Irena-Barbara-Ioanna Chmielewska - Две головы и одна нога (пер. В.Селиванова)
– Нет, завтра, не горит. Ведь вы же сами сказали, пан капитан, что испытываете угрызения совести за гипсовую голову, которая меня чуть не убила, так что должны для меня что-то сделать. Поэтому говорите, что вы там такое обнаружили в моем чулане?
– Легче сказать, чего там не было. Например, вам очень дороги были сотни пустых бутылок устаревшего образца?
– Нет, не очень.
– Слава Богу, потому что мы их вынесли на помойку. Но я бы…
– Минутку, когда-то в Министерстве внутренних дел работал человек по фамилии Спшенгель, имени не знаю. Он должен был погибнуть в автокатастрофе несколько лет назад, приблизительно в те дни, когда из Штатов в Варшаву прибыл некий Иреней Либаш. У вас есть возможности проверить все данные в ваших служебных архивах, и я очень вам советую, пан капитан, проверьте. Для меня ваши архивы недоступны.
Похоже, мой совет заинтересовал капитана, поскольку он какое-то время молчал. Потом произнес:
– Мне бы очень хотелось увидеться с вами немедленно. Вы дома?
– Нет. Дома я буду завтра с четырнадцати часов. И приглашаю, приходите в удобное для вас время. А сейчас я занимаюсь лечением ноги и прервать лечебный процесс не могу. Прекрасно отдаю себе отчет в том, что пан хотел бы сказать, но ничего не поделаешь. До завтра.
И поспешила поскорее положить трубку, потому что ясно представила, как капитан набросился на связь и электронику. Гжегож успел свою трубку положить раньше меня.
– На его месте я бы задушил тебя голыми руками, – проговорил он, входя в гостиную. – Очень надеюсь, ты сообщишь мне, что же стало с той эмвэдэшной гнидой. Надеюсь, им удастся его разыскать.
– Очень на это надеюсь, даже если та самая автокатастрофа представляет служебную тайну.
В нашем последующем разговоре на первый план выдвинулась Мизюня. В том, что место убитого Ренуся занял ее бывший возлюбленный, мы оба уже не сомневались, очень многое говорило об этом. Но мог ли этот возлюбленный быть Спшенгелем?
– Надо же принять во внимание ее возраст, – рассуждала я вслух, с глубоким удовлетворением любуясь на дождь за окном. Он полился уже после того, как мы вернулись из кафе, и, следовательно, моей голове не повредил. – Мизюне было в ту пору семнадцать весен, сколько же могло быть парню? Ну, девятнадцать, от силы двадцать, не мог столь молодой человек занимать видный пост в органах. Может, тогда он еще в них не служил, а только собирался? И для этого ему пришлось с ней расстаться, знаю, тогда от работников специальных служб требовались чистые анкеты.
– А с Галиночкой связался, – напомнил мне Гжегож.
– И сделал это из-за тебя, а не из-за Галиночки, – ядовито предположила я. – Ты его интересовал, так что не исключено, он просто выполнял служебное задание, связавшись с твоей красавицей. Очень сомневаюсь, что представился ей своим настоящим именем и званием. Мизюня тоже могла знать его как какого-нибудь обыкновенного студента и полюбила как обыкновенного, а потом ей пришлось расстаться с ним. Может, ее родные настояли, узнав, кто ее ухажер.
– Не знаю, все возможно, – не очень уверенно согласился Гжегож.
– Но согласись, он мог понравиться, – отстаивала я свою концепцию, – внешность вполне подходящая и манеры тоже, ведь только вчера видели, если это, конечно, Сшпенгель. И как только позволили обстоятельства, Мизюня вернулась к своей старой любви.
– Значит, наши предположения остаются в силе. И я останусь при своем мнении, разве что узнаю, что Спшенгель жив и здоров, с Либашом не имеет ничего общего, а двойником Ренуся является другой человек. Надеюсь, тебе удастся получить сведения из полицейского досье. А сейчас, скажу откровенно, я сыт по горло Мизюней и ее проделками, давай-ка займемся собственными делами…
На следующий день я не поехала в аэропорт, чтобы проводить Гжегожа, проследить, как улетает его самолет. Того первого отлета мне хватило на всю оставшуюся жизнь. А кроме того, на этот раз самолет улетал не столь далеко, и никто не помешал бы мне, если я того захочу, хоть завтра отправиться следом за ним в Париж. Не было уже той безнадеги, как в прежние времена, мы обеими ногами стояли в цивилизованной Европе.
Вернувшись домой, я смогла заняться общественными обязанностями.
Капитан Борковский позвонил у моей двери пунктуально в четырнадцать ноль-ноль и набросился на письмо Иоланты, как изголодавшаяся гарпия. Прочитал раз, прочитал второй, а подчеркнутые фломастером фрагменты сказали ему, что положено.
