Маргарита Южина - Пинок в светлое будущее
– Вот ты интересная какая! – взвилась Зинаида. – Когда ей было обижать-то? Она ж сразу тебя на отца бросила, а он потом воспитывал.
Юнона бурно не согласилась:
– Ну и что, что ей некогда было обижать. Зато у других времечко отыскалось! «Папенька воспитывал»… Да ему по фигу было, что со мной. Скинул меня на Клавку и руки умыл. А той я нужна была, как чума старухе! Она своих детей хотела, а папенька ей внушал, дескать, одну бы на ноги поставить. А после того, как он ее заставил из-за меня от ребенка избавиться, она и вовсе озверела. И ведь что обидно – отцу хоть бы словечко сказала, всю злобу на мне вымещала. Ой, если бы ты знала, что она придумывала! Я один раз на ночь ноги забыла помыть, так она меня заставила всю простыню жевать – стирать, значит. Я давилась, а она силком пихала, мне тогда лет восемь было, наверное. А когда десять исполнилось, заставила меня донага раздеться да сфотографировала. А потом показывала фотографию соседским мальчишкам, причем просто так показывала – веселилась. Я тогда повеситься хотела. А уж как она меня била… Да все больше в живот и по пяткам, чтобы синяков не оставлять…
– А чего ж ты отцу не пожаловалась? – не выдержала Зинаида.
– Да разве ж он меня слушал? Он же ей в рот глядел! И потом… Пил он в последнее время очень – придет с работы, нажрется, завалится и храпит. А она, змея такая, ему за столом знай пойла подливает, а потом жалобно так на меня начинает наговаривать. И под конец вздохнет печально, будто у нее болезнь раковая, и говорит, что, мол, сил у нее больше нет, что уходит, потому что тяжко ей со мной, кобылой, возиться, а папеньку она очень любит. После таких слов и отец на меня знаешь каким волком глядел. Начинал реветь, руки ей целовать, а потом меня ж еще и ремнем отхаживал.
– А говорят, что он ее за тебя и пришиб…
– Ну да. Потому что увидел все сам! – Юнона налила себе стопочку коньяку, да так про нее и забыла. – Тогда мне пятнадцать уже было, восьмой класс я заканчивала. У нас в школе последний вечер с одноклассниками был. Отец в командировку уезжал и оставил Клавке деньги. На еду и мне на платье, у меня же, кроме формы, и одежды-то не было. А батя боялся, что люди говорить начнут, что, дескать, он дочь на бабу променял. Нравилось ему очень, когда его до небес возносили – отец-одиночка… герой… какую ношу тянет… Выдал он деньги и уехал, а я к Клавке – дай денег или материал купи, я сама сошью. Она глаза выпучила, прям чистая сова, и давай орать, какие, мол, тебе деньги, то да се… Я ей тогда так и сказала: приедет отец, ему моя учительница все расскажет, уж ей он поверит. Она на меня и накинулась. А у бати с командировкой нестыковка вышла – опоздал он куда-то и домой вернулся. А тут такая картина: Клавка меня по животу колотит, а я уж почти без памяти… Вот тогда и не знаю, что с отцом случилось, шибанул он ее гантелей по голове, а потом… – Юнона все же выпила рюмку. – А потом нож схватил и… Наутро его милиция увезла. Соседи, что ли, вызвали. Приехали – кругом кровь, у него нож в руке, а возле телевизора вся исколотая Клавка, улики налицо. Я не видела бойни-то, когда отец на нее накинулся, унеслась от греха подальше… Потом отец умер в тюрьме. А соседи говорили, что Клавку увезли в больницу. В больницу, а не в морг, понятно? Так что я знаю – жива она. И возле меня ходит…
Зинаида хлебала слезы, и в ней кипела ярость.
– Я тебе ее найду! Хочешь? Хочешь, я тебе ее найду, а?
– И чего мне с ней делать потом? – вытаращилась Юнона.
– А, – пьяно махнула рукой сыщица, – ты ее отлупишь и… на волю отпустишь. Я ее поймаю, а ты – р-р-р-раз – и выпустишь. Как птичку… Да хоть будешь знать, угрожает тебе что или нет. Или ты ж всю жизнь бояться собралась? Ведь ребеночек у тебя появится… Я ее найду!
– Ага, найдешь ее… Ни фига не получится. Она знаешь какая? У-у-у!
– Что ты воешь все время? – пошатнуло Зинаиду. – Воет в ухо мне и воет… Мы ее вместе найдем. А сейчас… сейчас иди в свою комнату, потому что… Иди!
– Почему? – упиралась Юнона. – Объясни мне толком, почему я должна… идти в свою комнату, а ты останешься здесь вместе с коньяком, а?
Зинаида важно поднялась, уперла руки в бока и заявила:
– Ты потому иди, что мне надо сыс… сыстав-лять план. Я сыставлю, а ты его завтра того, одобришь. А потом… ой, что-то меня к кровати клонит…
– Нет уж, ты не спи. Говори, чего мы потом делать будем? – приставала Юнона.
