Чисто убойное дело - Луганцева Татьяна Игоревна
Рядом с ней появился ее верный управляющий.
– Давай кончать с ней. Волоки ее во двор.
Эдуард подхватил на руки Яну и потащил во двор. Падал редкий снежок. Вороны, с карканьем сорвались с голых веток и закружились в сером пустом низком небе, оглашая пустырь возле ангара хриплыми отрывистыми криками.
На снегу лежал связанный Иван Демидович. Лицо его было в крови. Увидев Яну, он застонал:
– Доченька…
Ольга небрежно махнула рукой:
– Кончайте с ними!
Охранник вытащил пистолет и навёл на связанных пленников.
Ольга, которая быстрым шагом уходила с места расправы, остановилась и гневно посмотрела на здоровенного мужика с лицом дебила.
– Без крови! – громко сказала она. – Придавите их потихоньку и отвезите в лес, чтобы здесь не осталось никаких следов.
Парень понимающе кивнул и спрятал оружие. Он вынул из кармана полиэтиленовый пакет и ловким движением набросил его на голову старого актёра. Тот захрипел и забился.
Яна с ужасом, теряя сознание, смотрела на эту расправу и пропустила момент, когда Эдуард со вторым пакетом направился к ней.
Иван Демидович хрипел в руках убийцы.
Эдуард, держа пакет, наклонился к помертвевшей от ужаса Яне, то тут раздался выстрел. Яна открыла крепко зажмуренные глаза и увидела как рухнул на спину охранник, душивший ее отца. Раздался второй выстрел и рядом с ней рухнул душегуб Эдуард. Во лбу его чернела ровная круглая дырочка, а изо рта потекла алая струйка крови. Пустые широко открытые глаза уставились в серое небо.
К Яне подбежал человек в бронежилете и вязаной шапке с прорезями для глаз, носа и рта – балаклаве. Острым ножом он перерезал верёвки, стягивающие ноги и руки Яны. Яна застонала, верёвки глубоко врезались в кожу, оставив синий след. Второй боец стянул пакет с головы Ивана Демидовича и тоже разрезал на нём путы. Головко широко открывал рот, что-то хотел сказать синими губами.
– Папочка… – простонала Яна, пытаясь встать и подбежать к отцу. – Папочка, родной…
Боец, спасший ее, стянул шапку, и она увидела родные карие глаза.
– Мартин! – ахнула Яна и упала ему на грудь.
– Тише, тише, дорогая, всё самое страшное позади, – сказал Мартин и погладил ее по всклокоченным волосам. – А почему ты синяя? – всё-таки спросил он.
Яна не ответила, только громко разрыдалась, трясясь в нервном ознобе.
– В «Скорую» их! – приказал Мартин.
На какой-то момент толпа людей в форме расступилась и в этом узком проходе показалась Ольга с пистолетом в руке.
– Нет, только не это! Цветкова, ты не уйдёшь, – процедила она сквозь зубы и, прицеливаясь, подняла оружие.
Мартин мгновенно прикрыл собой Цветкову и тоже выстрелил. Выстрелы прозвучали одновременно.
Пуля Мартина раздробила Ольге кисть руки. Она уронила пистолет на снег и скрючилась от боли. Ее пуля вошла в бронежилет Мартина, и он упал на спину. К нему кинулся врач «Скорой».
Яна подбежала к Мартину и опустилась рядом с ним на колени.
– Он… живой? – спросила она помертвевшими губами. – Доктор, что с ним?
Врач поднял на нее усталые глаза.
– Да всё нормально. Просто сильный удар в грудную клетку. Это очень больно, но не смертельно. Пройдёт, не волнуйтесь.
Мартина подняли и отнесли в «Скорую». Яна полезла в машину следом. Там уже сидел Иван Демидович и пил горячий чай.
– Мне очень плохо, – сказала тихо Яна.
Врач наклонился к ней и внимательно посмотрел ей в глаза.
– Вам необходима врачебная помощь, – сказал он. – Мы вам поможем.
Яна увидела, как военные уводили Ольгу Федосеенко. Ладонь у нее была замотана бинтом.
Глава девятнадцатая
Утром Яна проснулась в больничной палате.
Она обвела взглядом белый потолок, скользнула по выкрашенным масляной краской стенам и остановила туманный взгляд на мужчине, который сидел рядом с ее кроватью на стуле.
– Витольд…
– Да, Яночка, это я.
– Как хорошо, что ты пришёл.
