Наталья Александрова - Марафон с риском для жизни
Вчера видела в клинике С. Надо уточнить, как она связана со здешними делами».
Судя по записям, таинственный человек, которого Горностаева обозначала в своих записях буквой С, оказался женщиной. Надежда Николаевна на всякий случай запомнила упомянутую фамилию медсестры и продолжила читать.
Следующая запись была очень длинной.
«Девчонка из регистратуры, Оксана, теперь моя лучшая подруга. Удивляюсь, как такую болтливую дуру держат в частной клинике! Хотя она – племянница Петровой из налоговой инспекции, этим все и объясняется.
Я пригласила ее в кафе, заказала пару коктейлей, и язык у Оксанки развязался, как шнурок на старом ботинке. Выложила мне столько всего – только успевай записывать! Оказывается, С. – жена моего очаровательного доктора, и это она дала ему денег на организацию клиники. По документам она и является ее владелицей. Интересно, будет ли она использовать этот факт в своей избирательной кампании? А доктор-то хорош! При такой жене нужно держаться очень осторожно, а он вовсю крутит с медсестрами и пациентками помоложе (ха, и на меня тоже явно глаз положил).
После третьего коктейля Оксана разговорилась еще больше. До чего она все-таки вульгарна! Одежда довольно дорогая, видно, тетка денег подбрасывает, но сидит на ней все как на корове седло и вкус напрочь отсутствует. Носит свитер жуткого розового цвета с синими брюками!
Несколькими наводящими вопросами я ее подвела к тому парню, который умер у них в клинике от апноэ. Тут она вроде немножко испугалась, по крайней мере перешла на шепот и все время оглядывалась по сторонам. Но тем не менее рассказала еще очень много интересного. Оказывается, положили парня на обследование, подозревали у него диабет. Кстати, счет за лечение не выставили по личному распоряжению С. (распоряжение поступило в бухгалтерию сразу же после его госпитализации). Так вот, подозрение не подтвердилось, парень оказался практически здоров, но неожиданно скончался во сне от остановки дыхания. После его смерти мой дорогой доктор задним числом вписал в его историю болезни какое-то несуществующее заболевание щитовидной железы! Видимо, чтобы отвести от своей клиники обвинения во врачебной ошибке и медицинской некомпетентности. Хорош доктор! Надо заняться им вплотную! Это действительно тянет на полноценное журналистское расследование. И в первую очередь – поговорить с Яковлевой. Адрес Анны Ивановны я подсмотрела в бумагах у той же Оксанки, пока она трепалась с охранником. Софийская улица, дом девяносто шесть, квартира шестнадцать».
И самая последняя запись в файле была датирована двадцать девятым августа.
«Что называется – на ловца и зверь бежит.
Мой очаровательный доктор утроил активность. Его манера ухаживать старомодна, но довольно приятна: цветы, духи, комплименты.
Вчера пригласил меня в ресторан. Я пыталась использовать это в интересах дела, но доктор – кремень. Разговорить его не удалось. То есть болтал он непрерывно, но это был обычный мужской треп: от грубого павлиньего хвостораспускания внезапно переходил к классическим жалобам на одиночество, на то, что его никто не понимает (подразумевается – никто кроме меня), на то, что жизнь стремительно проходит мимо без тепла и ласки. Про жену, естественно, ни слова, и все мои попытки перевести разговор на интересующие темы отбивает, как опытный теннисист. Конечно, я отвечаю ему тем же: он не должен знать о моей профессии, и на все скользкие вопросы я отвечаю туманными недомолвками, многозначительно закатывая глаза. В общем, это сильно напоминает задушевный разговор Штирлица с Мюллером. Разница между нами в том, что я после общения с Оксанкой весьма много о нем знаю, а он обо мне, надеюсь, нет. Или это мне только так кажется? Пару раз я перехватывала довольно странный взгляд. Может быть, и он знает обо мне больше, чем я думаю?»
На этом записи заканчивались.
Надежда Николаевна сидела перед компьютером в тревожной задумчивости.
Судя по всему, покойная журналистка в конце своей недолгой жизни начала первое в своей карьере настоящее журналистское расследование. И если до того она раздувала газетные скандалы на пустом месте, высасывая повод для них из пальца и обливая грязью ни в чем не повинных людей, и это каждый раз сходило ей с рук, более того – помогало делать успешную карьеру, то в том единственном случае, когда Ирина наткнулась на действительно важную тему, ей пришлось поплатиться за это жизнью. Потому что Надежда не могла поверить в то, что Горностаева по чистой случайности умерла от той же экзотической болезни, которая унесла жизнь неизвестного молодого пациента частной клиники. Что же, выходит, только ложь безопасна, а всякая попытка написать в газете правду смертельно опасна? Или это просто такая ирония судьбы?..
