Дарья Донцова - Концерт для колобка с оркестром
– Роман дома?
– Уехал он, на рыбалку.
– Куда? – приуныла я.
Вот катастрофа, вдруг парень подался на край света!
– Завтра вернуться обещал. А вы кто? Люда? – спросила девочка, и, не дожидаясь моего ответа, продолжила:
– Он вам записку оставил!
Конечно, нехорошо вскрывать и читать адресованные другим людям письма, но, думаю, вы простите меня, когда узнаете, что, услыхав про записку, я заорала:
– Давай сюда!
– Подождите тут, – деловито сказала девчушка и закрыла перед моим носом дверь.
Пришлось топтаться на лестнице, десять минут, пятнадцать, двадцать… Когда терпение мое иссякло, а рука потянулась к звонку, дверь распахнулась. Девочка помахала сложенным листком.
– Во.
– Отдай, – еле скрывая нетерпение, поторопила я ребенка.
– Э, нет! Ромка сказал: вам эта записка очень нужна, заплатите мне сотню.
– Возьми, пожалуйста, – засуетилась я, вытаскивая деньги из кошелька, – купи себе конфет или плюшевую игрушку.
– Плеер хочу, – скривилась девочка, – на фиг мне деревянные! Плати сто баксов.
– У меня столько нет! И потом, что за это цена?
Услуга-то ерундовая!
– А вот и не правда твоя, – обозлилась взяточница, – Ромка наш сосед, он с моей мамой вечно ругается, мне не разрешают с ним общаться, но я взяла записку, не побоялась. Гони монету, или ничего не получишь.
– Пятьсот рублей, и дело с концом.
– Две с половиной тысячи.
– Семьсот.
– Две.
В результате мы сошлись на тысяче. Серо-голубая купюра перекочевала из портмоне в грязную ладошку, взамен я получила записку.
Представляете, с какими чувствами я разворачивала листок. "Л! Извини! Я выхожу из игры! Мне эта затея всегда не нравилась! Теперь совсем плохо! Ты, кстати, самая приличная из всех! Рад был познакомиться! Но лучше бы нам никогда не встречаться. Кстати, я нашел его, давно. Просто вам не говорил, но тебе хочу сказать.
Фомин Леонид Филимонович, прописан в Теплом Стане, там ли живет, не знаю, не проверял. Можешь сама съездить. Адрес смотри ниже. Кстати, Яна небось у Фомина, о нем никто же не знает!"
Дальше, после закорючки, обозначавшей подпись, шел адрес. Зажав бумажонку в кулак, я потопала к метро. Теперь надо ехать в Теплый Стан! Леонид Фомин, а шофера зовут Роман Фомин. Может, родственники? Хотя нет, скорей всего, просто однофамильцы.
Глава 26
Хрипло чихающее маршрутное такси довезло меня до того места, где огромный мегаполис по имени Москва заканчивался. За серыми, некрасивыми домами виднелась полоска леса, вдали надрывно-тревожно прокричал гудок поезда, совсем недалеко от улицы находилась железная дорога.
Пятиэтажка, куда мне предстояло войти, выглядела нежилой. Выбитые стекла в окнах, двери подъездов болтаются на петлях. Скорей всего, дом был приготовлен на снос. Но на втором этаже, около одной из квартир, была свалена гора обуви, пройдя еще один лестничный пролет, я наткнулась на помойные ведра, из которых вываливались отбросы, и поняла: тут еще остались жильцы. Двадцатая квартира оказалась на пятом этаже. Еще не так давно в бюллетенях недвижимости можно было прочитать: последний этаж не предлагать, но сейчас жилье, над которым нет сверху соседей, стало цениться очень высоко. Кое-кто добивается разрешения и присоединяет к своим апартаментам часть чердака. Но неизвестный мне Фомин Леонид Филимонович явно был нерачительным хозяином.
Дверь в его жилье смотрелась ужасно: ободранная, грязная, некогда обитая дермантином. Звонок, выдранный из стены, болтался на одном проводе.
Я попыталась нажать на кнопочку, но не услышала никакого звука. Сзади послышался грохот, растрепанная баба выставила на лестницу помойку.
– Ты к Леньке? – поинтересовалась она, распространяя запах щей, сваренных, кажется, из гнилой капусты.
– Да, – стараясь не дышать, ответила я, – ищу Леонида Филимоновича Фомина, он прописан тут.
– Из милиции, што ль? – заинтересовалась тетка. – Если кто набезобразничал, то не он.
– Вы так уверенно защищаете соседа, хорошо с ним знакомы?
Женщина закашлялась.
– Много лет рядом мучаемся. Вот скажи, кто ЛТП отменил, а? Демократы! Я теперь за них никогда голосовать не пойду. Людям жизни не стало, а эти, в Думе, орали: ущемление свободы. О нас они подумали?..
