Дарья Калинина - Месть в ажурных чулках
Кира только тяжело вздохнула. Иногда спорить с подругой бывало бесполезно. Например, когда дело касалось наведения красоты. Тут Леся была непоколебима. Некоторое время назад Леся решила отказаться от накладных ногтей из быстро застывающего геля. С одной стороны, носить их в течение года оказалось весьма накладно для ее бюджета. А с другой, они стали что-то слишком часто трескаться, что требовало предельной осторожности.
Теперь Леся решила отрастить свои собственные ногти, которые бы не отличались по виду от искусственных. И с этой целью приобретала различные мази и крема по уходу за руками. На взгляд Киры, это был далеко не самый удачный способ сэкономить. Однако мешать подруге не следовало. Во всем, что касалось усовершенствования собственной внешности, Леся находила для себя большое утешение.
И Кира сдалась.
— Но в салон мы сегодня не пойдем, — на всякий случай заявила она Лесе.
— Конечно! — горячо закивала Леся. — Разве я не понимаю? Катьку того и гляди убьют. Лариска в тюрьме, время поджимает, а мы с тобой по салонам станем заседать. Раз такая критическая ситуация, обойдемся своими силами.
И придвинув к Кире целую армию разнообразных флакончиков, кисточек, трафаретов и тюбиков, Леся предложила ей заняться собой. Минут через десять Леся неожиданно подняла голову и спросила у подруги:
— Слушай, у тебя ведь в школе, кажется, была пятерка по рисованию?
— Ты это к чему? — насторожилась Кира, которая уже заканчивала покрывать бледно-розовым лаком свои ногти и сейчас любовалась достигнутым почти безупречным результатом.
Высыхая, он становился почти прозрачным. И придавал ногтям здоровый сияющий вид, словно их полировали битых полтора часа.
— Вот тут нарисуй мне такие же цветочки, — попросила у нее Леся.
Кира глянула на ногти своей подруги и невольно ахнула. Леся успела по карминной основе пустить миленькие белые цветочки, которые рисовала тонюсенькой кисточкой из беличьего волоса, макая ее попеременно то в белый лак, то в жидкость для растворения оного.
— На левой руке я нарисовала, а на правой, боюсь, так красиво не получится, — пожаловалась Леся. — Выручай, а?
— Леська, у нас нет времени!
— Но не могу же я выйти на улицу с разными руками? — удивилась Леся.
— Мне было бы интересно посмотреть, как бы у тебя это получилось, — буркнула Кира. — Где бы ты, к примеру, раздобыла себе две правых руки? Или обе левых? И даже если бы ты их где-то раздобыла, то как бы сумела прицепить к себе?
— Не издевайся, а лучше помоги! — велела ей Леся. — И заметь, я же не прошу у тебя какой-то специальный авторский дизайн. Так, простенькие лепесточки. Чего тут уметь? Да еще с пятеркой по рисованию?
— Ты только малость ошиблась, — зловредно уточнила Кира. — У меня в школе была пятерка по черчению. Могу нарисовать тебе на твоем пальце идеальный параллелепипед в трех измерениях. Хочешь?
Леся не хотела. И в конце концов Кире пришлось взяться за кисточку и приступить к вырисовыванию цветочков. Вышло у нее неожиданно хорошо.
— Вот видишь! — радовалась Леся. — А ты не хотела. Теперь, если Борисов тебя окончательно выживет из фирмы за твое хамство, ты всегда сможешь освоить новую профессию.
В ответ Кира показала ей кулак и потащила подругу одеваться.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Возле дома Горемыко Петра Арсеньевича подруги оказались всего через полчаса благодаря тому, что этот дом располагался в Купчине очень удобно. А пробок по пути, который выбрала Кира, чтобы добраться до нужного места, каким-то чудом не образовалось. Найдя среди домов нужную им табличку, подруги недоуменно застыли.
— Вот мы и на месте, — растерянно произнесла Кира, несколько раз сверившись с записанным у нее адресом.
— Мне все же кажется, что наша Верочка что-то напутала, — произнесла наконец Леся. — Лариска, конечно, немного эксцентричная особа. Но даже она не согласилась бы принимать у себя мужчин, которые могут проживать в таком доме.
— А уж чтобы влюбиться в него… — добавила Кира и выразительно пожала плечами.
И было от чего прийти в недоумение. В доме было всего два этажа, но при этом он выглядел так, словно его лет этак десять-пятнадцать назад предназначили на снос, но потом об этом похвальном намерении напрочь забыли.
