Галина Куликова - Невеста из коробки
Высокая стеклянная колба сразу же привлекла к себе ее внимание. И — о чудо! На дне и на стенках колбы сохранились остатки того, что в ней хранилось или перерабатывалось. Мила влезла на неподвижную ленту конвейера и засунула внутрь руку. Через некоторое время на ее ладони оказалась приличная горка продукта подпольного производства. Продукт этот представлял собой довольно большие крупинки неизвестного вещества. Оно было темно-серого цвета и имело странный запах, который так обеспокоил Милу в самом начале.
Покопавшись в сумочке, Мила раскопала там маленькую коробочку с заменителем сахара, которую не так давно купила в момент очередного страстного порыва похудеть, да и забыла выложить. Вытряхнув ее содержимое прямо себе под ноги, она принялась аккуратно ссыпать в опустевшую емкость свою находку. Подскочивший Трезор с жадностью слизывал с пола посыпавшееся ему на голову лакомство.
— Господи, вот же балда, а не собака!
И тут она услышала поблизости голоса. Голос Ларисы и какого-то мужчины. Самое ужасное, что они приближались. Мила метнулась к двери и быстро погасила свет. Потом в два прыжка достигла штабеля пустых коробок, сваленных у стены, и спряталась за ними.
— Дверь открыта! — воскликнул мужчина. — Я же говорил: что-то не в порядке!
Снова вспыхнул только что выключенный свет, и Трезор белым клубком подкатился под ноги вошедшим.
— Да это просто собака! — с облегчением воскликнула Лариса.
— Конечно. Она сама слазила за ключом и повернула его в замочной скважине. Ну, признавайся, Лариса, зачем ты здесь шарила?
Мила нашла щелку между коробками и увидела наконец загадочного Лушкина. Это был мужчина среднего роста с широкоскулым плоским лицом ярко-розового цвета. Мила мгновенно вспомнила, что, как и Дивоярова, видела его на мальчишнике незадолго до исчезновения Егорова. Еще тогда она решила, что он похож на поросенка, тем более что в пользу такого сравнения говорили и маленькие круглые глазки под короткими бровями. Сейчас он выглядел весьма странно: на нем был синий спортивный костюм и красный шейный платок, завязанный на манер пионерского галстука.
Повертевшись возле вошедших, идиотский Трезор решил вернуться к Миле и понежничать с ней. Услышав, как он возится за коробками, Лариса поспешно сказала:
— Ладно, Антон, надеюсь, ты не станешь поднимать шум. Это действительно я открыла дверь.
— Зачем?
— Мне нужно было поплакать. Я была уверена, что Илья развлекается тут с этой…
— Лариса, какая «эта»? У нас производственное совещание. Здесь Дивояров, Володя Мешков, другие люди, и никакой «этой»! Кроме того, зачем плакать в таком огромном помещении?
Мила, встав на четвереньки за коробками, безостановочно целовала Трезора в нос. Подлая собака виляла хвостом и не уходила.
— Ну… Как тебе объяснить, чтобы ты понял? Я хотела дождаться ночи, а потом застукать Илью прямо в постели.
— Хорошо, пойдем, убедишься, что ни одной женщины в доме нет. Надеюсь, тебя это успокоит.
— Не думаю, что Илья будет рад меня сейчас увидеть, — с некоторым сомнением в голосе предположила Лариса.
«Какая низкая у человека самооценка при таких-то ногах! — подумала Мила, вытирая губы тыльной стороной руки, — Будь у меня такая стать, я бы просто вошла, скинула плащ движением плеча и подождала, пока Орехов начнет свои объяснения! Почему он — тут, а я в Москве!»
— Пойдем-пойдем, — подтолкнул Ларису свинообразный Антон. — Ключ где?
Ключ лежал у Милы в кармане.
— Ах, подожди запирать, здесь же Трезор! — быстро нашлась Лариса.
Услыхав свое имя, любвеобильная тварь ринулась было на голос, но Мила схватила ее поперек туловища и одной рукой принялась исступленно чесать брюхо.
Трезор повалился на бок, потом на спину и стал трясти ногами, показывая, что балдеет.
— Но ключ-то где? — не сдавался Лушкин.
Они вышли на улицу, продолжая препираться. Мила сгребла Трезора в охапку и, держа его на руках, понеслась вслед за ними к выходу. Дождавшись, пока те удалятся на приличное расстояние, она выскользнула на улицу, бросила ключ в вазу, выпустила собаку и короткими перебежками помчалась к жилому дому. Здесь ей удалось быстро обнаружить окно, за которым и проходило упомянутое производственное совещание.
Было плохо слышно, о чем говорят, но Мила встала так, чтобы без помех следить за происходящим и все, что она не расслышала, домысливать, читая по губам.
