строили коварные дочери, не уехала жить за границу и вообще ничего не предприняла? Жизнь без Константина Львовича потеряла для меня смысл, и я даже благодарна Софье и Лидии, решившим убить меня. Через несколько суток после смерти моя душа отправится искать душу мужа. Мы снова будем вместе. Господь добр и справедлив, он разрешит нам соединиться в вечности и простит мне последний грех. Но убийцы Константина Львовича должны быть наказаны, как божьим, так и людским судом.
Я сделала эту запись и отправила ее в газету. Когда-то в юности я совершила много ошибок, а мой отец в сердцах проклял меня на иконе. Олег Серафимович скончался, так и не простив меня, и я долгие годы ощущала на плечах груз отцовского гнева. Помня о своей глупой юности и моральных мучениях в зрелости, я пыталась воспитать детей правильно. Я не хотела, чтобы девочки повторили мои ошибки. Но, видно, у каждого своя Голгофа. Я в свое время потеряла голову из-за любви к Константину и, ослепленная страстью, повела себя недостойно. Нет мне оправдания, но все же в истоке моих поступков лежала любовь. Чем руководствовались Софья и Лидия, убив отца, а потом мать? Больше всего на свете они боялись потерять реноме и деньги. Я прощаю дочерей за свое убийство, но проклинаю их за смерть Константина. Мое завещание будет прочитано в день рождения моего покойного, горячо любимого мужа. Прощайте.
Глава 29
Из диктофона раздалось тихое попискивание, потом послышался хорошо поставленный баритон мужчины, привыкшего к частым публичным выступлениям:
– Я, Чесноков Георгий Михайлович, заверяю подлинность этого заявления. Оно было сделано лично Ниной Олеговной Пронькиной, которая на тот момент находилась в здравом уме и твердой памяти. Нормальное психическое и физическое состояние госпожи Пронькиной подтверждено специалистом. Я обязуюсь отправить одну из копий в газету «Желтуха». Я обязуюсь предоставить одну из копий в следственные органы после того, как вышеупомянутое издание опубликует материал. Я не знаю содержания записи, она была совершена в студии, за звуконепроницаемым стеклом. Я могу подтвердить, что Нина Олеговна Пронькина сама говорила в микрофон, а потом передала мне кассету. Я гарантирую, что носитель информации никогда не попадал в чужие руки и его содержание не подвергалось редактированию.
Снова тишина, и опять голос, на этот раз женский:
– Я, Самойлова Генриетта Марковна, врач первой категории, кандидат наук, заведующая отделением терапии медцентра «Ово», подтверждаю: Пронькина Нина Олеговна была осмотрена мною в здании звукозаписывающей студии. Давление сто десять на семьдесят, пульс восемьдесят ударов в минуту, температура тридцать шесть и пять. При осмотре не выявлено никаких угрожающих жизни заболеваний. Имеется артрит. Проведенные психологические тесты и медицинский осмотр позволяют сделать вывод: психическое и физическое состояние Нины Олеговны Пронькиной значительно лучше, чем у людей ее возраста.