– Надо полагать, пани уже имела возможность обдумать это послание, – сказал он, поднимая голову и проницательно – или с подозрением? – глядя на меня. – Автокатастрофа не может не обратить на себя внимание, намерения преступников тоже. Они и в самом деле так похожи? Близнецы-братья?
Мой ответ был деловым и исчерпывающим.
– Похожие черты лица. Та же форма головы. Одинаково хмурили брови. Носы очень похожи. Борода и усы – точь-в-точь. Не знаю, как насчет формы рта и зубов, возможно, в этом различие, коль скоро теперешний супруг Мизюни ходит только в бороде и усах. Рост одинаковый, очень похожие фигуры, плечистые и худощавые, цвет волос одинаковый, насчет цвета глаз – не скажу, потому что не знаю. Так что принять одного за другого можно свободно, вот разве что если ежедневно видеть близко… Да нет, разобраться могла бы только мать или жена. Женщина, о которой говорится в письме, вышла за Ренуся лишь потому, что он так походил на ее первого возлюбленного.
– А почему вы так подробно смогли рассказать мне о сходстве этих мужчин? Вы знали обоих?
– Если быть точной – ни одного.
И я безжалостно, не считаясь со временем капитана, во всех подробностях поведала ему и о бабах перед витриной парижского магазина с нижним дамским бельем, и о двух мужчинах перед зеркалом в варшавском кафе.
Капитан все терпеливо выслушал.
– Понятно. А откуда у вас взялся Спшенгель?
– Из того же источника, что и Новаковский, – ответила я и опять безжалостно пересказала все сплетни минувших времен. Осчастливила, так сказать. Ничего, раз уж следственные органы столь ценят искренние ответы – пожалуйста, пусть слушают искренний ответ, мне не жалко.
– Не могла пани сразу все это рассказать?
– Я вам что, Святой Дух? Сразу я еще ничего не знала. Узнавала постепенно, по кусочку, с помощью дедукции и т.п. и до сих пор не уверена, правильно ли все разгадала. Вам удалось найти Спшенгеля?
– Он умер. Погиб в автомобильной катастрофе.
– Значит, все-таки! – вырвалось у меня.
– Выходит – все-таки, – подтвердил капитан, как-то странно глядя на меня. – Никакой тайны из этого не делали, протоколы хранятся в архиве. Сгорел!
Эмоции бушевали во мне, но кое-что я еще соображала.
– Постойте. Если человек сгорел, его вряд ли удалось опознать по лицу. Откуда известно, что сгорел именно Спшенгель? Знаете, есть такой способ – зубы проверить…
– Представьте себе, знаем. Если, к примеру, вообразить – взорвалась та ваша гипсовая голова, взорвалась так, как и было задумано – в тот момент, когда вы вошли в прихожую, и у нас возникли бы трудности с идентификацией трупа…
– Ох, хватит! Жуткую картину вы тут мне нарисовали, но убедительную. И в самом деле, вряд ли кто при таких обстоятельствах стал бы заниматься зубами, и без того ясно, кто погиб. Если я вас правильно поняла, тогда не возникло никаких сомнений – поехал куда-то на своей машине, сам ее вел, к тому же был у него какой-нибудь этакий необычный портсигар или еще что…
– Часы.
– Вот, пожалуйста, и никаких сообщников, разве что Новаковский…
Капитан невежливо перебил меня.
– В вашем чулане мы много чего нашли. Надо признать, работки вы нам доставили вдоволь, четыре человека шуровали сутки…
– Жаль мне их. Целые сутки, без перерыва?
– Посменно. Я уже сказал, что бутылки мы повыбрасывали, то же сделали с частью макулатуры, но все остальное осталось. Меня заинтересовали три вида документов.
Меня тоже заинтересовали.
– О, покажите! Или только устно?
– Посмотрим. Итак, первый вид: написанный от руки вроде бы реестр всевозможных преступлений. Начинается с подделки денежных знаков. Видимо, довольно старая история, ибо говорится о фальшивых банкнотах по пятьсот злотых. Вслед за фальшивыми купюрами следуют, по пунктам, кражи автомобилей, кражи со взломом и убийства.
– А в этот реестр не входит ли потеря почтового мешка с деньгами?
– Как же, входит.
– Тогда этот документ можете оставить в покое, вы отыскали черновик сценария. По нему так и не был поставлен фильм, мне казалось, я выбросила черновик.
– Я так и думал, но на всякий случай решил проверить. Второе: прокурорские акты в жутком состоянии, собственно, фрагменты, можно понять, что речь шла об убийстве, совершенном двумя братьями.
– Это тоже можно выбросить. Акты принадлежали моему второму мужу, сами видите, в каком они состоянии, потому что опрокинулся стол, и на бумаги вылились кофе, томатный сок и растительное масло, но потом муж сделал копию. Не спрашивайте, зачем я их хранила, сама скажу: собирала макулатуру, чтобы в обмен на нее получить туалетную бумагу. Правильно, это было еще в те, незапамятные времена, вы, наверное, не помните, молоды еще.