В комнате на стульях вокруг круглого деревенского стола сидели четверо — утомленный Орехов, его шофер Володя Мешков, лощеный Дивояров и незнакомый Миле пожилой человек с пушистыми рыжими усами — абсолютно лысый, и голова его сверкала, словно любовно отполированная кусочком замши. Как выяснилось через пару минут, это был немец, которого все, кроме Дивоярова, называли герром Швиммером. Дивояров же звал его просто Отто. Отто Швиммер единственный разговаривал в полный голос, правда, на столь ломаном русском, что Орехова то и дело крючило от раздражения.
— Значит, в субботу собираемся у меня, — подвел черту под уже состоявшимся, по всей видимости, разговором Дивояров.
На нем были бежевые вельветовые брюки и пуловер, на этикетке которого наверняка значилось какое-нибудь громкое имя. Такая «неделовая» одежда делала его почему-то еще значительнее.
— Вечером? — уточнил Орехов, барабаня пальцами по столу.
— Да-да, приезжайте, Илья, с невестой. Будет просто вечеринка, ничего заковыристого. Форма одежды — удобная.
Он слегка улыбнулся, обернувшись к Швиммеру.
— Вы, Отто, можете не привозить с собой выпивку. Бутылка водки в каждый дом — это вовсе не русский обычай, как вам сказали.
«Невеста Орехова? — У Милы от возмущения затрепетали ноздри. — Неужели Леночка Егорова обнаглела до такой степени? Ведь он еще со мной не развелся, и она это знает!»
— Не понимаю, почему мы бездействуем? — внезапно подал голос шофер Володя. Из всей компании он выглядел самым мрачным и глядел в пол. Впрочем, суровые черты его лица вообще редко смягчались улыбкой. Сколько Мила его помнила, он всегда был молчалив и стороннему наблюдателю казался подавленным. «Характер!» пожимал плечами Орехов, если Мила задавала соответствующий вопрос.
— Ты же знаешь, что все осложнилось, — дернул щекой Дивояров. — Надо немного выждать.
— Ну-ну, — пробормотал тот.
Немец Отто крутил круглой башкой, явно не понимая, о чем речь. Мила тоже не понимала. А ей бы очень хотелось понять!
Тем временем Лушкин с Ларисой почему-то снова оказались на улице. Мила нырнула за угол дома, чтобы не попасться им на глаза.
— И не говори Илье, что я здесь была! — стервозным голосом наставляла Лариса своего провожатого.
Откуда, интересно, взялась эта стервозность? Ведь только что Лариса едва ли не умоляла этого типа.
— Если ты разладишь наши отношения, — продолжала та, — я всегда найду, как с тобой поквитаться!
— Ладно-ладно, — суетливо говорил Лушкин, отступая по ступенькам обратно в дом. — А как ты доберешься до города?
— У меня машина с личным шофером. Не думаешь же ты, что я ножками притопала?
Увидев, что Лариса двинулась к выходу, Мила нырнула в кусты и тоже понеслась в направлении дороги. На этот раз забор она преодолела шутя. Лариса увидела ее почти сразу же по выходе с участка.
— Ну? — спросила она разгневанно. — Где же ваша хваленая Леночка?! Мне пришлось за просто так нежничать с Лушкиным. С Лушкиным! Мыслимое ли дело? Меня чуть не стошнило.
— Почему? — с любопытством спросила Мила и, вспомнив Ольгиного мужа, тут же предположила:
— От него пахнет хвойным экстрактом или сырым луком, который он грызет, чтобы не заболеть инфлюэнцей?
— Да нет же! Он просто мне противен!
«Еще бы! — подумала Мила. — Этот тип весь запудрен, словно престарелая проститутка! Так отвратительно! И этот красный платочек на шее! Настоящий мужчина не станет так себя декорировать».
— Почему же вы не показались Орехову? — полюбопытствовала Мила, делая два своих шага на один Ларисин.
Та удивленно посмотрела на нее:
— Если я стану мешать ему работать, он меня и в самом деле прогонит! Дур, которые лезут в их дела, мужчины быстро бросают.
— Ха! — воскликнула Мила. — Какое отвратительное заблуждение! Бросают как раз тех, которые никуда не лезут. Тех, которые входят в положение, заботятся, стараются угодить. Ценить себя очень высоко и постоянно напоминать мужчине, какое счастье заполучить столь уникальный экспонат, — вот единственный путь к его не слишком чувствительному сердцу.
— Вы именно так себя и вели? — скептически спросила Лариса.
— Да уж, конечно! — мрачно ответила Мила. — Я вела себя с точностью до наоборот. Я с каждым годом понижала и понижала себе цену. Я все засчитывала себе в минус — то, что я не работаю, то, что у меня появились морщины, лишние килограммы и еще масса всего. А нужно было к сорока годам превратить себя в золотой слиток. Я была такая дура! Не повторяйте моих ошибок.