– Потом мы пойдем в консультацию! Я тебе еще не сказала – тебе, оказывается, срочно туда надо. И еще мы будем ловить Клавку, вот!
Высказав все планы на будущее, Зинаида вытолкала новую подругу за дверь, а сама с храпом рухнула на диван.
Утром голову ломило ужасно. Просто хотелось засунуть ее в Ледовитый океан. Только где ж его взять?
Заметив, что Зинаида открыла глаза, к ней с громким мяуканьем стремглав кинулся Мурзик.
– Ах ты, кыса моя, кушать захотел… Сейчас противная хозяйка поднимется, накормит своего котика…
Заслышав причитания Корытской, в дверь тотчас же забарабанила Юнона.
– Зин, к тебе тут какой-то мужик все утро названивает! Ну открой же, чего спряталась?
Весть про звонившего мужика выбросила Зинаиду из постели в мгновение ока. Ну конечно же, это был ее ветреный Плюх! Она со своими делами совсем выкинула его из головы, а он мается, помнит, страдает, томится… Господи, что он там еще может делать без нее?
– Чего не разбудила-то? – накинулась Зина на подругу. – Нет, молодец такая! Сама, главное, замуж вышла за своего Гришеньку, жизнь семейную наладила, а мою рушит! Ну и где он, тот мужик?
– О как раздухарилась! – удивленно помотала головой Юнона. – Он телефончик оставил, вон на столике бумажка лежит. Просил тебя перезвонить, как только у тебя появится время.
Зинаида метнулась к столику. На бумажке корявым подчерком Юноны был нацарапан совсем незнакомый номер. Но это, естественно, Зинаиду не остановило. Она схватила трубку, набрала номер и застыла в ожидании любимого голоса. После нескольких гудков ей действительно ответил мужчина. Но голос был совсем не Игнатия.
Юнона с искрящимися глазами так и сновала возле соседки. Очень хотелось послушать, как изъясняются влюбленные, самой-то ей Гриша уже давненько не дарил никаких ласковых слов. Но Зинаида упорно молчала. С ней вообще творилось что-то странное – она совсем не говорила, а только мотала головой, беззвучно раскрывала рот, и губы ее то растягивались в улыбке, то округлялись баранкой, то накрепко захлопывались.
– Онемела от счастья, – доложила Юнона Мурзику. Тот все еще не был накормлен и потому крутился возле ног. – Дай-ка я по спине ее долбану, может, какое слово и проскочит…
Барышня со всей силы хвостанула соседку между лопатками, та чуть не проглотила язык, сделала страшные глаза, но речь к ней не вернулась. Юнона испугалась не на шутку. Она вознамерилась было еще раз пройтись между лопатками, но подруга сунула ей под нос костлявый веснушчатый кулак, и дама успокоилась.
– Пойдем, Мурзон, я накормлю тебя мясом. Сегодня утром нашла в холодильнике нашего похоронника такую вырезку! Вот ведь, одинокий мужчина, а как себя кормит. И чего это твоя хозяйка не выскочит за него замуж? Он бы могилки копал, она б веночки крутила… Где он тут мяско-то упрятал?
Юнона уже залезла в соседский холодильник, когда услышала, как хлопнула Зинаидина дверь.
– Зин! Ну чего твой ухажер говорил-то? – кинулась к ней Юнона, не забыв бросить коту кусок вырезки.
Зинаида открыла ей дверь с совершенно шальными глазами.
– Знаешь, Юнона, ты это… ты мне пока не мешай, ладно? Я немножко в себя приду и… и все.
– Ага, а сама вчера говорила, что пла-а-ан, – капризно протянула Попова.
– Так и я про него же, – мотнула головой Зинаида и вдруг подозрительно прищурила глаза. – Ты в консультации была? В глаза смотреть!
Юнона тяжко вздохнула и потрусила к своей двери.
– Нет, вы посмотрите на нее! – кричала ей вслед Зинаида. – Она даже еще не собиралась! Быстро в роддом! То есть… куда там надо-то… Немедленно! Сейчас сама за руку схвачу и оттащу!
Юнона еще быстрее заработала ногами и захлопнула дверь.
– Не надо тащить, я сама, – послышался из-за двери ее виноватый голос.
Зинаида нырнула к себе, крепко заперлась, достала тетрадку и на минуточку представила себя… ну, например, Анастасией Каменской. Это была ее любимая героиня на данном этапе. Корытская настолько вошла в роль, что к ней в голову даже стали поступать неглупые мысли, она едва успевала что-то записывать, чертить линеечки, кружочки и даже рисовать портреты подозреваемых. У нее уже была выстроена целая цепочка размышлений, но тут противная Юнона снова принялась безжалостно долбить дверь.
– Зи-и-ин! – кричала она. – Тебя опять к телефону! Меня твоя популярность начинает пугать!
Теперь звонила Нюрка. Едва Зинаида прилепила трубку к уху, как подруга заверещала с надрывом:
– Зинка! Ты – волчиха! Ты – предательская гиена! Ты не выслала мои фотки, и теперь из-за этого меня бросил любимый!
