Дарья Донцова - Созвездие жадных псов
– Нет, – ответила Зоя. – Витя очень порядочный человек, просто до болезненности. Жилплощадь ведь была моей до брака, и муж просто ушел.
– Куда?
– Он снял комнату в Подмосковье, в Гнилове, это близко, возле Митина. Улица Октябрьская, дом девять, хозяйку зовут Галина, вернее, баба Галя, она очень пожилая.
– Где Славин сейчас работает?
– А все там же, в кулинарном училище на Обнинской.
Она замолчала, потом неожиданно с жаром произнесла:
– Вы делаете большую ошибку.
Я вздернула брови:
– Да? И какую?
– Витя не способен на преступление.
Я хмыкнула.
– Та давняя история – случайность, – настаивала Зоя. – Поверьте, я хорошо знаю мужа, он не мог никого убить, он слишком мягкий, податливый, бесхарактерный, если хотите. Кто-то попросит, а Виктор бежит и делает.
Я тяжело вздохнула. Интересно, кто попросил его расстрелять Вячеслава Сергеевича Славина? Или сам догадался?
Глава 24
На Киевском рынке я затарилась под завязку. Натолкала в сумку столько всего, что, когда вышла в Переделкине, хлипкие ручки не выдержали и оборвались.
Торба шлепнулась на грязный асфальт, и сочные нектарины вперемешку с черешней покатились в разные стороны.
Отчаянно чертыхаясь, я собрала фрукты и осмотрелась. Делать нечего, придется брать левака. Но небольшая площадь, где всегда толкутся шоферы в ожидании заработка, была пуста. Мне, как всегда, везло. Только в тени раскидистого дерева уютно устроилась крохотная машина «Ока». Подойдя поближе, я заметила на заднем стекле кучу знаков: «Осторожно, за рулем инвалид», потом изображение чайника, пускающего пар, небольшой плакатик со словами «Еду, как умею» и огромную надпись, буквально через все стекло: «Аккуратно, шофер – слепой».
В полном изумлении я уставилась на последнее сообщение. Как это слепой? Тут дверцы «Оки» распахнулись, и на свет божий выглянули два старика. Один, в круглых бифокальных очках, сидевший на водительском месте, зычно крикнул:
– Эй, детка, такси ищешь?
– Тебе куда, внучка? – гаркнул второй.
– В Алябьево, – робко проблеяла я.
– Двадцать рублей, – сообщил шофер, – лезь скорей, никого, кроме нас, не будет. Молодежь от жары попряталась.
Прижимая к груди сумку, я подошла к «Оке» вплотную. С близкого расстояния старички выглядели еще хуже: древние, как египетские мумии.
– Давай, залазь! – орал тот, что сидел на пассажирском месте.
– Пашка, не визжи, – гаркнул шофер, – она молодая, хорошо слышит!
– Ой, прости, – почти нормальным голосом ответил первый, – сам-то я туговат на ухо, вот и громыхаю. Садись, внучка.
– Ты, Пашка, видать, совсем от жары умом тронулся, – заголосил водитель, – чтобы ей сесть, ты должен вылезти и девку впустить, у нас только две двери!
– Твоя правда, – вздохнул туговатый на ухо дедушка и начал выкарабкиваться наружу.
Я с опаской смотрела, как он выбирается из «Оки». Наконец процесс завершился.
– Гришка, – заорал дедок, становясь на ноги, – откидывай сиденье; полезай, девка!
Понимая, что опять стала жертвой обстоятельств, я покорно принялась ввинчиваться в салон «Оки», сравнимый по размерам со спичечным коробком. По-хорошему, надо было отказаться от услуг «таксистов» и, прижимая к груди тяжелую сумку, отправиться пешком. Но язык не повернулся сообщить об этом решении дедулькам. Они уже приложили столько усилий, чтобы заполучить вожделенного клиента.
Внутри крохотного автомобильчика стояла удушающая жара и крепко пахло смесью пота и дешевого курева. Очевидно, старички не слишком утомляли себя банными процедурами.
– Устроилась? – завопил Павел.
– Да, – пискнула я.
Честно говоря, сидеть было страшно неудобно. Непонятно, на кого рассчитывали конструкторы, создавая автомобильчик таких размеров. Даже мои сорок восемь килограммов и весьма короткие ноги с трудом уместились на заднем сиденье. Колени задрались почти до ушей, и для сумки уже не осталось места.
– Гришка, заводи, – велел пассажир.
Григорий включил мотор, раздалось бодрое тарахтение.
– Налево верти! – кричал Павел. – Сегодня у церкви встали, влево, так, теперича прямо, вправо давай, поворот начался!
Я сидела тихо, как застигнутая за поеданием сыра мышь. «Ока» летела вперед, бодро гремя всеми частями. Было полное ощущение, что задницей сейчас заденешь асфальт. Дорога от станции идет под горку. Серая лента изгибается во все стороны. Этакий подмосковный серпантин. Навстречу неслись грузовики и легковушки.
