Мэг Кэбот - Таблетки для рыжего кота
Я отрицательно покачала головой.
— Нет, Пэм, не достался. Я не позволю тебе его забрать. Отдай ключи.
Теперь Пэм уже рыдала в открытую, из карих глаз брызнули слезы и полились по щекам, закапали на вышитых тряпичных кукол.
— Я… я… — Казалось, больше она ничего не может сказать.
Я протянула руку и сказала как можно спокойнее:
— Ну же, Пэм, отдай ключи. Уверена, мы сможем как-нибудь решить вопрос с окружным прокурором. Может, удастся сослаться на синдром избитой жены или что-нибудь в этом роде. Может, тебя отправят в такое же место, в какое отправили Марту Стюарт. Там есть условия для занятий разными ремеслами, и ты сможешь заниматься своей любимой керамикой.
Пэм вздохнула и повернулась к комоду.
— Вот так, хорошо. — Я старалась говорить с ней нежно, но вто же время твердо, как с анорексичками, которых время от времени приводят в наш офис и которых мне приходится уговаривать съесть хоть кусочек особого высококалорийного пончика — их нам присылают диетологи специально для того, чтобы подкормить таких девушек и, как у нас говорят, внести хоть капельку здравого смысла в их изголодавшиеся по витаминам мозги.
Но когда Пэм повернулась ко мне, я к своему разочарованию увидела, что в руке она держит вовсе не ключи.
Она держала пистолет.
И нацеливала его прямо на меня.
— Ты же не думаешь, — сказала она (на ее лицо снова вернулась та жутковатая улыбка), — что у меня был всего один пистолет? Правда, Хизер? Ты же знаешь, я сельская девушка, я выросла среди ружей и умею ими пользоваться.
Я глазам своим не верила. Какая же она лживая, насквозь фальшивая! Ее свитер врет, она совсем не верит в межрасовую гармонию!
Хотя, может быть, и верит.
Но, похоже, для нее не составляет никакого труда убивать людей. Включая ни в чем не повинных помощников директоров резиденции.
— Пэм! — Я подняла обе руки. — Ты же не хочешь меня убивать.
Пэм сделала шаг ко мне.
— Очень даже хочу, — сказала она. — Потому что к тому времени, когда твой труп найдут, я буду далеко. Так что мне совсем несложно тебя убить.
Я попятилась. Но на каждый мой шаг назад Пэм делала шаг вперед. Я огляделась, лихорадочно соображая, что же мне делать. Оуэн содержал квартиру в таком же безупречном порядке, какой царил в его кабинете. В отличие от моей комнаты здесь не было вещей, которые валялись просто так и которыми я могла бы запустить в мою потенциальную убийцу. Не было здесь причудливой настольной лампы в форме русалки, купленной на блошином рынке, а из такой лампы получился бы неплохой снаряд. Не было здесь аквариума с морскими ракушками, который я могла бы метнуть. Вряд ли бы я попала, но в любом случае это лучше, чем ничего не делать.
Хуже всего было то, что никто не знал, что я отправилась сюда, — если не считать того придурка с зубочисткой во рту, который сидит внизу у входа. А он даже не работает в колледже, он работает на Розетта, и вероятность того, что он обратит внимание на раздавшийся где-то наверху выстрел, — не больше, чем вероятность того, что он обратит внимание на звяканье друг о друга массивных золотых цепей, висящих у него на шее.
Мне крышка.
И за что я гибну?
За Оуэна.
А ведь он мне даже не нравился! Но попытаться все равно надо.
— Пэм, это не Айова, — информировала я. — Кто-нибудь обязательно услышит выстрел и вызовет полицию.
— Я из Иллинойса, — поправила Пэм. — А об этом я уже подумала.
Она опустила руку, дотянулась до телефона, стоявшего на столике рядом с диваном, на который я плюхнулась (я пятилась, пока не уткнулась в диван), и набрала 911.
Когда на том конце провода сняли трубку, она заговорила прерывающимся, дрожащим от паники голосом:
— Алло, оператор? Срочно пришлите полицию! Я звоню из квартиры J-6. Дом двадцать один по Западной Вашингтон-сквер. Бывшая поп-звезда Хизер Уэллс сошла с ума, ворвалась в мою квартиру и пытается меня убить. У нее пистолет! Ой!
И она повесила трубку.
Я смотрела на нее совершенно остолбеневшая.
— А вот это, — сказала я, — была большая ошибка. Пэм пожала плечами.
— Это же Нью-Йорк, знаешь, сколько им понадобится времени, чтобы добраться сюда? К тому времени, когда они приедут, я давно исчезну. А ты истечешь кровью и умрешь.
Пэм, по-видимому, не понимала, что происходит в парке в каких-нибудь ста ярдах от входа в дом, где жил ее бывший муж. И сколько там из-за этого события полицейских.