Надежда сняла телефонную трубку. Теперь она не сомневалась, что ключ к расследуемому преступлению лежит в частной клинике, которую посещала перед смертью Ирина Горностаева, и в первую очередь она хотела узнать адрес этой клиники.
В телефонной справочной службе, когда она сказала, что ей нужна клиника на Колокольной улице, ответили, что без номера дома таких справок не дают, и переадресовали в платную справку. Зато в платной справке девушка была предельно вежлива, тут же сообщила телефон клиники и точный адрес – Колокольная улица, дом шестнадцать.
Однако, обдумав ситуацию, Надежда решила, что, прежде чем ехать на Колокольную, следует навестить медсестру Яковлеву. Покойная журналистка записала, что у той были проблемы со здоровьем, поэтому следует поторопиться, а клиника никуда не денется.
Надежда подходила к дому медсестры Яковлевой с непонятным тяжелым чувством. Что-то давило ей на сердце, и внутренний голос, который за последнее время все больше помалкивал, тут вдруг оживился и робко посоветовал Надежде никуда не ходить. Она тут же рассердилась на него – дескать, ты еще будешь вставлять палки в колеса! Но поскольку сердиться на собственный внутренний голос всерьез могут только психи, Надежда Николаевна отмахнулась от всех опасений и вошла в подъезд. Ее знаменитое любопытство и в этот раз перетянуло чашу весов.
Надежда поднялась по лестнице и нашла на втором этаже шестнадцатую квартиру. Она долго звонила и собралась уже уходить, когда за дверью наконец раздались неуверенные, спотыкающиеся шаги. Надежда придала лицу приветливое выражение и встала так, чтобы ее можно было разглядеть в глазок.
– Я к Анне Ивановне Яковлевой! – громко сказала она.
Однако никто ее ни о чем не спросил. Заскрежетали замки, отпираемые неверной рукой.
«Пьяная она, что ли?» – успела подумать Надежда, и дверь отворилась.
Женщина за дверью выглядела ужасно. Она была немолода, но в данный момент еще и очень нездорова. То есть нездорова – это мягко сказано. Глядя на обтянутые желтой кожей скулы, запавшие глаза и свалявшиеся седые волосы, становилось ясно, что женщина тяжело больна. Она глядела на Надежду, не узнавая, потом зашевелила губами, и Надежда поняла, что у женщины нет сил говорить.
– Вам плохо?! – вскрикнула Надежда, когда женщина пошатнулась и схватилась за стенку.
На лбу ее выступил пот, казалось, еще немного – и она просто сползет на пол от слабости да так там и останется.
Надежда подхватила ее под руку и помогла добраться до кровати.
В квартире Яковлевой была всего одна комната. Судя по всему, раньше хозяйка содержала ее в чистоте и порядке, однако в последнее время на это не было сил. Занавески не успели запачкаться, стекло в серванте было чистым, посуда за ним все еще блестела, но на полированной поверхности мебели ровным слоем лежала пыль, на стульях валялась неубранная одежда.
Постель была разобрана, и в комнате стоял тот тоскливый запах, который бывает в помещении, где лежит больной, – душно, затхло и пахнет лекарствами.
Женщина прилегла на кровать и устало прикрыла глаза. Надежда усовестилась, поскольку визит ее был явно не ко времени. В самом деле, разве несчастной Анне Ивановне Яковлевой есть сейчас дело до всяких вопросов? Однако как же так получилось, что тяжелобольной человек лежит один? Стакан воды подать некому, в аптеку сбегать…
– Анна Ивановна, чем вам помочь? – окликнула больную Надежда. – Может быть, лекарство дать?
Женщина открыла глаза и уставилась на заботливую незнакомку.
– Кто вы? – прошелестела она. – А впрочем, неважно. Слушайте внимательно… Я умираю… Это все доктор… Он был здесь… только что… Я только сейчас поняла, что это он во всем виноват… И тогда, в клинике… Я дежурила ночью, а он зашел… и оставался в палате один… а потом просил меня никому не говорить…