– Правей прижмись, – велел Павел, – а то на встречную выезжать начал!
Григорий послушно повернул руль.
– Ты повороты считаешь? – продолжал орать Павел.
– Не боись, – громовым тоном рявкнул Григорий, лихо закладывая вираж, – это четвертый левый!
– Зачем считать повороты? – удивилась я.
– Тут пять раз направо, шесть налево, – ответил Григорий.
– Ну и что?
– Так Гришка слепой, – спокойно пояснил Павел, – едет и отсчитывает, чтобы не промахнуться…
– А очки ему зачем? – глупо спросила я.
– Ну чего-то я вижу, – заржал Григорий, – на вытянутый палец.
Навстречу летели машины. Боже мой, а если он просчитается?
– Как вы только не боитесь ездить с таким зрением, – дрожащим голосом пробормотала я, прикидывая, что случится, если один из тяжело груженных «КамАЗов» налетит на крохотную «Оку». Да, скорей всего мои родные сильно сэкономят на похоронах. Гроб не понадобится, то, что останется от бедной Евлампии, запросто поместится в пачке из-под сигарет.
– А я на что? – подал голос Павел. – Сижу штурманом! Правей бери, Гришка, тут сужение. Я ему завсегда подскажу, у меня глаз орлиный.
– Зато уши, как у дерева, – забулькал Паша, – слуху никакого, чистый пень!
– Вовсе неправда, – оскорбился Гриша, – все я слышу, что надо, и тебе еще фору дам. Эй, Паша, стой, стой, кошка!
«Ока» резко дернулась, я пребольно стукнулась головой о стойку. Чудом уцелевшая киска метнулась в придорожные кусты. Ну почему, когда бабушка хотела научить меня молитвам, я, пионерка, гордо отказывалась, сообщая: «Религия – это опиум для народа». Кстати, широко употребляемое в коммунистическое время высказывание Карла Маркса на самом деле цитировалось неправильно, вернее, не приводилось никогда полностью. Оно звучит так: «Религия – это опиум для народа, она облегчает его страдания». Согласитесь, тогда полностью меняется смысл фразы. И потом, вредным наркотиком опиум стали считать только в середине двадцатого века. В прошлом столетии он имел славу безобидного обезболивающего, и многие принимали микстуры, содержащие опиаты. Тот же Шерлок Холмс, например, преспокойненько курил опиум, и никто никогда не считал его наркоманом…
Но молитвы выучить следовало, сейчас бы пригодились…
Внезапно «Ока» затряслась, как под током.
– Эй, внучка, – загремел Паша, – Алябьево, тебе какую хату?
– Двенадцатый номер.
Резво подпрыгивая на ухабах, «инвалидка» донеслась до наших ворот, и я перевела дух. Не может быть, неужели доехали и не попали в аварию!
– Прибыли, – объявил Григорий.
Липкими от ужаса руками я вытащила две купюры по десятке и сунула в его протянутую ладонь.
– О, – обрадовался Пашка, – сейчас в магазин – и по пивку с воблой.
– Не, – пробормотал Гриша, – я больше сигарет хочу, «Яву», от «Примы» блевать уже тянет.
– Слышь, внучка, – рявкнул Гриша, – накось!
Он сунул мне кусочек беленькой бумажки.
– Что это?
– Наша визитная карточка, – гордо сообщили хором дедульки.
Я посмотрела на бумажку. Аккуратным, явно детским почерком, на ней было написано: «Такси по вызову» – и телефон.
– Правда, мы только тут, по городку, ездим, – пояснил Паша.
– Не, еще на рынок в Новопеределкино, – добавил Гриша.
– Да, на базар могем, – кивнул водитель, – запросто. Ты звони, девка. Коли соберешься куда, звони накануне, и мы перед тобой сразу, как Сивка-Бурка.
– Ну, вылезай, – велел Паша.
– Я от тебя с ума сойду, – вздохнул Гриша, – сколько раз повторять, у нас только две двери. Сначала ты должон выйтить, а уж потом пассажир!
– А и верно, – захихикал Паша и начал долгий процесс выкарабкивания из «Оки».
Наконец я оказалась на дороге и на плохо слушающихся ногах заковыляла к калитке.
– Эй, внучка, – рявкнул Гриша, – сумочку забыла!
Я вернулась и подхватила торбу.
– Совсем молодежь плохая пошла, – заметил Паша, – головы нет, чистые калеки. Визитку нашу не потеряй, а то захочешь такси вызвать и не сумеешь!
– Тут же явимся, – проорал Гриша, – как в сказке!
Я посмотрела, как «Ока» поскакала по ухабам в сторону основного шоссе, и поплелась к даче, чувствуя, что нахожусь в предсмертном состоянии. Как в сказке! Честно говоря, всегда недолюбливала этот жанр литературы, он кажется мне излишне жестоким. Вот вчера по телевизору какой-то кандидат педагогических наук накинулся на мультик «Том и Джерри».