– Ты, наверное, первый человек в моей жизни, который радуется приходу патологоанатома.
Яна слабо улыбнулась.
– Обожаю твои шутки. Почему мне так плохо? Что со мной?
– С тобой… Да всё, как всегда. Ссадины, ушибы, нервное перенапряжение, отравление газом. Слава богу, что лёгкое.
Яна привстала на одном локте, в другую была вколота капельница.
– А Пётр Иванович? Он… умер?
– Не волнуйся, с ним тоже будет всё в порядке. Сначала, как водится, отвезли в реанимацию, а сейчас он приходит в себя в токсикологическом отделении, у него острое химическое отравление.
– А это очень опасно?
– Иногда и переходить улицу опасно.
– Не шути, я серьёзно спрашиваю.
– Не думай о плохом. Осложнения, конечно, никто не отменял. Может случится амнезия, веерная потеря памяти.
– Это как?
– Что-то будет помнить, а что-то нет.
– А это лечится?
– Конечно. Врачи сделают всё, что возможно. Но потеря может и не случится. Лучше об этом не думать, плохие мысли материализуются.
– Название красивое: «веерная потеря памяти», – вздохнула Яна. – Я бы тоже так хотела. Всё плохое забыть, а хорошее осталось бы…
– А если наоборот?
Она махнула на него рукой:
– Да ну тебя! А что с моим отцом? Я знаю, что жив, мне сообщили.
– Жив… Но в его возрасте такие приключения… даром не проходят. Зуб придётся вставить. Нервное потрясение, давление… Но чувствует себя нормально, к симпатичным медсёстрам пристаёт. Ой, Яна, шороху вы навели! Такую банду накрыли! Весь Питер гудит! Такое элитное заведение! Наркотики! Проституция, торговля людьми! Убийства! Все в ужасе!
– Ты так это говоришь, словно это я одна раскрыла притон! – смутилась Цветкова.
– Но одна из ролей принадлежала тебе, причём из главных, – не согласился Витольд Леонидович. – Ты словно танк двигалась вперёд.
– Да если бы силовики не пришли на помощь нас бы уже где-нибудь в лесочке закопали… – Она содрогнулась.
– Не думай об этом, всё закончилось нормально. Ты говорила с Мартином? – осторожно поинтересовался патологоанатом. – Его тоже в больницу отвезли, но ничего страшного, ребро треснуло… Это пройдёт.
– Я знаю, что он приходил, – отвела глаза Яна. – Не знаю о чём я могу с ним говорить.
– Почему? Он спас тебя, – не понял Витольд Леонидович.
– Он нагло врал мне.
– Не врал, а просто не говорил правду, а это – разные вещи, – не согласился Витольд Леонидович.
В дверь палаты деликатно постучали.
Патологоанатом встал и открыл дверь. В палату с букетом роз вошла Аксинья.
– Яночка! – воскликнула она. – Как я рада тебя видеть! – Она протянула Яне букет. – Это тебе.
– Поставь, пожалуйста на столик в вазу. Она специально подготовлена для цветов.
Девушка налила воды из раковины, которая находилась в палате, и поставила белые розы в вазу.
– А я была у Ивана Демидовича, – сказала она, присаживаясь на края постели Яны. – Он передаёт тебе привет. Настроение у него бодрое, шутит.
– Ты тоже попала под его обаяние? Смотри, а то голову потеряешь, он такой!
– Он настоящий герой! И отличный артист. Как здорово вы всё придумали.
– Придумали, но не продумали, – вздохнула Яна. – Знаешь шутку? Объявление: «Продаю дрова. Наломала». Вот и я наломала… дров.
– А у Ольшанского ты была?
– Была, конечно! – У Ксюши заалели щёки. – Всё хорошо. Досталось ему по первое число.
– Жизнь не шахматы, – вздохнула Яна. – Здесь одного мата мало.
– Он настоящий друг, – сказал Витольд Леонидович. – Герой.
– Я тоже так думаю, – засмущалась Аксинья. – Он мне очень нравится.
– Тоже мне тайны Мадридского двора, – засмеялась Яна. – Все уже давно догадались, что ты к нему неровно дышишь. Ты мне лучше расскажи действительно ли через Федосеенко девушек отправляли в заграничные публичные дома? Почему они не искали помощи, не жаловались?
– У всех есть родные, близкие. Им грозили расправой. К тому же девушкам никто правду не говорил, вешали лапшу на уши, что они за кордоном будут работать горничными, няньками. Многие соглашались добровольно.