Дарья Донцова - Канкан на поминках
– Ламповецкий, – заорал Кирюшка, – беги скорей, а то все котлеты съем!
Я вытолкала коляску на лестницу и заперла дверь. Утро вечера мудренее, завтра подумаю над загадками.
Перед самым сном мы затеяли великое переселение народов.
– Лучше всего Ксюше пока пожить в твоей комнате, – глянула на меня Лиза, – там есть балкон.
– Правильно, – согласилась я, – очень удобно будет мальчика гулять выставлять, сейчас переберусь в Катюшину спальню.
– Бога ради, не надо из-за меня ничего затевать, – испугалась Ксюня, – балкон есть и на кухне!
– Но там северная сторона, – отмахнулась я, – а у меня восточная, солнечная, не спорь!
Дети кинулись передвигать кроватку, собаки, считавшие своим долгом караулить младенца, плотной стаей переместились на новое место. Успокоились мы только после полуночи, понаблюдав за последним кормлением новорожденного. К слову сказать, вел он себя очень тихо, скандалов не закатывал и все время спал, изредка издавая странное кряхтение.
Где-то в полпервого я погасила свет и уставилась на потолок. Сон не шел. Катюшина кровать жестче моей, и мне было непривычно лежать не на своем месте. К тому же Муля, всегда спящая у меня под одеялом и служащая хозяйке лучше любой грелки, сегодня решила заступить на ночное дежурство под кроваткой нового члена семьи и не пришла.
Я лежала, слушая мирные, ночные звуки. Вот закашлялся Кирюшка, протопала босыми ногами в туалет Лиза… Потом воцарилась сонная тишина, лишь изредка прерываемая глубокими, шумными вздохами. Это Рейчел поворачивалась с боку на бок, охраняя младенца. И раздавалось звонкое кап-кап-кап… В кухне подтекал кран, а мне все недосуг поменять прокладку.
Внезапно откуда-то долетел резкий звук, словно отодвинули стул. Я насторожилась. Наши спят без задних ног. Потом послышались тяжелые шаги. Я села. Катюшина комната граничит с Володиной квартирой, звукоизоляция в нашем доме не из лучших, а в тишине звуки раздаются особенно отчетливо. Я вскочила и подошла к стене. В квартире майора кто-то был, ходил по комнате… Вор! Хотя что можно украсть у Костина? Только пепельницу! Окурки!
Я схватила ключи, выскочила на лестницу и осторожно вошла в Вовкины апартаменты. Увидев у окна черную фигуру, стоявшую спиной к двери, я мигом зажгла свет и крикнула:
– Стой, подними руки, стрелять буду!
Мужчина немедленно повиновался и обернулся. Я ахнула. На меня смотрел бутырский тюремщик Алексей Федорович, тот самый, к которому меня отправил Слава Рожков, когда устраивал незаконное свидание с Вовкой.
– Что вы здесь делаете? – выпалила я.
Алексей Федорович слегка растерянно ответил:
– Ничего.
Но я уже увидела на полу открытую спортивную сумку, а в руках Алексея Вовкину теплую куртку.
– Вы забираете вещи Костина?
– Ну, в общем, да, – замямлил парень.
– Как попали в квартиру?
Тюремщик показал ключи, которые болтались на белом пластиковом брелке в виде «Мерседеса».
– Но ведь это Володина связка, – воскликнула я, – мы подарили ему на 23 февраля брелочек, еще шутили, что преподносим «шестисотый». Отвечайте немедленно, где вы его взяли, а?
Алексей молчал.
– Ладно, – пригрозила я, – сейчас милицию вызову, между прочим, у меня есть тревожная кнопка, мигом патруль примчится.
– Не надо, – сказал мужик, – ключи мне дал Володя.
– Костин мертв.
– До смерти вручил.
– Зачем?
– Ну…
– Зачем?
– Он знал, что скоро скончается, – пробубнил Алексей, – чувствовал, наверное, вот и сунул ключи. «Спасибо, – сказал, – тебе, Лешка, за все, не жилец я, возьми на память обо мне куртку, брюки, пиджак, ну, вещи, в общем, а то их после моих похорон выкинут». Вот я и пришел за завещанным. Я человек бедный, зарплата копеечная, буду шмотки майора донашивать и вспоминать Костина.
Мне стало противно, и я невольно отступила назад.
– Но почему ночью?
– Так днем я на работе, пока туда-сюда, доехал из своего Бирюлева на трех автобусах, уже ночь нагрянула…
– Забирай все и уходи, – наконец пришла в себя я, – чтобы ноги твоей тут не было.
Алексей начал утрамбовывать шмотки.
– Ты и вчера приходил?
Тюремщик кивнул.
– Зачем?
– А ты откуда узнала о моем визите? – вопросом на вопрос ответил мужик, старательно застегивая «молнию».
И тут в квартиру вошел заспанный Кирюшка.
– Чего случилось-то? Встал воды попить, гляжу, двери все открыты… Пожар опять?
