Галина Куликова - Если вы не влюблены
– Скажите, – спросила его во время последнего осмотра заведующая отделением, – есть ли у вас близкие родственники или знакомые, готовые ухаживать за вами постоянно?
Борис Леонидович лишь отрицательно покачал головой. Из родственников у него остался один лишь племянник, с которым он не общался уже много лет. Обременять же подобными просьбами друзей и знакомых, тем более Олю, он не собирался – гордость не позволяла.
– А нанять сиделку вы сможете? А то давайте мы похлопочем, чтобы вас направили в хороший дом престарелых. У нас в области есть очень достойные, там вам будет хорошо.
Однако сама мысль об этом едва не загнала Наумкина в могилу. Какой еще дом престарелых? С ума они, что ли, сошли? С другой стороны, врачей можно было понять – не могли же они вечно держать его в больнице, а жить дома самостоятельно Борис Леонидович не смог бы никак. Хотя деньги у него теперь были, но надолго ли их хватит?
А ведь реши он проблему с рисунками, можно было бы рассчитывать не только на постоянный уход, но и на поистине королевское лечение. Но не мог же он на самом деле сказать врачам – у меня дома, в кармане, шедевры на несколько десятков миллионов долларов. Так уж не затруднитесь, возьмите их, продайте, а на вырученные деньги отправьте меня на швейцарский курорт подлечиться!
Но, проведя пару дней в тяжелых размышлениях, Наумкин, наконец, придумал, как ему действовать. Вспомнив однажды о племяннике, Борис Леонидович снова и снова возвращался мыслями к этому своему единственному родственнику. Если уж доверяться кому-то в таком серьезном деле, пусть это лучше будет родная кровь. Впрочем, других вариантов у него все равно не было.
* * *Единственный племянник Наумкина Алексей, сын его покойной сестры, прилетел буквально на следующий день после звонка из больницы. Его домашний телефон, который удалось отыскать в недрах наумкинской старой записной книжки, по счастью, не изменился.
Когда Алексей вошел в палату, то вокруг мгновенно распространились волны силы, здоровья и жизненного успеха. Даже Борис Леонидович в его присутствии неожиданно почувствовал себя лучше. Объяснялись они с трудом – Наумкин видел, что многие из его слов племянник просто не понимает. Но, главное, им все же удалось договориться о том, чтобы перевезти Бориса Леонидовича домой и найти ему хорошую сиделку.
Толковый и энергичный Алексей быстро освоился в незнакомой обстановке, и уже через два дня Наумкин, снабженный многочисленными медицинскими рекомендациями, лежал у себя дома. Дом сиял чистотой, в спальне стояла новая, удобная кровать, у окна – новое, большое кресло и журнальный столик с газетами и книгами. «Когда начнете вставать, это будет вам на первое время рабочее место», – объяснил Алексей.
Пожилая, аккуратная и немногословная помощница по хозяйству, которую нашел для дяди племянник, произвела на Бориса Леонидовича очень хорошее впечатление. Особенно ему понравилось то, что она была необыкновенно терпелива и не раздражалась, общаясь с капризным больным.
Все расходы по обустройству дяди щедрый Алексей взял на себя. Когда Наумкин попытался объяснить, где у него лежат деньги, тот лишь махнул рукой:
– Вам они еще пригодятся, не тратьте пока.
Проведя несколько дней дома, Борис Леонидович заметно приободрился, даже разговаривать стал увереннее. Правда, он все никак не мог добраться до своих рисунков, и это его тревожило. Но просить сиделку достать из пиджака и показать ему заветные конверты он так и не решился.
Между тем Борис Леонидович не прекращал обдумывать предстоящий серьезный разговор с племянником, который произвел на него впечатление человека не только делового, но и вполне порядочного. Правда, Наумкин помнил, что в молодости у Алексея были какие-то проблемы с законом. Но у кого их сейчас нет?
Разговор состоялся перед самым отъездом племянника в Москву. Наумкин решил рассказать Алексею всю историю с рисунками от начала до конца.
История была длинной, Наумкин быстро уставал и часто останавливался, чтобы передохнуть. Наконец его рассказ подошел к концу, и он пытливо уставился на племянника. Он сразу понял, что обычно веселый и уверенный с себе Алексей находился сейчас в полной растерянности, видимо полагая, что у дяди начался бред.
Тогда Борис Леонидович попросил его достать из пиджака рисунки. Они, по счастью, были на месте. Убедившись, что Борис Леонидович в порядке, Алексей стал внимательно разглядывать дядину добычу. Потом спросил:
– И как вы хотите распорядиться этим богатством? Я могу вам чем-то помочь?
