Дарья Донцова - Лягушка Баскервилей
Признав правоту Темы, я пошла к «Пежо». Лягушкас, который после одиннадцати вечера должен был из непонятного растения трансформироваться в райский цветок, Юра впихнул в джип Темы.
– Хорошие вы люди, – чуть не прослезился несчастный олигофрен, получив чаевые, – поэтому предупреждаю: Олег гад, он не сказал небось, что Лягушкас опасный. Он вас всех сожрет! До единого! У Петра Михайловича с Рублевки тещу съел. Правда, потом сгнил. Не переварил!
– Наверное, у Петра Михайловича была ядовитая теща, – на полном серьезе заявил Тема. – Спасибо тебе, золотко, иди домой. Вот, держи, купишь себе еще мороженое.
Лягушкас мы поставили недалеко от крыльца.
– Умираю спать хочу, – зевнул Тема. – А ты не ложись, выйди потом и на цветок посмотри. Интересно, он и впрямь хорош?
– Маловероятно, – хмыкнула я. – Из котенка не получится тигр.
— Да? – расстроился Тема. – Думаешь, зря потратился?
– Но вполне возможно, что Лягушкас шикарно расцветет, – быстро изменила я точку зрения.
– Ой, только не надо меня жалеть! – скривился Тема.
После ужина я почитала книгу, потом, осторожно озираясь, выползла на балкон и вытащила тщательно спрятанную под железным подоконником пачку сигарет. Противные домашние объявили Ложкино безникотиновой зоной, и мне приходится туго. Если думаете, что активные противники «раковых палочек» Кеша, Зайка и Дегтярев сумели когда-то избавиться от пагубной привычки к табаку, то ошибаетесь – они никогда им не баловались. Мне отчего-то кажется, что, имей Ольга пристрастие к курению, в особняке на каждом шагу стояло бы по десять пепельниц, но Зая не выносит даже намека на запах, как она выражается, «сухого навоза, завернутого в дурацкую бумажку».
Я облокотилась на парапет и стала смотреть вниз. Ой, а что там такое огромное у крыльца? Может, забытая сумка? Причем не дамская, а спортивная! Любопытство стало нестерпимым, я спустилась на первый этаж и спросила:
– Собаки, гулять пойдем?
С громким лаем к моим ногам кинулась одна Жюли. Снап, Банди, Хуч и Черри даже не пошевелились.
– Не желаете размять лапы? – повторила я предложение.
На этот раз отозвался Хуч. Он поднял круглую крупную голову с черными висящими ушами и укоризненно сказал:
– Гав.
Помолчал мгновение и добавил:
– Гав, гав.
На человеческий язык данное высказывание следовало перевести так:
«Мать, ты сошла с ума! Какие гуляния ночью? В животе мурлыкает каша с мясом, вредно топтать лапы, когда идет процесс пищеварения. Иди спать, завтра утром погоняем по саду».
– Ваша позиция ясна, – улыбнулась я. – Значит, пойду смотреть на сумку одна.
Нечто мягкое, нежно-пушистое коснулось моей босой ноги, я посмотрела вниз. Жюли преданно заморгала.
– Не переживай, выйдем вдвоем, – успокоила я йоркшириху, и та, счастливо взвизгнув, полетела к двери.
Из всех собак Жюли – самая бойкая и бесстрашная. Вообще говоря, она принадлежит няне близнецов, детей Аркаши и Зайки. Спустя некоторое время после переезда Серафимы в Ложкино Жюли абсолютно адаптировалась, и теперь нам кажется, будто крохотная, весом чуть больше булки с вареньем, псинка всегда обитала в доме.
На лето близнецы Алька и Валька отправляются ко второй бабушке. Зайкина мама живет под Киевом, у нее тоже немаленький особняк и огромный сад, в котором растут плодовые деревья и кустарники. Серафима, естественно, едет с ребятами. Няня бы с удовольствием прихватила с собой и Жюли, но имеются три мешающих вывозу животинки обстоятельства. Теперь между Россией и Украиной существуют таможня и паспортный контроль. Вернее, проверок две. Но российские кордоны вы минуете спокойно – то ли наши парни более профессиональны, и им хватает беглого взгляда, чтобы определить, везет ли пассажир контрабанду, то ли здесь есть еще какая-то причина, но паспорт они отдают мгновенно и, вежливо пожелав счастливого пути, уходят. А вот их украинские коллеги намного более шумные и въедливые, они непременно полезут в вещи и начнут придираться к мелочам. Провезти собачку будет трудно. На Жюли потребуют кучу справок и сертификатов, а потом посадят несчастную иоркшириху на карантин, и дрожащая от ужаса псинка проведет в специальном боксе кучу времени. Это раз. Во-вторых, Жюли очень любит Ложкино и страдает, когда ей по какой-то причине приходится выезжать из коттеджа. В-третьих… Впрочем, для того чтобы оставить йорка дома, хватает и первых двух пунктов.
