Дарья Донцова - Завещание рождественской утки
Я уже собралась уходить, как вдруг Расторгуев попросил:
– Найдите на книжной полке слева старый альбом, там в самом начале есть фото Вероники, оно было сделано на ее восьмой день рождения.
Я так удивилась! И не удержалась, спросила:
– Вы сохранили снимок ребенка, которого считали преступником?
Андрей Борисович нахмурился.
– Не из-за Ники снимок держал. Вы откройте и все поймете.
Я выполнила просьбу Расторгуева и глазам своим не поверила.
– Боже мой! Девочка сидит на коленях у легенды театра, великого Михаила Абросимова!
И услышала от Расторгуева следующее…
– Потому-то я и не уничтожил карточку. В то лето мы с Михаилом Никодимовичем снимались в одном фильме. Он уже был стар, справил девяностопятилетие, но обладал завидной бодростью и трезвостью ума. Великий старик! Я до сих пор испытываю гордость и трепет от того, что общался с гением, имел возможность поучиться у него. Двадцать третьего августа у Ники был день рождения, я заранее предупредил съемочную группу, что беру выходной. Двадцать второго Михаил Никодимович мне попенял:
– Батенька, негоже от работы отлынивать, лень – смертный грех.
Я ему рассказал про предстоящее торжество, Абросимов завздыхал:
– Я уж и позабыл, когда на празднике радовался, все по поминкам теперь хожу.
А я возьми да и скажи:
– Счастлив был бы видеть вас у себя.
Произнес это из вежливости, даже в мыслях не держал, что Михаил Никодимович согласится, а старик ответил:
– С удовольствием приеду. Дети – божьи ангелы, в их присутствии душа расцветает.
Двадцать третьего августа Абросимов приехал к пяти, привез Веронике подарок: часики, небольшие такие, очень подходящие для девочки. Надел ей на руку со словами:
– Милая барышня, вы уже взрослая, пора следить за временем. Но прошу вас, не растите стремительно, порадуйте еще маменьку и папеньку своим малолетством.
Я попросил разрешения снять его с именинницей, он любезно согласился. Михаил Никодимович с нами до одиннадцати просидел, даже танцевал с Галиной. Чудесный получился вечер.
А двадцать четвертого я приехал около десяти на съемочную площадку, смотрю – все как в воду опущенные. Оказывается, в пять утра Абросимова разбил инсульт, его отправили в клинику, прогноз неутешительный. И, к сожалению, он оправдался, спустя пару дней великий актер, не приходя в сознание, скончался. Выходит, я сделал на празднике Ники прощальный кадр. Разве можно было такой снимок выбросить? Вот что, голубушка, возьмите его себе…
Я стала отказываться, не хотела отбирать у Расторгуева реликвию, но Андрей Борисович настоял:
– Нет, я хочу, чтобы фотография находилась у вас, вы восхищаетесь талантом Михаила Никодимовича, помните его и до сих пор любите. Для моего сына карточка не представляет интереса, на ней нет меня, поэтому он ее после моей смерти выкинет. А у вас она сохранится. К сожалению, я сейчас на фото полюбоваться не могу, но оно останется навсегда в моей памяти.
Вот такой щедрый подарок мне сделал…
На следующий день Наталья Алексеевна пришла на работу, и Ульяна Глебовна стала у нее допытываться:
– Как дела идут? Ищешь Веронику? Есть успехи?
Медсестра про свой визит к Андрею Борисовичу сболтнула и тут же пожалела об этом, поняла – следовало смолчать. Но поздно! Игрункова вцепилась в нее, как терьер в крысу, и завалила ее вопросами. Как выглядит Расторгуев? С кем живет? С сыном? С каким? Николаем? С ума сойти! А где? Что сказал, когда услышал имя Ульяны Глебовны? Как отреагировал?
Любопытство бывшей любовницы артиста зашкаливало, бедная Наталья Алексеевна, давно пожалевшая о своей опрометчивой откровенности, терпеливо его утоляла. И в какой-то момент, устав от бесконечных разговоров, обронила фразу о подаренном фото.
Ульяна Глебовна, забыв про костыли, встала с кровати, потребовала:
– Покажи снимок!
Пришлось Кирпичевой демонстрировать фото.
– Отдай его мне, – заявила Игрункова.
– Нет, – решительно отказала медсестра.
– Ну же, в память о нашей с Андреем Борисовичем любви, – захныкала подопечная.
– Но на фото нет ни вас, ни Расторгуева, – резонно заметила Наталья Алексеевна. – Вряд ли вам будет приятно любоваться на Нику.
– Я не замечаю девочку, – махнула рукой Уля, – главный тут Абросимов. Пожалуйста, оставь хоть на денечек…
– Нет, – повторила Кирпичева, кляня себя за длинный язык.
Старуха прижала карточку к груди и разрыдалась.
– Ладно, – сдалась медсестра, – давайте поступим так: мой зять сделает вам копию.
– Прямо сейчас! – капризно потребовала Игрункова.
– Завтра получите.
Наталья сдержала слово, в пятницу Ульяна Глебовна стала обладательницей снимка. В субботу у Кирпичевой был выходной, а в воскресенье, придя на работу, она услышала, как старики и старушки взахлеб обсуждают новость. Оказывается, Игрункова хорошо знала великого Абросимова, дружила с ним, у нее на тумбочке стоит фото, где артист держит на коленях ее близкую родственницу.