– Конечно. Ты же понимаешь, что в основном из-за этого я тебя и вызвал. Денег хватит нам обоим, поделим поровну. Ты должен будешь продать рисунки, но не так бездарно, как пытался делать я. Видишь, сколько денег потерял? А если у тебя все получится удачно, отправь меня за границу на лечение – и тебе хлопот не будет, и я буду уверен, что делается все возможное. Вдруг еще доведется пожить по-человечески…
Борис Леонидович хотел надеяться, что поступил разумно, что Алексей сделает все правильно и не обманет. Так что теперь нужно было расслабиться и вплотную заняться здоровьем. Наумкин верил, что если дело с рисунками выгорит, он непременно встанет на ноги. Бывают же в жизни чудеса! Глядишь – Наумкин еще попрыгает. В Питер к Оле на Новый год съездит. Может быть, они вместе потом махнут на какие-нибудь острова… И, почти счастливый, Наумкин впервые за последнее время крепко и спокойно заснул.
Алексей тем временем уже летел обратно в Москву. Все случившееся могло бы показаться фантастическим сном, если бы не бережно спрятанные в его кейсе рисунки. Раньше он думал, что такое возможно только в кино. Но жизнь, оказывается, тоже преподносит порой сюрпризы, от которых можно сойти с ума.
Однако сюрпризы сюрпризами, а ему теперь предстоит весьма серьезная работа. Серьезная и рискованная. Пока дядюшкины миллионы существуют лишь в теории. А как там еще будет на практике – непонятно. К тому же два рисунка – лишь часть проблемы. У Алексея в голове настойчиво крутились две фамилии – Заречный и Романчикова, хотя пока еще он не до конца понимал почему.
Пройдя через здание аэропорта, он направился к стоянке, где оставил свою машину. Сев за руль, вспомнил, что не включил мобильный, который, ожив в руках хозяина, тут же затрезвонил. Алексей, поморщившись, нажал кнопку:
– Будкевич. Да, уже прилетел, через два часа буду в театре.
Гастроли продолжаются
(После похищения Тани)
В глазах Дворецкого сосредоточилась вся мировая скорбь мужчин по поводу вселенской глупости женщин.
– То есть вы подозревали, что на Курочкина напали. И что журналистка, которая последней видела писателя Заречного живым, украла из вашей гримерки туфли. И когда убили мэра города Перегудова, всю труппу опрашивали следователи, потому что кое-кто из артистов встречался с этой самой мэршей в день ее убийства.
Никаких вопросительных интонаций. Он констатировал факты, бросая их Белинде в лицо. Она стояла перед ним бледная и злая, прижимая к груди Танину сумочку, обнаруженную на заднем дворе салона красоты. Без умопомрачительных каблуков Белинда оказалась значительно ниже и, чтобы не дышать ему в грудь, высоко задирала подбородок.
– Вы должны были понимать, – продолжал Дворецкий, не отступая ни на шаг, – что находитесь в опасности. Судя по всему, кто-то хотел сорвать ваши гастроли. Другое объяснение трудно найти. И когда преступнику не удалось это сделать, бросив на вас подозрение в убийствах, он пошел в атаку. Он вывел из строя Курочкина. Однако спектакль не сняли! Потому что Курочкина заменил Будкевич. На вас могли напасть! Но в ваши симпатичные головы такая мысль даже не пришла!
– Мы не следователи, чтобы разбираться во всех тонкостях! – оборонялась Белинда. Оборонялась довольно вяло, потому что чувствовала себя виноватой: Таню похитили, а она осталась цела и невредима.
Когда Дворецкий приехал, перепуганная насмерть Белинда вывалила на него все, что знала сама. Она рассказала ему, что случилось с их труппой за время гастролей, и Дворецкий схватился за голову. Он обошел всех без исключения актеров и каждого подробно расспросил. Он вынул душу из Веленко. Он ругал Будкевича за то, что тот слишком долго тянул, прежде чем обратиться за помощью.
– Да ведь насчет Курочкина милиция так ничего и не выяснила, – оправдывался тот. – То ли его стукнули, то ли он сам упал и головой о камень ударился… В себя не приходит, правды мы не знаем… Я собирался рассказать милиции про туфли Регины, но они внезапно исчезли! И кто бы стал меня слушать?
– Я бы стал. Вы должны были понять, что столько происшествий сразу – это неспроста! – парировал Дворецкий.
Его зеленые глаза метали молнии. На Таранова он смотрел с какой-то особой ненавистью, как будто лично поручил ему приглядывать за Таней, а тот не справился с заданием. Таранов между тем ни на кого не обращал внимания и беспрестанно курил, неприкаянно расхаживая взад и вперед. Расхаживал он монотонно, словно узник, который не ждет скорого освобождения.
