Галина Куликова - Рукопашная с купидоном
Без черного парика она выглядела совершенно иначе. Как она сказала, ее зовут? Лайма?
— Послушайте, Лайма, — Геннадий обратился к ней намеренно раздраженным тоном. — Не думайте, что вам удастся меня одурачить. Или вы все выкладываете начистоту, или я везу вас в милицию.
Милиция ее совершенно точно не вдохновила. В глазах сверкнул ужас, коленки подогнулись. Чёрт, она что — беглая преступница? Член банды? Или любовница какого-нибудь отморозка, который полностью подчинил ее своей воле и прислал сюда? Почему она так боится милиции?
Они вошли в полупустой ресторан, и славная девушка в белоснежном переднике проводила их за столик под здоровенной пальмой с острыми листьями, похожими на торчащие во все стороны ножи.
— Меню, пожалуйста.
Девушка улыбнулась, и Геннадий Борисович улыбнулся в ответ. Потом открыл меню и принялся его изучать. Лайма сидела неподвижно и таращилась на него. От созерцания Геннадия Борисовича по ее коже поползли мурашки — медленно и чувственно. Не было в нем ничего эдакого, и Болотову, если говорить о внешности, он и в подметки не годился. Но… Но сердце Лаймы неожиданно превратилось в быстро тающий шарик пломбира. Или нет — как это пишут в любовных романах? — в истекающий соком плод манго. Она сидела и чувствовала, как этот сок наполняет всю ее странной истомой. Вот именно в такого типа она могла бы влюбиться. С первого взгляда.
Никогда, никогда в жизни ни один мужчина не нравился ей именно так — биологически. Это всегда был осознанный выбор. Результат размышлений, помноженный на личную симпатию. Так происходило и в школе, и в институте. Вася Судаков нравился ей потому, что лучше всех играл в футбол, и когда она пошла с ним в кино, все мальчишки ее резко зауважали. Миша Лиханов потому, что был самым красивым юношей в старших классах, и ей завидовали все девчонки. А ее первая взрослая любовь Николя потому, что умел ухаживать, как в кино — с цветами, романтическими уикендами, вставанием на колени…
Болотов был выбран тоже с чувством, с толком и расстановкой. Он ей нравился, конечно. Ей даже казалось, что в начале знакомства она потеряла от него голову. Они с Болотовым чрезвычайно подходили друг другу. У Лаймы был свой, внутренний список качеств, которыми должен обладать мужчина ее жизни. Болотов отвечал если не всем, то почти всем пунктам в списке.
Но никогда ничего похожего Лайма по отношению к Болотову не испытывала. Отчего-то ей захотелось приблизиться к Геннадию Борисовичу и поправить ему галстук. Отвести прядь волос со лба. Поцеловать в твердые губы.
— У вас что, нет аппетита? — спросил предмет стремительно охватившего ее вожделения, вскинув голову.
Он чувствовал, что она не сводит с него глаз, и все ждал, когда ей надоест его рассматривать. Но ей все не надоедало и не надоедало.
— Пусть мне принесут рыбу, — произнесла Лайма трагическим голосом.
— Я в самом деле вам что-то повредил? — сердито спросил Геннадий Борисович.
Ему было сорок два года, он возглавлял строительную фирму и имел хорошую деловую репутацию. Месяц назад развелся с женой — профессиональной охотницей за банковскими счетами — и пребывал в дурном расположении духа. В свободное время занимался самоанализом, пытаясь понять, каким образом попался на ее удочку. Она была недалекой и хитрой и при этом сладкой, как медовая пастилка. Когда он ее целовал, ему казалось, что она тает на его коже и проникает прямо в кровь. Он был уверен, что после близости с ней уровень сахара в его крови угрожающе повышается. После развода ему стало сниться, что жена наклоняется над ним, ее светлые длинные волосы падают ему на лицо и душат.
У этой Лаймы волосы были точно такие же. И губы она красила с уловкой — так, чтобы они казались более пухлыми. Раньше он заглядывался на сочных и беззастенчивых девиц, но теперь они вызывали у него только легкую тошноту. Он видел их насквозь. Они были ему неинтересны.
— Вы сломали мне руку, — заявила она. — И ногу.
— И голову, — насмешливо подхватил он. — Перестаньте нести чушь. Заказывайте свою рыбу и приступайте к повествованию.
Официантка приняла заказ, обстреляв взглядами Геннадия Борисовича и ни разу не посмотрев на Лайму. Она обожала рассматривать успешных, хорошо одетых мужчин, питающихся в ресторанах. Они были для нее все равно что герои телесериалов, так непохожие на вечно нетрезвого скандалиста-мужа, который вот уже десять лет обитал в ее квартире.
— А какое вы имеете отношение к Нике Елецковой?