Я молча слушала сердитую бабу. ЛТП, или лечебно-трудовой профилакторий, очень хорошо известное мне место. Во дворе моего детства бабы частенько пугали сим заведением спившихся супругов. Услышав из уст жены: "Ладно, будешь пить и драться, пойду в легавку 4 и сдам тебя в ЛТП", – мужик моментально делался смирным и принимался бормотать: «Ну ладно, чего раскипятилась, я просто погулял чуток».
Но кое-кто из алкоголиков был близко знаком с учреждением, отчего-то названным профилакторием.
От лагеря ЛТП отличался немногим: бараки, охранник, рабочие цеха, плац для построения, отряды и походы строем, с песней в клуб. Нравы тут были чуть помягче, чем на зоне, воспитатели подобрее, а больница неукомплектованной. К пребыванию в данном месте приговаривали по суду, и кое-кто, выйдя на свободу, «завязывал» с возлияниями, но таких было мало.
Основная масса выпивох, проведя пару лет в вынужденной трезвости, оказавшись на свободе, мгновенно принималась за старое.
В вечно пьяном дворе моего детства простые русские женщины, считавшие терпение наивысшей доблестью, а мужа-алкоголика само собой разумеющимся явлением, прибегали к помощи ЛТП только в крайнем случае. Валя Роткина отправила мужа шить брезентовые рукавицы после того, как тот избил своего двухлетнего сына почти до смерти, а Галя Чепина побежала в милицию, найдя у себя дома целую роту непонятно откуда взявшихся алкашей, которые во главе с супругом крушили мебель.
Зачем же было сажать отцов семейства в ЛТП, если там все равно не излечивали пьяниц? Милые мои, вы просто никогда не существовали рядом с алкоголиком в квартире общей площадью в пару квадратных метров. Уж поверьте мне, хуже наказания просто нет.
Деть «сокровище» некуда, оно постоянно здесь прописано и находится в доме на законных основаниях.
Вернее, алкаш там пьет, буянит, сжирает детскую кашу, выносит все, что можно обменять на бутылку, бьет вас, детей, кошку, храпит на полу, а избавиться от такого муженька можно лишь одним способом: сдав его на перевоспитание. Бедные тетки, решавшиеся на этот шаг, очень хорошо понимали: их мужей от бутылки не отвернет ничто, но на какое-то время семья избавлялась от издевательств, получала хоть маленькую передышку. А ведь, кроме жен, у алкоголиков имеются родители, соседи, они страдают от безумного, невменяемого существа не меньше. И если супруга с матерью хоть как-то пытаются примириться с неуправляемым пьяницей, то с какой стати мучиться остальным? В общем, в нашей стране ЛТП был жестокой, но подчас необходимой мерой.
Дождь демократии смыл пыль советского строя, причем вместе с водой утекла не только грязь, но и младенец. Все-таки имелось в коммунистическом режиме и что-то хорошее. Ну, допустим, массовый вывоз детей летом в пионерские лагеря или поголовная медицинская диспансеризация населения. Все эти обязательные флюорографии и смотровые кабинеты, куда нас тащили буквально на веревке, но ведь кому-то такие походы спасли жизнь, выявили опасное заболевание на самой ранней стадии. Но, увы, большинство детей из малоимущих семей теперь проводят лето в городе, в поликлиники никого ходить не заставляют, а от ЛТП не осталось и воспоминаний. Если избитая баба, рыдая, прибежит сейчас в отделение милиции, скорей всего, она услышит равнодушную фразу: «На семейные ссоры не выезжаем» или «Сама с мужем разбирайся!»
На отчаянный крик: «Он же меня убьет!» – последует замечательный ответ: «Вот тогда и явимся, на труп».
Правда, изредка попадаются добросердечные участковые, которые, прихватив парочку своих коллег, могут просто поколотить вашего пьяного супруга. Но действия эти производят, так сказать, в частном порядке, из чистой жалости. Помощи жене алкоголика искать негде, права пьяницы защищены законом, но как быть с правами окружающих его людей?
– Который год мучаемся, – бубнила соседка, – он один ведь живет! Курит! А ну как сгорим все?
Раньше хоть запоями квасил: месяц никакой, полгода нормальный, а теперь…
Она махнула рукой, попыталась закрыть ведро крышкой, не сумела и сердито продолжила:
– Вообще никуда не выходит! Потому и говорю: если кто набезобразничал, то не он, третью неделю сиднем дома сидит, а я воздух из вентиляции нюхаю: не несет ли гарью! А ведь нормальный был, когда сюда переехал, жену, детей имел, уж не помню сейчас, сколько их было, двое вроде… А потом супруга ушла, деток прихватила и смылась. Ну и кто ее осудит, а? Вот вы сможете?
– Я? Нет, конечно. Но если Леонид третью неделю носа на улицу не кажет, где же он бутылки берет?