Первый этаж почти до самых окон врос в землю. К тому же в некоторых окнах второго этажа не было стекол, их выбили то ли хулиганы, то ли сами хозяева. А потом, не особенно заморачиваясь, вставили вместо разбитых стекол картонки, заткнули старым тряпьем или в лучшем случае склеили осколки скотчем. Краска на доме облупилась совершенно. Дверей в подъезде не было. То есть когда-то они имелись, но потом отчего-то были сняты с петель и сейчас валялись на земле, обильно присыпанные бытовыми отходами, которые жильцы дома выбрасывали прямо из своих окон, не утруждая себя походами к мусорному контейнеру, просматривающемуся в отдалении.
Естественно, внутри подъезда воняло нестерпимо.
— Может быть, и хорошо, что дверей нет, — заметила Кира. — Иначе тут вообще задохнешься.
Поднявшись на второй этаж, подруги не без удивления обнаружили, что в доме еще к тому же есть и коммунальные квартиры. Впрочем, звонков на двери тоже не было. Их давно срезали. Пришлось девушкам стучать, сначала деликатно — костяшками согнутых пальцев, потом кулаками, а затем и каблуками.
Наконец за дверью раздалось медленное старческое пошаркивание, дверь открылась, и появилась старуха в таком засаленном халате и рваной телогрейке, что оставалось только диву даваться, сколько же лет надо доводить одежду до такого состояния.
— И чего стучите? — вполне миролюбиво поинтересовалась она. — Дверь открыта. Петька мой, соседушка горемычный, замки третьего дня снял, да и пропил. Теперь пока все из дома не пропьет, не успокоится. Потом начнет обратно разное барахло стаскивать. А потом снова все пропьет и новое притащит. И какой из этого вывод? А вывод тот, что ничего вечного в этой жизни не бывает.
И сделав это неожиданное философское умозаключение, старуха зашагала прочь, даже не поинтересовавшись, зачем девушки пожаловали к ним. Тем не оставалось ничего другого, как последовать за странной старухой. Впрочем, как оказалось, обитаемых комнат в квартире всего две. В одной жила сама старуха. А в другой обитал тот самый Петр Горемыко, который и был нужен подругам.
Но в данный момент к разговору он был не пригоден. Так как был пьян и лежал в своей комнате прямо на полу на старом прогнившем одеяле. При одном взгляде на мужика подруги поняли, что Ларискин Виталик никак не мог быть этим типом. Перед ними лежало совершенно опустившееся существо с длинными грязными волосами и такой же бородой, в которой застряли крошки и мусор. К тому же Горемыко издавал такой запах, что подруги едва устояли на ногах.
Ухватившись за стенки, они переглянулись.
— Кто будет его будить? — спросила Леся.
— Я не могу! — побледнела Кира. — Он совершенно жуткий.
— Давай бабушку, его соседку, попросим, — предложила Леся. — Может быть, она уже к нему притерпелась.
— Принюхалась, ты хочешь сказать? — переспросила Кира.
— Давай попросим, — взмолилась Леся. — Вдруг он ей уж таким отвратительным и не кажется?
Но бабка отказалась от почетной миссии совсем по другой причине. Соседом она не брезговала. Отнюдь. И никакого особого запаха от него не обоняла.
— А только будить я его все равно не стану, иначе он проснется злой, словно медведь-шатун, да и драться станет! — заявила она подругам, не трогаясь с места со своего стула в углу комнаты возле столика с каким-то вязаньем. — Если его пьяного разбудить, точно в драку полезет. А так он смирный. Нажрется себе и спит. Все в доме пропьет, тогда только и успокоится.
Судя по ее словам, пить Горемыко мог еще несколько дней. В прихожей подруги заметили кое-какую одежку и обувь. На кухне имелась хозяйственная утварь, явно не так давно прибывшая из магазина. А телевизор в комнате у бабки тоже был хоть и маленький, но новый.
— Руки у Петьки золотые, а меня, когда в себе, бабой Дусей зовет, — заговорила вдруг бабка. — Да он вообще-то неплохой человек, — продолжила она. — Если бы не страсть к выпивке, мог бы жить припеваючи.
— А вы его давно знаете? — спросила у нее Леся.
— Почитай, всю жизнь, — ответила бабка. — Мы с моей матерью в этот дом в конце войны въехали. Наш-то разбомбили, вот нам тут жилье и дали. И остальные наши соседи тоже кто откуда сюда перебрался. Раньше-то тут других домов не было, одни только частные домики вокруг. На самой окраине мы, считай, жили. А потом деревянные дома снесли, людям вместо них нормальные квартиры дали. А наш клоповник тогда по какой-то причине не тронули. А теперь уж он и совсем разваливается, а все равно надежды на то, что нас в нормальное жилье переселят, никакой нет.
