Иван Дубинин - Цезарь в тесте
— Валерий Васильевич, — позвала я.
Тишина. Может быть, он еще не приехал? Тогда мне придётся ждать его. И холодная волна ужаса окатила меня. Нет, скорее всего, американец где-то здесь, но просто меня не слышит. И я пошла наугад, направо.
Вдруг сзади меня раздалось негромкое:
— Ку-ку!
Я радостно обернулась и увидела чёрный силуэт человека. Ну, слава Богу! Валерий Васильевич. И тут что-то тяжёлое как «кукукнуло» меня по голове, что мне показалось — всё здание наполнилось этим глухим гулом:
— Ку-у-у-у-у-у!
Искры из глаз так густо сыпанули, что осветили коридор. И почему-то пучком света запрыгали по стенам, полу, по мне. А, может, это были фонарики?
— Стоять! Стрелять буду! — раздался резкий противный голос.
Пусть стреляет, успела подумать я, потому что всё равно стоять не могла. И кулём повалилась на пол.
Очнулась я оттого, что кто-то нагло светил мне в глаза и хлестал по щекам. Вообще-то, пощечина — прерогатива женщин, поэтому я от возмущения очнулась. Мой мучитель успокоился и зачем-то направил фонарик на себя. Я узнала… Сухожилина.
— Костик! — обрадовалась я. — Ты пришел ко мне в гости?
— Я спасаю твои кости, — мрачно отозвался он. — Ну и скажи мне, неугомонная Столохина, что ты здесь делаешь ночью в заброшенном помещении?
Я окончательно пришла в себя и всё вспомнила.
— Понимаешь, Костя, я здесь должна была встретиться с Валерием Васильевичем. Это папа Алины Труфановой. У него важные улики. Но… в темноте стукнулась обо что-то.
— По-моему, ты уже давно стукнулась головой, — пробурчал Константин.
Он помог мне подняться и повёл на выход. У общежития стояли две милицейские машины. Вокруг сновали какие-то люди.
— Хочешь познакомиться с Валерием Васильевичем? — спросил меня майор.
— Конечно! — ответила я.
Мы подошли к «УАЗику». Костя открыл дверцу. В тёмной глубине сидел какой-то человек.
— Полюбуйся на своего Валерия Васильевича, — загадочно сказал Сухожилин и посветил фонариком.
Я вскрикнула от изумления. Это была Ида!
ГЛАВА 24
Я помню ещё со школьной анатомии, как осуществляется механизм движения. Мышца сокращается, тянет сухожилие, а оно уже двигает кость. Приблизительно такая схема применима и для нашего соседа-милиционера. Чтобы привести Костю в движение, в данном случае — разговорить его, надо, чтобы Сухожилин сократил, то есть уменьшил запасы наших мясных продуктов. А, попросту говоря, до отвала наелся мяса.
— Работа у меня такая, — оправдывается он всегда. — Белка много теряю.
Насколько я знаю, белок — это строительный материал. Интересно, что Костя из себя строит? Лучше б уж яйца ел. Там и белок, и желток есть. И скорлупок — шлакоблок.
Неуловимого мясолюба и мясоеда нам удалось заполучить, соблазнив мясным изобилием, только лишь через неделю. Устоять перед этим Костя, естественно, не смог. Одни названия чего стоили! «Кот летом», «Мясо куском», «Отбивные по-милицейски» и «Курица полузапечённая», сокращённо — КПЗ.
Обед назначили на воскресенье, чтобы все были дома. Потому что интерес к этой истории усилился невероятно после того, как на днях адвокат Труфанова прибыл к нам домой и вручил мне гонорар плюс премиальные. Влад, увидев пачки долларов, буквально ошалел. Обычно, он корректен в своих высказываниях, но тут его, видно, прорвало. Он долго беззвучно дёргал челюстью, а потом восхищённо прошипел:
— Ну, Евстолья, ты даёшь!
Офигеть, едрёна вошь!
Даже Данька решился повторить свои поэтические изыскания:
— Проследил, смекнул, нашёл.
Бац — и денег куча.
Я бы в сыщики пошёл,
Пусть меня научат!
Костя явился в белой рубашке, степенный, загадочный. Ясно. Думает, что это он — герой дня. А на самом деле, все прекрасно понимают — он лишь выполняет миссию председателя Нобелевского комитета, чтобы торжественно вручить мне премию и рассказать о моём творческом пути. Но Сухожилин, не будь он Сухожилиным, начал, как всегда, тянуть козу за, вы меня простите, драный хвост. Мы терпеливо ждали, тоже имитируя процесс кушанья, пока этот полиглот, ну, в смысле, многоед, набьёт свой внутренний верблюжий горб.