Я отперла тяжелую входную дверь и сказала:
– Вперед!
Жюли молнией метнулась было в сад, но притормозила, осела на задние лапы и возмущенно залаяла.
Жюли храбрая до безрассудства. В ней всего-то восемьсот граммов веса, а сердце и характер боевого слона. Крошка обладает заоблачной самооценкой и абсолютно искренно считает, что она способна справиться с разбуженным зимой медведем. Скорей всего, сейчас отважное существо увидело мышь и загорелось желанием во что бы то ни стало ее проглотить. Ну какое право имеют грызуны разгуливать по саду, если в него вышла Жюли? Хорошо, что Банди не пожелал сейчас совершить поздний моцион. Наш питбуль боится полевок до одури: обычно, встретив на дорожке мышь, собака бойцовой породы валится со стоном на бок и лежит в обмороке, пока хозяева не приведут Бандюшу в чувство.
– Эй, Жюли, – тихо сказала я, – успокойся, иначе разбудишь Зайку.
– Р-р-р… гав-гав.
– Кому сказано, прекрати!
– Тяв, тяв, тяв!
– Ну, погоди, – пригрозила я и стала спускаться по ступенькам, – не стану долго уговаривать, возьму под мышку и отнесу в дом. Сиди там, если не умеешь себя вести…
Остаток назидательной речи застыл в горле, я ахнула и чуть было сама не начала лаять, как Жюли. В паре метров от центрального входа покачивался на короткой толстой ножке удивительный цветок. Ярко-красный колокольчик был размером с десятилитровую кастрюлю, лепестки торчали в стороны, внутри виднелись тычинки, покрытые черной пыльцой. Цветоложе окружали глянцевые мясистые листья, лаково блестящие в свете фонарей, а в воздухе разливался запах… ммм… не особо приятный, напоминающий «аромат» несвежего мяса. Очевидно, и Жюли оценила красоту, потому что она, перестав заливаться, стала подбираться к невероятному растению, нервно подергивая носом. Точь-в-точь так йоркшириха поступает, когда видит свежепожаренные котлеты.
– Ни фига себе! – всплеснула я руками. – Торговец не обманул, Лягушкас и впрямь раскрывается по ночам. Как думаешь, Жюли, не позвать ли нам домашних полюбоваться на невиданное зрелище? Конечно, Зайка начнет ругаться, но ведь днем Лягушкас похож на обычный теннисный мячик, только экстремального, красного цвета. Единственно, что мне не нравится в потрясающем цветке, это его резкий запах. Ой, а к Лягушкасу просто толпой летят всякие бабочки и ночные насекомые! Наверное, у него сладкая пыльца. Эй, Жюли, не смей грызть цветок! Фу, отойди, фу!
Йоркшириха, абсолютно не обращая внимания на гневное замечание хозяйки, попыталась оттяпать кусок от одного из лепестков, а потом, коротко взвизгнув, влезла внутрь роскошного цветка.
– Жюли! – с возмущением заорала я, забыв о необходимости соблюдать тишину. – Вот придумала! Ты сломаешь Лягушкас! Мало того что растение дорогое, так оно еще и невероятно красиво!
Пованивает, правда, но это детали. Вылезай немедленно!
Не успел отзвенеть мой гневный крик, как одно из окон второго этажа с треском распахнулось и высунулась растрепанная Зайка.
– Смею напомнить, – зашипела она, – что кое-кому завтра вставать в шесть утра. Полнейшее безобразие! Отчего вопишь? На дом напали пираты? Или в сад влезли шанхайские барсы? И чем тут пахнет? Ты куришь сигары? Ну ваше!
– Это Лягушкас приванивает, – замела я хвостом, – никаких изделий из табака даже в руках не держу, честное слово!
Зайка прищурилась:
– Жабы с запахом? Первый раз о подобном слышу!
– Лягушкас не земноводное, он цветок, – охотно пустилась я в объяснения, – растение так называется. Какой-то Лягушкас и еще одно слово, только я его забыла.
– Да? – с легким сомнением протянула Ольга.
– Ага, – закивала я, – спустись и посмотри.
– Давно сплю, – зевнула Зайка.
– Как хочешь, но Лягушкас хорош лишь по ночам.
– Ладно, – после недолгого колебания согласилась Ольга, – уже ползу.
Выйдя на крыльцо, Зайка спросила:
– И где твой жабешник?
– Лагушкас, – засмеялась я, – вон там, левее. Кстати, даже Жюли оценила прелесть экзота, представляешь, она залезла…
Ольга, никак не отреагировав на чужие речи, пошлепала по ступенькам, дошла до нужного места и с явным недовольством спросила:
– Этот, что ли?
– Да, – поспешила я к Зайке, – он! Правда, хорош?
– Ничего особенного, – равнодушно ответила Ольга, – просто листья и какой-то мешок.
– Цветок! Гигантский колокольчик!
– Ни фига подобного. Тут нечто, смахивающее на неаккуратный ком.
