Дарья Донцова - Экстрим на сером волке
Нет, я кивнула и равнодушно поинтересовалась:
— Наличными оплачивать или можно карточкой?
— Живыми деньгами! — алчно воскликнула Яна.
— Без проблем.
Кусты бровей поднялись вверх, из щелочек выглянули хитрые глазенки.
— Чудесно, — пропела Темкина, — вот вам лист бумаги и ручка, напишите сведения о своих предках, чем они дальше от вас, тем лучше. Вначале надо вспомнить день, месяц, год и место их рождения. Знаете, правду о бабушке — хорошо, о прабабке — еще лучше, а если вы способны рассказать о пра-пра-пра.., совсем расчудесно.
Я повертела в руках листок бумаги. Если я хорошо знакома с биографиями пращуров, то зачем тогда собираюсь платить нехилую сумму Темкиной? Впрочем, я ж богатая идиотка!
— Понимаете, столь точную информацию я могу сообщить лишь об одном человеке.
— Прекрасно, хватит и его. И кто он? Дедушка?
— Нет, я сама, Дарья Васильева, родилась…
— Даже про мать ничего не знаете?
— Нет.
— И про отца?
— Увы, мы не встречались!
Яна Валерьевна постучала пальцами по столешнице.
— Тяжелый случай.
— А кому сейчас легко? — машинально ляпнула я и испугалась.
Скорей всего, Яна Валерьевна обозлится и откажется общаться с хамоватой клиенткой. Но профессор неожиданно засмеялась.
— Абсолютно с вами согласна! Деньги счет любят, нечего их зря растренькивать. Попробую сделать все, что в моих силах. С вас задаток.
— Да, конечно, — закивала я, только сейчас поняв, что забыла в «Пежо» сумочку, — думаю, вам удастся раскопать все. Зелимхан Хасанович говорил: Яна Валерьевна волшебница.
Лицо толстухи скукожилось.
— Вы о ком говорите? — недоуменно воскликнула она.
Я повесила на лицо самую сладкую улыбку.
— Жил-был на свете человек по фамилии Адашев и по имени Зелимхан Хасанович. Вы в свое время помогли ему собрать некие документы, помните?
Яна Валерьевна молчала.
— Папочку, — тихо продолжила я, — с бумагами, неужто позабыли?
— Вы кто? — резко спросила Темкина.
— Курочка с чемоданом золотых яиц.
Профессор отвернулась к окну.
— Наверное, вы уже поняли, что я не собираюсь составлять родословную?
Начальница молча кивнула. То, что она не стала орать, топать ногами и звать охрану, чтобы выставить из кабинета докучливую посетительницу, обнадеживало. И я бодро продолжала:
— Зелимхан погиб, слышали?
Доктор наук пожала плечами.
— Мне до него дела нет.
— Папка с информацией исчезла.
Темкина повернулась ко мне.
— А я тут при чем?
— Но остались люди, готовые заплатить за уже собранные для него сведения еще раз.
Яна Валерьевна выдвинула ящик стола, порылась в нем, вытащила огромный, похожий на парашют, носовой платок, вытерла им лицо и сказала:
— Подлинников нет.
— То есть?
— Адашев забрал их с собой.
— Вы продали ему документы?
— Да.
— Это же незаконно!
Яна Валерьевна неожиданно улыбнулась:
— Вы пришли сюда, чтоб учить меня? Оригинально! Значит, так. Я великолепно помню, о ком Адашев собирал сведения. Заказ его выполнялся трудно, оттого и запомнился, на Кавказе идут боевые действия, то в одном месте стреляют, то в другом, архивы у них там в безобразном состоянии, кое-что погибло безвозвратно.
Люди теперь иными стали. Когда началась Великая Отечественная война, архивные работники порой спасали бумаги ценой своей жизни, а сейчас! Убежали прочь, единицы хранения побросали, а когда с них спросили, ответили: «Так война идет! Что же мне, из-за каких-то бумажонок умирать?»
Удивительная безответственность и безалаберность на фоне попустительства властей. Вот когда я училась в институте, студентам рассказывали о заведующем архивом из города Смыльска. Крохотное местечко, богом забытый медвежий угол, ну какие там особо интересные бумаги, так, ерунда бытовая. Так вот, в сороковом году Смыльск затопило. Директор хранилища вывез на предоставленном грузовике свою семью и вещи, архив он бросил, решил, что наводнение все спишет, ан нет!
Спросили с него крепко, целый процесс затеяли, чтобы другим неповадно было, осудили и в лагерь отправили, хорошо не расстреляли. Вот как раньше бумаги берегли. А теперь! Сгорело — и ладно, утонуло — и плевать.
Скоро вообще ничего не найдем. Намучилась я с заказом Адашева по полной программе. Да еще он потребовал подлинники.