А Костя аж постанывал от удовольствия. Видимо, белки ровными кирпичиками укладывались в пробоинах его организма, и тело ликовало от процесса восстановления.
— Ты с горчичкой ешь, с горчичкой! — как гостеприимная хозяйка, Надюшка хотела всячески угодить ему. — Это Столя сама приготовила.
Но мясогурман, вылив себе на тарелку жёлтую расплывчатую массу, недоверчиво покосился на меня.
— А чего она такая жидкая?
— Не знаю, — смутилась я. — Такая вышла.
Первым не выдержал Данька. Дети вообще непосредственны.
— Дядя Костя, ну хватит обгладывать кости! Давайте уже рассказывайте про убийства!
Майор довольно осмотрел стол, как поле былого сражения, облегчённо вздохнул и закурил. Он откинулся на стуле и блаженно зажмурил глаза.
— Ну, что ж, слушайте, — наконец-то произнёс он долгожданную фразу. — Но нужно будет, чтобы мой рассказ дополняла и кое-что поясняла наш выдающийся сыщик из «Пердимонокля» Евстолья Анатольевна. Потому что в данной истории многое удивительным образом переплелось, перепуталось, подстроилось или просто случайно совпало. А началось всё с того, что одна девушка, Полина Грибова, попала под колёса локомотива метрополитена.
— Как Анна Каренина, — вставил литературно образованный мальчик.
— Нет, — поправила я его. — Анна сама бросилась под поезд, а Полю столкнули.
— Нет, — поправил меня Сухожилин, — её, конечно, преследовали, и она была страшно напугана, но Полина, выскочив на край платформы, оступилась и упала на полотно. Это подтвердили и очевидцы. Однако перед самой кончиной она успела передать случайной, первой попавшейся женщине, записку. Думаю, не следует объяснять, — Костя обвёл взглядом всех присутствующих, — кто оказалась этой тихой, безвинной, никуда не сующей свой нос гражданкой во всей нашей необъятной Москве?
«Ладно, мысленно разрешила я, пусть пока поизощряется, посмотрим, что он дальше будет говорить».
— В записке, кроме адреса, была ещё одна, в общем-то, простая, банальная фраза: «Цезарь в тесте». И вместо того, чтобы сразу передать эту важную улику следствию, наша «пердимоноколистка» лишь на следующий день сама решила поехать на указанную квартиру. И, естественно, опоздала. В доме всё было перевёрнуто кверху дном, а хозяин, Пётр Грибов, как оказалось, брат Полины, убит. И вот тогда она наконец-то звонит ко мне и невинным голоском заявляет: «Костя, привет! Тебе там не скучно, а то я тут случайно проходила мимо, смотрю в квартире неизвестного гражданина не прибрано, да и сам он трупом валяется!».
А затем последовал еще ряд погромов, а вернее, обысков в квартирах ближайшего Полиного окружения. К счастью, уже без жертв. Понятно, что искали пресловутого «цезаря». Как впоследствии оказалось, это была очень редкая древняя монета, которую украла у Труфанова его дочь Алина и передала на временное хранение своей приятельнице Полине Грибовой. Поля работала кондитером, поэтому мы, естественно, проверили все изделия из теста, которые к тому времени сохранились. Но… — Сухожилин скис, помолчал и… бодро продолжил, — мы ещё вернёмся к этому вопросу.
— Обязательно вернёмся, — подтвердила и я.
— У тебя есть дополнение? — спросил майор.
— Пока небольшое, — и все с интересом уставились уже на меня. — Вы в буквальном смысле влипли в тесто. А ведь у этого слова есть и другой смысл.
— Какой ещё другой?
— Пётр Грибов, — пояснила я, — работал психологом в брачном агентстве и занимался тестированием клиентов. И информация о «цезаре» могла быть записана в тесте. В тэсте! — подчеркнула я.
Так приятно было смотреть на ошарашенного милиционера.
— Во, блин! — почесал он затылок. — До этого можно додуматься, только имея мозги набекрень!
— Кстати, этому меня надоумил Данька.
— Ну, я имел ввиду, — замялся наш гость, — что для этого надо иметь оригинальное мышление.
Человек с оригинальным мышлением аж запунцевел от всеобщего внимания.
— Данька тоже следопыт
От рогов и до копыт,
— сбил с него спесь старший брат.
— И что же ты там нашла? — не унимался ущемлённый профессионал.
— В тестах тоже ничего не было, — призналась я.
— То-то же! — обрадовался Сухожилин. — А я ведь с самого начала говорил тебе, не лезь, куда тебя не просят. Но ты не послушалась.
— Послушалась. А затем меня попросила Надежда.
— Да, попросила, — подтвердила Надюшка.
— Эта история имела неожиданное продолжение, — сказал Костя, — а вернее, она сама была продолжением, точнее, составной частью другой давней истории.