– Ну, я побег, – быстро сказал Алексей и ужом выскользнул к лифту.
Меня чуть не стошнило, когда до носа дошел запах его отвратительного одеколона.
– Чего случилось? – допытывался Кирюшка, отчаянно зевая. – Кто это был, а?
– Никто.
– А зачем он приходил?
– Холодно на улице, осень пришла, вот Володя и попросил, чтобы ему в Норильск теплые вещи прислали, – нашлась я.
– А-а-а, – протянул мальчик, – только вроде ты раньше говорила, что Костя в Воркуте…
– Какая разница! – обозлилась я. – Иди спать, утром в школу не встанешь.
– Как же этот человек ночью в аэропорт поедет? – любопытствовал Кирюшка, пока я запирала дверь.
– Никуда он не поедет, – рявкнула было я и призадумалась. И впрямь странно. Алексей только что говорил, как ему неудобно и далеко трястись из Бирюлева на трех автобусах, а потом убежал… Впрочем, ерунда, на такси небось сел. Хотя, если у него нет денег настолько, что он польстился на вещи покойного… И еще… У Володи все ключи висели вместе, на одном колечке: от дома, работы и… машины. Алексей показал связку, и я ясно заметила ключик от зажигания… Интересно, а где Вовкина машина? Правда, она не представляет никакой ценности, битая-перебитая, давно потерявшая всякий товарный вид… И все же? Быстрее молнии я мотнулась на балкон, успела как раз вовремя. Со двора, включив фары, выкатывался какой-то автомобиль. Было темно, и, естественно, я не могла распознать ни марку, ни цвет машины, увидела только два мощных пучка света, очень скоро пропавших вдали, но какое-то чувство мне подсказывало, что Вовка «завещал» Алексею не только одежду, но и «Жигули». Надо же, какие мерзавцы работают в органах! А квартира?!
Я побежала в гостиную, открыла секретер и нашла на полке документы на Вовкино жилье и завещание, по которому хоромы отходят мне. Слава богу, необходимые бумаги на месте, и никто не сумеет отобрать квартиру, которая должна принадлежать Костину-младшему. Кстати, а как мы его назовем?
С этой мыслью я рухнула в кровать, но не успела смежить веки, как раздался неприятный звон. Это ожил будильник. Лизе и Кирюшке пора было собираться в школу.
Вытолкав отчаянно зевающих и недовольных детей за порог, я схватила телефон и набрала домашний телефон Рожкова.
– Да, – послышался голос сонной Лариски, – кто это?
– Я, Лампа.
– Какая лампа? – пробурчала Лариска, очевидно, разбуженная моим звонком. – Тут не магазин электробытовых приборов, набирайте правильно номер!
– Я, Евлампия Романова, извини, что так рано, но мне очень нужен Славка.
– Зачем, – поинтересовалась, зевая, Лара, – зачем тебе понадобился мой муженек? Сделай милость, ответь!
Честно говоря, я терпеть не могу Лариску. Мне не нравится в ней все: старательно поддерживаемый хозяйкой образ куклы Барби, слишком короткие юбки, чересчур яркий макияж, ее нежелание читать что-то, кроме газеты «Экспресс», отвратительная манера жеманно присюсюкивать и широко распахнутые голубые глаза, на дне которых плещется плохо скрываемая злоба ко всему человечеству.
Еще меня очень удивляют их отношения со Славкой. Конечно, Рожков не лучший из мужей, и многие дамы, имевшие несчастье заполучить в мужья сотрудника МВД, скажут вам, что они бывают дома крайне редко. Праздники, дни рождения, всяческие семейные торжества, как правило, происходят без участия отца и мужа. Тот борется с преступностью за крохотную зарплату. И настает момент, когда обозленная женщина задает себе вопрос: а зачем мне это надо? И уходит. В среде работников правоохранительных структур чрезвычайно велик процент разводов. Как сказала бывшая жена Мишки Козлова, выставляя того за порог: «Мне надоело быть матерью-одиночкой, содержащей семейный пансион».
Поэтому у сотрудников Володиного отдела у кого один, а у кого и два развода за плечами. Но Славка Рожков живет с Ларкой пятнадцать лет. Правда, на мой взгляд, это нельзя назвать жизнью. Лариска жутко ревнива, а Славочка весьма охоч до женского пола. Раз по шесть в год они с визгом разъезжаются. Вернее, Ларка, сложив чемодан, отбывает к матери. Славка делает вид, что жутко переживает, но я-то знаю, что он потирает в восторге руки и приводит домой девочек. Но стоит Ларисе сообразить, что у муженька появилась новая пассия, как она мигом возвращается, и Славкина вольница заканчивается.
Я никак не могу понять, отчего они не разведутся. Ну неужели им нравится мучить друг друга бесконечными скандалами и придирками?! Ларка зовет Славку за глаза «долдон», а он величает ее «бензопилой». Если разобраться в возникшей ситуации, виноваты оба, но Славку я люблю, а Лариску просто не выношу, кстати говоря, она платит мне тем же…