Пожилым людям имя старого актера, легенды театра, было прекрасно известно, и рейтинг Игрунковой взлетел выше крыши. А Ульяну Глебовну, как говорится, понесло. Она без устали рассказывала о своих знакомствах в театральной среде, беззастенчиво лгала: «Я была женой самого популярного в СССР артиста, Андрея Борисовича Расторгуева. В нашей семье воспитывалась из милости вот эта девчонка, Вероника Борисова, сирота, пригретая мною и супругом. Помню, как к ней на день рождения приехал великий Абросимов. Понятно, что прибыл он не ради ребенка, а чтобы сделать приятное мне с Андреем». И так помногу раз, всем, кто заходил в ее комнату. Наверное, не стоит объяснять, что в интернате не осталось человека, не слышавшего эту сказку. Ульяна Глебовна преподнесла свою охотничью историю всем: постояльцам, врачам, массажисту, который работал с ее ногой, санитаркам, библиотекарше. Наталья Алексеевна с запозданием поняла, почему Игрункова так хотела заполучить снимок – ей же хотелось находиться в центре внимания, она подпитывается чужой энергией, а теперь она получала ее полной мерой.
Не успела Кирпичева расстроиться из-за поведения старухи, как свалилось новое ужасное известие. По телевизору в новостях объявили о кончине известного артиста Расторгуева.
Ульяна Глебовна пережила бывшего любовника на три дня. Она умерла, так и не встретившись с Вероникой…
– И вы прекратили поиски Ники? – уточнила я.
Кирпичева поправила воротничок платья.
– Андрей Борисович сказал: «Голубушка, ей-богу, я забыл, куда определил девочку, много лет прошло. Но мой сын разыщет Борисову. Езжайте спокойно домой, теперь это моя забота. Я кашу заварил, мне ее и расхлебывать». И мне подумалось: наверное, его сын опытнее моего зятя, ему удастся справиться с задачей. После смерти Расторгуева я опять насела на Максима, потребовала: «Найди Веронику Борисову, поройся в материалах детдомов». А он ответил: «Я же обычный сотрудник фирмы, не хакер. Не стоит думать, что все профессиональные компьютерщики легко могут влезть в любую базу и добыть информацию. Это не так. Я хочу помочь, но не могу, не обладаю нужной техникой и знаниями.
В общем, Наталья Алексеевна, поняв, что не сможет отыскать Борисову, похоронила эту историю.
– У вас сохранился снимок Ники и Абросимова, подаренный Расторгуевым? – спросила я.
– Конечно, – подтвердила медсестра.
– Можете мне его показать?
– Фото дома, в спальне на стене висит, велю зятю сделать для вас копию, – любезно пообещала Кирпичева.
– Меня вполне устроит та, что была у Игрунковой, – улыбнулась я. – Вы, наверное, когда она умерла, снимок забрали?
Наталья Алексеевна развела руками.
– Знаете, а с ним просто детективная история случилась. Два дня Ульяна Глебовна всем охотничью историю про свои близкие отношения с Михаилом Никодимовичем пела, а в воскресенье вечером я отвезла ее в ванную, на первый этаж. При комнатах только душевые кабины имеются, места маловато, чтобы ванну поставить. Да и пожилым людям лучше не лежать в горячей воде. Но, если кто пожелает принять ванну, мы не против, только под бдительным присмотром медперсонала. А Ульяна Глебовна из-за своей травмы не могла стоять под душем. Я в тот раз транспортировала ее вниз около девяти вечера, через полчаса доставила назад, спать уложила. А в понедельник такой скандал вспыхнул! Куда-то исчезла фотография. Ульяна твердила: «Ее украли! Обыщите все комнаты и найдете. Перед тем как отправиться мыться, я посмотрела на снимок, он у лампы стоял. Когда вернулась, каюсь, не проверила, здесь ли он, лишь утром увидела, что нет уникального фото». И давай рыдать. Пришлось пообещать ей новую копию сделать. Видимо, кто-то из наших воспользовался отсутствием хозяйки, вошел к ней и унес снимок.
– Кому карточка могла понадобиться? – хмыкнула я.
Кирпичева пододвинула ко мне поближе вазочку с конфетами.
– Угощайтесь, пожалуйста. Ну, видите ли… Старый – что малый. В интернате много старушек, которые в молодости обожали Михаила Абросимова. Вам трудно понять, какими небожителями казались простому советскому человеку известные артисты. Сериалы в те годы не снимали, новое полнометражное кино появлялось не так уж часто, исполнители ролей становились не просто звездами – они были как солнце. Думаю, одна из бабушек вспомнила молодость и не удержалась, уволокла фотографию, чтобы на нее тайком любоваться. Персонал в этом заподозрить нельзя, а посторонних в доме не было. Правда, приходил массажист. Милейший человек, его заведующая для трех наших обитателей наняла. Одному надо спину править, у другой проблемы с шеей и руками, а Ульяну Глебовну пытались после перелома реабилитировать. Несмотря на молодость, массажист оказался прекрасным специалистом, у него клиентов табун, к нам он только по воскресеньям вечером зайти может. Но мы рады, что хоть какое-то время находит. Думаю, ему еще тридцати нет, небось он даже не слышал об Абросимове. Ну и кто у нас остается? Бабулечки. Такие наивные! Я им всем могла копии снимка принести, стоило лишь попросить.
