Людмила Милевская - Пять рассерженных мужей
«Бог мой! — запаниковала я. — По миру пойдут мои подруги, если уроды эти не образумятся и не завяжут с бизнесом. Вот беда так беда приключилась с советским народом! Кто же знал, что на русское общество нападёт такая чума? Бизнес этот, оказывается, хуже алкоголизма!»
Наконец Женька ясность внёс, за Даню заступившись.
— Да хватит тебе, Ваня, — сказал он. — Фиг с ним с ГОСТом.
«Ага, — подумала я, — надул чинуша Даню. Значит с ГОСТом полный пролёт, а следовательно и с этим новым делом.»
Женька тем временем митинговал.
— Что это за бизнес? — страстно вопрошал он у Архангельского. — Гробы! Тьфу! Срамота одна, и Юльке стыдно признаться!
«При чем здесь Юлька? — рассердилась я. — Он же ушёл от неё! Вот же гад!»
Но вспомнив своего Мишеля, я тут же подобрела: пускай идёт к своей Юльке, раз я занята. Юлька, в общем-то, неплохая баба. Хоть буду за Женьку спокойна.
«Ах, — с удивлением подумала я, — почему наше общество похоронило матриархат? Говорят, там тоже были гаремы, только мужские. Мы бы с Мишелем кабанов стреляли на охоте, Женька нам жарил бы шашлыки…»
Размечтаться мне не удалось. Совершенно незаметно вернулся Мишель.
— Ты права, — сообщил он, — это «Линкольн Навигатор».
— Ты тоже был прав, это джип, — стараясь сделать ему приятное, припомнила я.
Но Мишель уже на другое был отвлечён, он насторожился и шепнул:
— Софи, возвращается. Хруст веток слышишь?
На этот раз я слышала хруст. Вскоре из леса показалась фигура партизана. Пригибаясь и прижимая к себе пулемёт, он спешил… прямо на нас.
Я запаниковала:
— Дорогой, что делать, если он задумал прилечь в нашей крапиве?
— Вряд ли, — успокоил меня Мишель. — Скорей всего пристроится с другой стороны бани. Ему же нужно к дороге поближе, чтобы в случае чего по-быстрому к «Линкольну» смотаться.
Партизан действительно проследовал мимо нас, причём так близко, что я слышала шум его дыхания.
Отойдя от нас на несколько шагов, он попал между костром и банькой. Свет луны тоже не касался его. Партизан превратился в тень, бесшумную и бесплотную. Тень двигалась рывками, проскользнула мимо угла баньки, опустилась на землю и залегла.
Я прикинула: от партизана до костра было не больше тридцати метров — пулемёт на полянке выкосит все живое, не исключая мышей и жуков.
Однако и это его не устроило, полежав, партизан выбранную позицию забраковал и переполз сначала влево, потом чуть вперёд, но остался, видимо, опять недоволен, потому что прополз ещё метров пять. И все это абсолютно бесшумно. Наконец он успокоился и затих. Я призадумалась:
«С того места, которое он облюбовал, костёр и пятеро наших мужей должны быть, как на ладони, что же он ползал так долго? Значит какую-то определённую цель выбирал?»
Он же совершенно беззвучно (лишь тихо щёлкнули, откидываясь, сошки пулемёта) пристроил своё оружие, повёл стволом и замер.
Лишь на секунду я глаза отвела, а когда вновь попыталась его отыскать, не сумела. Он исчез, растворился в ночном пейзаже. Огонь костра и молочный свет луны лишь накрыли его серебристым газовым покрывалом, пригладили с травой и кочками.
— И долго он будет так лежать? — прошептала я.
— Пока в прицел не попадёт тот, из-за кого он сюда пришёл, — ответил Мишель.
Меня немного удивила его уверенность, но вопросов задавать я не стала, потому что боялась пропустить происходящее на полянке, там Архангельский, прижав к уху мобильный, орал так, словно собирался докричаться до собеседника без всякой сотовой связи.
— Господин Папикакис! — гремел он. — Рад вас слышать! О-о! Нет-нет! Я не растерян, просто не ждал вашего звонка! Да нет, господин Папикакис, какой сплю! Я вообще за городом! В деревне я! Что? Да ничего! Так, с компанией сижу, шашлычки кушаю… Кто? Да кенты, ой, простите, друзья мои, собутыль… По бизнесу коллеги! Бизнес! Бизнес у нас общий, говорю! Какой? Да нет уже никакого бизнеса, не сложилось опять! Сидим, вот, горюем… Горюем, говорю! Что? Да! Да! Мы все здесь! И Астров! И Витек! И Даня! Тасик тоже здесь! Что?!!! Да вы что, господин Папикакис! Рады! Рады будем вам! Клево! Клево!
В этом месте Архангельский так завопил, что я посочувствовала Папикакису — учитывая качество современной аппаратуры, бедняга запросто мог оглохнуть.
— Сейчас, сейчас, господин Папикакис, вам расскажут, — прокричал Архангельский и радостно сообщил компании: — Господин Папикакис хочет приехать к нам на шашлыки.