— И вы отдали?
Яна Валерьевна развела руками.
— Я в безвыходное положение попала. Несколько месяцев пахала, как ломовая лошадь, рассчитывала на гонорар. Адашев, правда, небольшую предоплату сделал, а когда я ему о проделанной работе отчиталась, категорично заявил: «Либо подлинники, либо ни копейки». Пришлось в архив копии поместить. А Адашеву требуемое отдать. У меня дочь больна, на лекарства состояние трачу.
Я постаралась не показывать возмущения. Интересно, как вяжется заявление Яны Валерьевны с ее патетическими заявлениями о долге архивного работника? Только что она резко осуждала несчастных людей, убегавших вместе с детьми и домашними животными от разбушевавшейся стихии и бомб, падающих с неба, призывала сажать в тюрьмы бедолаг, спасавших свои семьи и забывших про документы. А сама! Я давно заметила, если какая-нибудь пожилая дама, красная от гнева, кричит: «Ох уж эти современные девки! Все проститутки, юбки по самое не хочу, ноги наружу! Вот я в их возрасте была…»
Не верьте, не была. Скорей всего, резко осуждающая всех бабушка сама в юности вела запредельно веселый образ жизни. Нет более злобных ханжей, чем состарившиеся девочки по вызову. А если ваша свекровь, упрекнуть которую ни в чем у вас язык не повернется, много лет прожившая с одним мужем, гневно шипит в ваш адрес: "Лентяйка! Только о мужчинах думаешь!
Любовника завести хочешь! Лучше постирай белье, хозяйка хренова", — то не следует обижаться на «маменьку». Пожалейте ее. Это она всю жизнь мечтала изменить своему противному супругу, да побоялась, протосковала жизнь около постылого из-за денег или страха остаться одной. Теперь подозревает невестку в не совершенных самой проступках. И вообще, если кто-то слишком громко возмущается чужим поведением, то, вероятней всего, у него самого рыльце в пушку.
— Значит, подлинников нет, но копии остались? — уточнила я.
— Да.
— И можно их получить? Вы можете снять копию с копий?
— Естественно.
— Сделайте, пожалуйста, за вознаграждение. Сколько вы хотите? Если наличных не хватит, то я побегу искать банкомат.
Яна Валерьевна засияла улыбкой.
— Можете не суетиться, без денег обойдемся.
— Вы хотите поделиться со мной информацией бесплатно? — изумилась я.
— Практически да. Часики мне ваши понравились.
Я готова совершить бартерную сделку, — заявила нахалка.
Я взглянула на запястье. Честно говоря, не знаю, сколько стоит безделушка. Мне ее подарил бывший муж, Макс Полянский.
Когда-то он был нищим выпускником столичного вуза, вялым, не желающим ничего делать парнем, оживлявшимся лишь при виде очередной красотки. Но потом, уже после нашего развода, Макс резко изменился и занялся бизнесом. Сейчас он богатейший человек и необыкновенно удачливый бизнесмен, способный выжать прибыль даже из пустого помойного ведра.
Несмотря на развод, мы с Максом сохранили нормальные отношения, и один раз, уже давно, я вытащила его из крупной неприятности. Благодарный Полянский сделал мне предложение руки и сердца, я в ужасе отказалась. Макс, услыхав мой вопль «нет», обрадовался и теперь использует любой, самый крохотный повод, чтобы вручить бывшей женушке очередной дорогой подарок.
Чего он только не дарил! Серьги, бриллианты, которые походили по размеру на миски для наших питбуля и ротвейлера. Ожерелье из изумрудов, весящее больше, чем я сама, серебряный чайный сервиз, пользоваться которым практически невозможно. Маня с Аркадием попытались побаловаться чайком из раритетных чашек и мгновенно обожгла сначала пальцы, а потом губы, благородный металл сразу нагревается.
Значительно пополнив наш запас изделий из драгоценных металлов, Макс стал приносить вещички, украшающие быт: постельное белье с монограммами, которые вышивали трудолюбивые монашки, скатерти из вологодского кружева, домашние тапочки, расшитые жемчугом. Но самую невероятную вещь очумелый Полянский притащил на мой прошлый день рождения.
Когда Макс появился в нашей гостиной в сопровождении двух охранников, которые волокли неподъемную коробку, Аркадий тихо застонал.
— Нет, только не говори, что там скульптурный портрет матери! С нас оригинала хватит.
— Не угадал! — весело воскликнул Макс и заорал на своих охранников:
— Ну что стоите, козлы, раскрывайте сувенирчик!
Парни принялись осторожно снимать крышку и доставать из замшевых тряпок нечто. Они хлопотали довольно долго, прежде чем перед нами предстала фигура мопса, сделанная, как мне показалось, из блестящей латуни.
— Вот, — гордо сказал Макс, — Хуч!