Но с другой стороны, даже если в ближайшие двадцать секунд в квартиру J-6 ворвется десятка два полицейских, от этого будет мало толку, если она к тому времени успеет всадить мне пулю в лоб, как всадила Оуэну.
А когда Пэм подняла пистолет и направила его в мою голову, я поняла, что именно это она и собирается сделать.
— Прощай, Хизер, — сказала она. — Знаешь, Оуэн был прав, не такой уж ты хороший администратор.
Оуэн это сказал? Вот это да! Это называется неблагодарность! А я-то старалась, помогала ему, когда он только начинал работать: ввела его в курс дела, объяснила все де тали, показала, где можно купить самые вкусные крендели (за пределами нашего кафетерия, естественно). И после этого он сказал, что я плохой администратор? О чем он только думал? Он хотя бы видел, как я все организовала на ресепшн, заставила ребят самих следить за табелями учета рабочего времени? А как насчет моего новаторского способа заставить студентов обращать внимание на то, что происходит в здании и вокруг него? Я имею в виду бюллетень «Новости Фишер-холла». Неужели Оуэн совершенно не понимал, что Саймон Хейг из Вассер-холла украл мою идею и тоже стал выпускать студенческий бюллетень, причем ему даже хватило наглости назвать его «Новости Вассер-холла»? Не понимал?
Но сейчас мне некогда было разбираться в собственных чувствах по поводу его предательства, потому что нужно было уклониться от пули, которую в меня выпустила Пэм. Я пригнулась, нырнула за диван и попутно схватила единственную вещь в квартире, которая могла дать мне хотя бы полшанса пережить следующие две минуты, пока парни (и девушки) в голубой полицейской форме не примчатся сюда и не спасут мою страдающую целлюлитом задницу.
И этой «вещью» был Гарфилд.
Который, между прочим, был не очень-то рад, что его схватили с диванной подушки.
Впрочем, грохот выстрела на таком близком расстоянии тоже не очень-то его порадовал.
Рыча и царапаясь, большой рыжий полосатый котяра отчаянно пытался вырваться.
Но я одной рукой держала его за шкирку, а другой — за объемистое брюхо. Он выпустил когти, но, к счастью, его лапы до меня не доставали. Так что вырваться ему было невозможно.
Но он этого не знал. Он весил, наверное, фунтов двадцать пять, и все эти двадцать пять фунтов разъяренных мышц обратились против меня. Несколько секунд я не чувствовала ничего, кроме запаха пороха и вкуса шерсти, которая лезла мне в рот, когда я буквально приземлилась на кота.
Но зато я жива.
Я жива.
Я жива.
Пэм растерянно уставилась на место, где я только что стояла. Потом, недоуменно заморгав, повернулась и посмотрела туда, куда я отпрыгнула с дивана. И когда она увидела, кого я держу в руках, ее глаза расширились.
— Вот именно, Пэм, — сказала я. Мой голос звучал до странности приглушенно. Это потому, что грохот выстрела был таким громким, что все остальные звуки, включая яростные протесты создания, которого я держала в руках, звучали глухо, как звуки города после сильного снегопада. — Гарфилд у меня. Сделай только шаг, и, клянусь, ему не поздоровится.
Улыбка, блуждавшая по лицу Пэм, застыла, верхняя губа задергалась.
— Ты… ты блефуешь, — пробормотала она, заикаясь.
— Хочешь проверить?
Глупый кот все еще пытался вырваться, но он мог освободиться только через мой труп. В буквальном смысле.
— Попробуй снова спустить курок. Может, ты и попадешь в меня, но до того, как я умру, мне все равно хватит времени свернуть ему шею, и, клянусь, я это сделаю. Я люблю котов, но не этого.
И я говорила искренне. Особенно когда кот Оуэна впился зубами мне в запястье. Ой! Разве не я привела в квартиру Пэм, чтобы она дала этому дурацкому коту его дурацкие таблетки? И вот вам благодарность! Что зверь, что хозяин.
Лицо Пэм исказилось от боли, хотя кровью истекала я, а не она.
— Гарфилд! — страдальчески закричала она. — Отпусти его, ведьма!
«Ведьма», а не «сука». Неподражаемо.
Мне показалось, что из коридора донеслись голоса, хотя точно я сказать не могла, поскольку наполовину оглохла. В дверь квартиры забарабанили.
— Пэм, опусти пистолет, — сказала я, чтобы потянуть время. — Опусти пистолет, и никто не пострадает, в том числе и Гарфилд. Ты можешь сдаться, еще не поздно.
— Ты… ах ты… злючка! — Глаза Пэм заблестели от слез. — Я хотела взять только то, что мне положено! Я хотела начать все с чистого листа! Отпусти кота, и будем считать, что мы квиты. Я уйду — заберу Гарфилда и уйду. Только дай мне фору по времени.