— Прямо сейчас? — хором удивились Тася и Пупс.
— Да, прямо сейчас, Женька, расскажи господину Папикакису как к нам проехать.
Женька бросился объяснять, а мы с Мишелем переглянулись.
— Что за Папикакис такой? — спросил он, будто все предыдущее не вызывало вопросов.
Я пожала плечами:
— Понятия не имею, но, судя по всему, мужья его знают.
— Очевидно Архангельского новый знакомец, — предположил Мишель.
— Вот именно! — возмутилась я. — Ещё от старого бизнеса не отошёл, уже к новому пристраивается и, что удивительно, везёт же Ване на приключения. Сидел у костра, шашлыки трескал, так нет, Папикакис его нашёл и сам уже с бизнесом едет. Видел, какие глупые у моих подруг мужики? Страшно мне за них, просто и не знаю как в Париж ехать.
Мишель (вот же добрая душа) пригорюнился и со вздохом посетовал:
— Эх, зря они с Папикакисом связываются. Архангельский русский человек и английской пословицы не знает: бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
Женька, тем временем, трубку Архангельскому вернул и сообщил:
— Через три часа господин Папикакис к нам в гости будет. Предложения срочные у него.
И наши мужья, эти простофили, ничего не придумали умней, как на радостях в пляс пуститься. Обнялись и вокруг конца «Сиртакки» танцуют, припевая:
— Господин, господин, господин Папикакис, в гости, в гости, к нам в гости, бизнес, бизнес, бизнес, хочет нам, хочет нам, развернуть, развернуть.
Ну как тут не разозлиться? Я разозлилась и сказала:
— Вот же придурки.
Мишель испуганно дёрнул меня за рукав и прошипел:
— Тсс!
— Да им сейчас не до нас, — отмахнулась я.
— Им — да, а партизан? Он может нас услышать.
Глава 39
Я поискала глазами партизана и, не найдя его, хотела уже вернуться к наблюдению за мужьями, но тут мой взгляд случайно на Мишеля упал. Он насторожённо прислушивался к чему-то, напрягся, к губам палец прижал и в молочном свете луны был так хорош, что я невольно залюбовалась.
Во сто раз симпатичней показался он мне после этих непутёвых мужей. Что за чудо, мой Мишель! Ах, как он хорош, мой очаровательный француз. Кошка, выслеживающая добычу… Нет, тигр!
Я невольно размечталась: «Таким, должно быть, он становится, когда охотится на лис в полях у своего замка под Парижем.»
Мишель напрягал слух, надо мной же кружило розовое облачко мечты, обволакивая меня и лаская. В один миг забыла и партизана, с его негодным пулемётом, и этих непутёвых мужей, пыжащихся у костра от осознания своего ума и предприимчивости. Все забыла. Вокруг меня была уже не крапива, а просторы парижского предместья.
Звуки горна! Я мчусь, мчусь в бешеной скачке на вороном чистокровном коне. Мчусь рядом с красавцем Мишелем. Ветер рвёт с амазонки газовый шарф, шпоры на изящных охотничьих сапожках колотят в бока вороного. Я лечу, лечу под звуки охотничьего рожка, а позади свита, и на горизонте в предзакатной дымке зубчатые стены замка…
Нашего с Мишелем замка…
Моего замка!
— Софи… Слышишь, Софи? Автомобиль…
Ах, как невовремя! Шёпот Мишеля почему-то показался чрезмерно назойливым. В кои веки разогналась помечтать…
Впрочем, я быстро взяла себя в руки, игнорировать Мишеля пора ещё не приспела. Если с мужем такое вполне позволительно, то с женихом… Нет, меня могут не понять.
— Что, любимый?
— Автомобиль, — чуть громче повторил Мишель. — Едет сюда.
Я прислушалась.
— Инвестиционный цикл получается коротким, — гудел у костра Архангельский.
Больше я не услышала ничего.
— В этих краях машину за версту слышно, дорогой, — успокоила я Мишеля. — Ты ошибаешься. Без моторов машин ещё не придумали.
— Работал двигатель, но как только машина перевалила подъем, водитель его выключил.
Я удивилась:
— Зачем?
Мишель хмыкнул:
— Гмм, уж не из экономии. Фары и подфарники тоже выключены. Одни колёса шуршат. Кто-то хочет подъехать незаметно.
Я восхитилась: « Надо же, какой у него слух! Ещё бы, с пелёнок, наверное, гувернантки и гувернёры фортепьянами воспитывали, вот абсолютный слух и выработался. А сообразительный он какой, мой Мишель. Ах, как мне повезло!»
Я вслушалась и на этот раз все же услышала. Действительно, с дороги доносились шорохи, постукивание и поскрипывание.
— Неужели и в самом деле автомобиль катится? — прошептала я.
Мишель пояснил:
— Колёса шуршат, амортизаторы щёлкают и пружины скрипят, слышишь?
![Иоанна Хмелевская - Книга про еду [Моя поваренная книга]](/uploads/posts/books/233127/233127.jpg)
