Дарья Донцова - Синий мопс счастья
– Ну а произведения Блока вы в руках держали? – ехидно спросил Михаил Алексеевич.
Тут папины глаза загорелись.
– Конечно. Как же, обязательно.
– Да? – разочарованно спросил редактор. – И что вам больше всего понравилось?
Папа улыбнулся.
– Ну он не так много написал. Всего одну книгу, зато какую! Классика.
– Что вы имеете в виду? – удивился гость.
– Антон Генрихович Блок, «Проблема турбулентных потоков», – спокойно ответил отец, – а вы о чем толкуете? Блок, увы, умер молодым. Больше ничего создать не успел.
Позвольте мне тут опустить занавес. Скажу лишь, что мама, потеряв от ярости голос, собирая отцу в очередную командировку сумку, вытряхнула оттуда любовно припасенные им детективы и всунула учебники по литературе…
– Я изумительно загримировалась, – заорала Гликерия Петровна своим отлично поставленным, нацеленным на озвучивание гигантского зрительного зала голосом.
Я вынырнула из воспоминаний детства.
– Взяла одежду у внучки соседки, – гремела Гликерия, – мне показалось опасным являться одетой как всегда. За нами могут следить!
Посетители вновь повернулись в нашу сторону и разинули рты.
– Вы можете говорить тихо? – попросила я.
– Еще тише? – взвыла собеседница.
– Желательно.
– Вы же не услышите.
– У меня острый слух.
– Но я и так еле шепчу, – взвизгнула старуха, – звук, который издает в полете бабочка, и то громче.
Я встала.
– Пойдемте.
– Куда?
– В метро.
– Зачем?
– Для конспирации.
– Ни за что! В подземке душно.
– Но вы же приехали сюда!
Гликерия Петровна погрозила пальцем.
– Хитрюга! Все еще мне не доверяете. Великолепно ведь знаете, что мы с Сережей живем совсем рядом, лишь дорогу перейти.
Тут из самого дальнего угла понеслись ужасающие звуки, которые кто-то извлекал из несчастной, не готовой к таким экспериментам скрипки. Я вздрогнула, официантка включила радио, похоже, на всю мощность. «Эх, эх, эх, разбужу сегодня всех, здравствуй, страна, не забудь, что я пришла», – неслось над зальчиком.
В любой другой ситуации я бы схватила сумочку и в ужасе убежала, мне, когда-то профессиональному музыканту, делается тошно от какофонии. Не воспринимаю даже Шнитке, хотя совершенно искренне считаю его великим. Да, этот композитор гениален, но он не для меня. Но сейчас я безумно обрадовалась шуму. Резкие звуки наложились на вопли Гликерии Петровны и приглушили их, а старушка тем временем продолжала говорить безостановочно, и через десять минут я узнала кучу совершенно ненужных сведений.
Гликерия Петровна всю свою жизнь проработала в театре. Сейчас она, не моргнув глазом, утверждала, будто являлась звездой первой величины, но что-то мне подсказывало: скорей всего ее роль состояла из двух слов: «Кушать подано». Муж актрисы был театральным художником, делал декорации. Жизнь семейной пары протекала за кулисами, а когда у них родился мальчик, то он, естественно, постоянно был около родителей. Сами понимаете, кем захотел стать ребенок.
Продолжая размахивать руками, бабуся живописала трудности, с которыми столкнулась на длинном жизненном пути. Муж умер, в театре ее стали зажимать, намекать на возраст, потом открыто сказали, что следует дать дорогу молодым, и с почетом выпроводили на пенсию. Гликерия Петровна осела дома. Ее очень беспокоила творческая судьба Сережи. Никаких достойных ролей он не получал, в кино сниматься его не звали, в спектаклях не занимали. Очевидно, он понял, что карьеры на подмостках ему не сделать, и ушел на преподавательскую работу, стал вести курс актерского мастерства. Гликерия Петровна только вздыхала, глядя на несчастного мальчика. На ее взгляд, уход со сцены – самое страшное горе. Но Сергей казался счастливым, он нашел себя. Одна беда – денег в семье не прибавилось.
Но Гликерия Петровна не упрекала сына, она лишь грустила, видя, что ее мальчик не может позволить себе ничего лишнего. Мать знала: сын мечтает о машине, но где взять денег на покупку? Ее скромная пенсия и крохотный оклад преподавателя – вот и все их доходы. Гликерия Петровна самоотверженно экономила, сама питалась одним кефиром, а Сереже покупала мясо. Но тут «мальчику» вдруг повезло, он взялся вести театральный кружок в Академии медицинской психологии и стал великолепно зарабатывать.