— Я ее муж, — выпалил он.
— Врете, — парировала Лайма. — Она сама сказала мне, что у нее нет мужа.
— Сказала вам?! Когда вы ее видели? Где?
— Сначала ответьте на мой вопрос, и я вам все расскажу. Какое вы имеете отношение к Нике?
— Я сын лучшей подруги ее матери. Геннадий Шаталов. Именно у нас должна была остановиться Ника после возвращения из Египта.
— Вот оно что… А я — Ольга Удальцова, переводчица того индуса, которого подозревают в похищении.
— Вы же сказали, что вас зовут Лайма? — удивился он.
— Я соврала. Я ведь не знала, можно ли вам доверять.
Выходило так, что теперь она ему доверяет, и Шаталов негромко хмыкнул по этому поводу.
— Так как вы познакомились с Никой? — поспешно спросил он, стараясь не обращать внимания на ее потрясающую внешность.
Растрепанная копна волос, черное вечернее платье с глубоким декольте, разлетающиеся брови и глаза, как эпицентр стихийного бедствия, от которых хочется немедленно бежать. И смотрит она на него как-то странно. Как будто они когда-то были любовниками, разлученными по прихоти злой судьбы, и вот теперь увиделись снова.
— Я встретила индуса в аэропорту в три часа дня. Повела его в кафе, потому что машина еще не подошла и нужно было потянуть время. Ваша Ника сидела за соседним столиком и строила моему индусу глазки.
— Она всегда была не в меру кокетливой, — пробормотал Шаталов.
— Ну, не знаю. Ничего общего с кокетством это не имело, — отрезала Лайма. — Она нагло завлекала мужчину.
— А вы, конечно, так никогда не делаете, — ухмыльнулся собеседник. — Вам лично это кажется противоестественным.
«Интересно, за кого он меня принимает?» — вяло подумала Лайма. Впрочем, ей все равно. Связываться с мужчиной, от которого теряешь голову, нельзя ни в коем случае. Почувствовав свою власть, он обязательно начнет тебя унижать или, в лучшем случае, распоряжаться тобой. Управлять. Особенно опасен именно тот мужчина, которому тебе хочется подчиниться. Лайма чувствовала, что готова подчиниться Геннадию Борисовичу без всяких условий. И ее это пугало. Пугало и захватывало.
— Строить глазки и набиваться на близкое знакомство — не одно и то же, — возразила она.
Шаталов надулся, словно в лице Ники Елецковой она оскорбила его самого.
— Значит, она набивалась на знакомство, — подытожил он злым голосом.
— Потом я ненадолго вышла, — кивнула Лайма. — А когда вернулась, Ника уже сидела рядом с господином Мегхани и держала его за руку.
— Вы сказали, его зовут Банзай, или как там? — Шаталов честно пытался во всем разобраться.
— Лучше называйте его Чаран Мегхани. Просто у индусов много имен. Так вот, чтобы вы не путались, остановимся на укороченном варианте.
— Ладно, — согласился он. — Остановимся. А ваш индус что, разговаривает по-русски?
— Вы прямо как маленький, — вздохнула Лайма. — Чтобы заарканить мужчину, необязательно с ним разговаривать.
— То есть они сидели и пялились друг на друга?
— Вот именно. А когда я вернулась и села напротив, Ника начала ко мне подлизываться. Рассказала, где живет, что у нее есть маленький ребенок и нет мужа. Потом я снова вышла… Пока меня не было, Мегхани сообщил Нике название гостиницы, в которой для него зарезервировали номер. Но я ничегошеньки об этом не знала. И когда вечером она приехала и забралась к нему в постель, я была несколько.., шокирована.
— Знаете, мне что-то не нравится ваш индус, — признался Шаталов.
Ему принесли говядину с запеченной картошкой, политую брусничным соусом. Он воткнул в нее вилку с выражением ярости на лице.
— Господин Мегхани поступил как джентльмен — он снял для Ники отдельный номер, — парировала Лайма. — Не поставил ее в неловкое положение перед администрацией.
— Ладно-ладно, — остановил ее Шаталов. — Индус — чистое золото. Рассказывайте дальше.
— Дальше мне нечего рассказывать. Наутро вашей Нике предложили поехать позавтракать, но она отказалась. Собиралась идти делать покупки. Больше мы ее не видели. Я повезла господина Мегхани в ресторан, потом мы ездили в театр и в аптеку. Посмотрели Центральный телеграф… В общем, весело проводили время. Он постоянно был у меня на глазах.
— Тогда какого черта он скрылся? — воскликнул Шаталов.
Тембр его голоса действовал на Лайму сокрушительно. Он томил ее. Лайма все время сглатывала, как будто у нее болело горло и она проверяла, далеко ли продвинулось воспаление.
