Елена Логунова - Секретная миссия Пиковой дамы
Я вышла в ночь и сразу же об этом пожалела. Погода продолжала безобразничать: выл ветер, над пешеходным переходом опасно наклонился здоровенный рекламный щит фирмы, производящей металлопластиковые окна. Плакат размером полтора на два метра изображал абсолютно голую девицу, стыдливо прикрывающую ладошками то место, которое библейская Ева маскировала фиговым листочком. Над фото застенчивой нудистки был прописан рекламный слоган: «Открой свое любимое окно!» Я немного опешила: что, собственно, имелось в виду под окном? Лично у меня эта картинка ассоциировалась скорее с гинекологией, чем со строительством!
Однако упоминание об окне заставило меня вспомнить, что пролегавший через «сквознячок» короткий путь от трамвайной остановки к моему дому с недавних пор наглухо перекрыт металлической дверью с кодовым замком. Я тихо выругалась и с неудовольствием посмотрела на свои сумки. Приходилось признать, что для предстоящего марш-броска в условиях зимней кампании снаряжена я была неподходяще: пакет с «фишками» надувался, увеличивая мою «парусность» и помогая боковому ветру сбивать меня с курса, а открытая сумка наполнялась снегом и хлопала раззявленной пастью, так что я боялась посеять в сугробах половину ее содержимого. Вдобавок ветер то и дело сносил капюшон с моей головы, а шапки у меня не было и свободных рук, чтобы придержать свой меховой клобучок, — тоже.
Скрюченная и скукоженная, похожая на пьяную курицу, на бегу прячущую голову под крыло, я чувствительно врубилась в припорошенный снегом столбик и раздавила на обочине тропинки снеговичка.
— Так дело не пойдет, — сказала я сама себе, останавливаясь в относительно тихом закоулке вблизи помойки.
Первым делом я разгрузила пакет с покупками, сделанными в «Штучке», при этом освободив себе руки и одновременно утеплившись: хлопчатобумажные трусы с похожим на мишень кружком я надела себе на голову, натянув их низко на лоб и упрятав под резинку хлеставшие по лицу мокрые волосы. А уже к трикотажному полотну этого оригинального головного убора я фосфоресцирующими прищепками из детского прогулочного набора надежно прикрепила капюшон шубки.
Светящийся медальон-отражатель я повесила себе на шею, в опустевший пакет положила сумку со всем содержимым, дважды завернула край и сунула сверток под мышку. Правда, это оказалось неудобно, и я переложила куль на левую руку, как спеленутого младенца.
Теперь голова моя не мерзла и правая рука освободилась, так что я могла балансировать на ходу, однако не могу сказать, что идти стало намного легче. Ветер некстати сменился, сделался встречным, и мне приходилось щуриться. Лицо замерзло, и кожа на нем натянулась, как на барабане. Впрочем, мне бы до дома добежать, а там я разморожусь!
На ходу дожевывая бутерброд с сосиской, Петя Мобиль выдвинулся из ворот, прикрыл за собой прорезанную в металле дверцу и закрыл ее на ключ. Проглотил сосисочно-булочную жвачку, натянул до самых глаз вязаную шапку и огляделся по сторонам.
Видимость в условиях разгулявшейся снежной бури была плохой. В пяти шагах от себя Петя уже не мог рассмотреть ничего и потому невысоко оценил свои шансы толком разглядеть экипировку и половую принадлежность редких пешеходов. Петю интересовали исключительно бабы в цветных шубах. Ту зловредную тетку, которая исподтишка сфотографировала хоронящегося от чужих взглядов Петиного босса, он уже видел во сне, но наяву подлая баба не попалась ему ни разу. Как сквозь землю провалилась!
— Если долго мучиться, что-нибудь получится! — процитировал Петя в утешение самому себе.
Он шел, пригнувшись под ветром, но не забывая посматривать по сторонам — не шмыгнет ли мимо какая-никакая пестрая шкура? Удержавшись от того, чтобы рухнуть на спину прошуршавшей мимо трехцветной кошке, Петя проследовал на свой наблюдательный пост. В качестве такового вот уже три ненастных вечера подряд использовался старый «Москвич-406», стоящий на вечном приколе у подъезда одного из домов. Автомобильный антиквариат хорошо сохранился, все стекла в маленьких окошках были целы, а дверцы достаточно плотно закрывались, чтобы укрыть находящегося внутри Петю от снегопада и порывов холодного ветра. За это Перпетуум Васильевич испытывал к «Москвичу-406» нечто вроде благодарности и даже начал воспринимать машину как одушевленное существо.