– Сами знаете, Ниночка, – вещала Гликерия Петровна, – один оклад три тысячи долларов, а еще приплачивают за каждую победу на всяких фестивалях и конкурсах. Мы теперь сказочно богаты! А все вы, Ниночка…
У меня на лице, очевидно, было написано такое изумление, что Гликерия Петровна опять погрозила пальцем и прищурилась:
– Ах, душечка, только не надо передо мной притворяться! Знаю все!
– Что?
– Все!!! Абсолютно!
– Не верю, – улыбнулась я.
– Все!
– Не может быть!
– Может, – заорала Гликерия Петровна, перекрывая бухающие звуки музыки. – Ладно, рассказываю! Значит, вы вместе с Леоной Трегубовой, очень, очень талантливой девочкой, предложили Сереженьке работу. Да, вы обе, душеньки, необыкновенные актрисы, только пока не признанные, но какие ваши годы, еще получите и награды, и медали, и роли. А пока этого нет, трудитесь в «Арлекино». Но без Сережи дело шло плохо, вам требовался режиссер.
– «Арлекино»?
– Агентство по организации брачных услуг, основанное Леоной Трегубовой, – зачастила Гликерия Петровна, – делает уникальные, невероятные представления. Сережа их постановщик.
Вот тут я совершенно перестала соображать что-либо. Брачное агентство? Но при чем тут спектакли? В моем понимании, контора, занимающаяся сводничеством, должна представлять собой офис с фотоальбомами и компьютером, снабженным базой данных женихов да невест.
– Сколько раз намекала Сергею Васильевичу, – вопила Гликерия Петровна, – что я сохранила огромный, нерастраченный актерский потенциал и способна еще на многое. Но сын каждый раз отмахивается и бормочет: «Мама, ты несешь ерунду, мне платят в академии». Конечно, там хороший оклад, низкий поклон Борису, но я-то не дура и великолепно умею считать: складывать, вычитать, делить, умножать. Сереженька недавно купил «Мерседес». Откуда деньги? То-то и оно. Мальчик всем рассказывает, что снялся в сериале, который скоро пойдет по телевидению, но, знаете, он врет!
Тут Гликерия Петровна приблизила ко мне свое накрашенное личико старой любопытной обезьянки и трубным шепотом возвестила:
– Я-то знаю, что ему заплатили в «Арлекино». Видела, сколько он принес! Послушайте, Ниночка, теперь понимаете, что я все-все знаю?
– Да, – осторожно кивнула я, – похоже на то.
– Мне очень хочется поработать у вас, – плаксиво протянула Гликерия Петровна, – просто до ужаса. Вот сейчас я пришла в гриме и, согласитесь, совсем не выделяюсь из толпы. Прошмыгнула незамеченной, переоделась под формат «Лукошка», прикинулась своей в чужой стае. На самом деле я райская птица, закосившая под воробья.
Я подавила улыбку. Мама Сергея Васильевича сохранила до пожилых лет детски-наивную душу. В особенности умиляет ее фраза «не выделяюсь из толпы». Если забыть о том, как все сидевшие в кафе чуть было не вывернули шеи, рассматривая нелепую даму, то да, можно признать: Гликерия Петровна просто мастер менять внешность.
– Я могла бы быть вам полезной, – упорно давила на одну педаль бабушка, – заработать маленькую толику. И потом, поверьте, дома сидеть так скучно. Ну вот сейчас привлеките меня к новому делу. Кстати, я могла бы цыганку сыграть!
Я моментально сделала стойку.
– Кого?
Гликерия Петровна тяжело вздохнула:
– Ну вот, опять вы за свое. Сто раз уже повторила: я знаю все! История с цыганкой была замечательной! Леона ее великолепно сыграла. «Вас убьют всех, спасет лишь светлый ангел»! Гениально! Думается, Кириллова была в восторге!
– Кто?
– Майя Кириллова, ваша заказчица, может, хватит меня проверять?
Думается, вы можете понять, какие фанфары заиграли в моей душе. Гадина найдена. Зовут ее Леона Трегубова, и работает пакостница в фирме «Арлекино». Еще она является студенткой Сергея Васильевича, так некстати уехавшего на похороны.
– Хорошо, я почти поверила вам, но окончательно смогу убедиться в правдивости ваших слов лишь тогда, когда назовете мне телефон «Арлекино».
Гликерия Петровна неожиданно замолчала, потом обиженно протянула:
– Я его не знаю!
– Жаль, – совершенно искренне вырвалось у меня.
– Могу дать адрес.
– Говорите скорей.
Бабуся схватила со стола салфетку, вытащила из сумочки ручку и, нацарапав пару слов, протянула мне бумажку.
– Вот. Держите. Не стоит вслух при всех называть координаты. Значит, Ниночка, я могу надеяться на то, что к следующему делу вы обязательно привлечете меня!
– Да, – машинально ответила я, беря салфеточку.
– Вы конверт-то не забудьте, – напомнила Гликерия Петровна. – Сережа его приготовил и на столе оставил, а я взяла…