— Между нами, Мобилями, говоря, сомневаюсь я, что она появится, — доверительно признался Петя «Москвичу». — В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, кто же добровольно пойдет мерзнуть на ветру? Она же, баба эта, небось не дура! Была бы дура, давно уже попалась бы, а она, вишь, хоронится где-то! Чувствует, должно быть, что за ней охота идет!
Петя шумно шмыгнул носом, сунул озябшие руки под мышки, а нос опустил в поднятый воротник свитера и замер, экономя тепло. В этот момент живыми и подвижными оставались только Петины маленькие серые глазки. Они-то и заметались, точно две вспугнутых мышки, когда прямо у капота «Москвича» из крутящихся белых хлопьев материализовалась корявая снегурочка в бело-рыжем тулупе.
— Е-твое! — хриплым голосом воскликнул Петя, поспешно выпрастывая руки и нащупывая ими ледяную защелку на дверце.
Он вывалился из автомобиля на заснеженную клумбу, вытянул вперед руки, скрюченные от желания свернуть мерзавке шею, и, пошатываясь на закоченевших от долгой неподвижности ногах, походкой ожившего мертвеца с ускорением двинулся напролом сквозь густую белую пелену.
Шагов человека, который уже какое-то время бежал следом за мной, я за воем ветра не расслышала. Потому и не успела испугаться, когда меня вдруг сзади сильно дернули за полу шубы, развернули на девяносто градусов и в снежном вихре перед моими сощуренными глазами нарисовалось бледное пятно чьей-то широкой морды. Честно говоря, я даже не сразу поняла, что это человеческое лицо, так оно было похоже на бледную рожу снежной бабы, погубленной мной с минуту назад!
И ударила я нападавшего вовсе не нарочно, это само собой получилось: моя правая рука, которую я на ходу тянула вперед, чтобы еще раз не врезаться в какое-нибудь твердое препятствие вроде столба, с разворота двинула снеговика по плечу. Он потерял равновесие и начал падать — неспешно, красиво, как в кино при замедленной съемке. Я не стала извиняться: ну, свалился он, так это погода такая, гололед, почва неровная!
— То канава, то яма! — в качестве оправдания прокричала я падающему снежному человеку, даже не подумав остановиться.
До моего дома оставалось не больше десяти метров. Я пригнулась, ускорилась, в клубах снега ворвалась в подъезд и без остановки взлетела по ступенькам на второй этаж, осыпав снежной пылью прикорнувшего на соседском коврике рыжего котяру. Котофан недовольно мявкнул, поднялся и нагло полез мордой в мой пакет, который я поставила на пол и развернула, чтобы добраться до ключей в сумке. Отпихнув рыжего нахала, я открыла дверь, вошла в квартиру, закрылась на два замка и только после этого обессиленно опустилась на коврик в прихожей.
Уф-ф-ф! Как же я устала!
Кое-как разоблачившись, я повесила заснеженную шубу на плечики над ванной для просушки, а импровизированный головной убор в виде трусов с автодорожной тематикой — на батарею. Закипятила чайник, наболтала большую кружку кипятка с малиновым вареньем и выпила это антипростудное пойло уже в постели, под одеялом. Последним, что промелькнуло в моем быстро угасающем сознании, была мысль о том, что следует позвонить Ирке, предупредить ее, чтобы не волновалась — я, мол, у себя дома, все в порядке и…
Не додумав эту дельную мысль даже до середины, я заснула мертвым сном.
Глава 10
— Слышь, Серега? Говорят, взяли этого шубоненавистника?
Услышав вопрос, капитан Сергей Лазарчук приподнял голову над столом, оторвав взгляд от протокола допроса, который с большим интересом изучал последнюю четверть часа и местами даже успел выучить наизусть.
Вопросительно помаргивая покрасневшими от недосыпа глазами, в щели приоткрытой двери торчала взлохмаченная голова капитана Александра Сивко — коллеги и приятеля капитана Сергея Лазарчука. Парни плотно общались не только по работе, но и по жизни вообще, за что их за глаза так и называли: «Два капитана».
— Взяли-то взяли…
Серега нехотя отодвинул в сторону исписанную бумажку и жестом пригласил товарища войти. Санек не заставил себя уговаривать. В руке капитан держал прозрачный целлофановый пакет с горячими пончиками и объемистую чайную чашку в форме женской груди приблизительно четвертого размера. Капитан Сивко благоразумно начинал очередной рабочий день с легкого завтрака.
— Пончики? — с намеком спросил Лазарчук, одновременно выдвигая нижний ящик стола.
— Кофе? — с аналогичной интонацией произнес Сивко.
Свой эротический чайный сосуд он поставил на столешницу, и Серега увидел, что емкость наполнена пустым кипятком.
