Ольга Степнова - Уж замуж невтерпеж
– Нет, – убитым голосом сказала Зоя. – Последнюю девочку вчера и забрали. Лорочка, а хотите тойчика, он очень мало кушает, мастиф – собака для очень состоятельных...
Я бросила трубку, на мокрый сценарий хлынули новые слезы. Жанна с Сорокиной синхронно опустили глаза, сделав вид, что читают свои экземпляры сценария.
Днем в коридоре мне повстречался плавный Андрон.
– Киселева, – с кислой миной сказал он, – верните костюм в гримерную. И босоножки.
Я с ужасом вспомнила, что жуткие перья с бубенчиками я оставила в Кириной спальне.
– Андрон Александрович, – взяв себя в руки, ответила я, – вы же в общих чертах знаете, что произошло. Не думаете же вы, что я всю ночь пробегала в бубенцах?! Костюм остался в спальне у Балашова. Спальня опечатана...
Вскользь глянув на мои кольца, Андрон кивнул и, не дослушав, пошел в свой кабинет, женственно виляя бедрами. По-моему, он точно не знает, как ему себя со мной вести. Пальму распорядился вынести, девок подселил, на совещание начальников отделов вряд ли теперь позовет, и внеурочный конвертик с деньгами мне больше не подсунут в бухгалтерии. Но откровенно хамить он мне не рискует. Хотя, чувствуется, очень хочет.
Я не в фаворе. Интересно, что наболтали в местных новостях? Жаль, что у меня сгорел телевизор. Навстречу мне прошел любвеобильный начальник отдела связи со СМИ, он заговорщицки подмигнул мне. Кажется, он не против поближе пообщаться с бывшей любовницей «самого Балашова».
Когда я зашла в буфет перекусить, все замолчали. Даже кассирша, забыв, что выбивает чек, замерла, приоткрыв плохо накрашенный рот. Мне начинало это надоедать. Решив поставить всех в неудобное положение, я раскланялась, словно вышла на сцену. Все отвернулись, попрятали глаза, кассирша вспомнила про чек, а я, как говорит Эля, « почувствовала себя полной дурочкой».
Заполнив поднос, я увидела Делю за самым дальним столиком. Из всех окружавших меня в агентстве людей, Деля казалась мне самой вменяемой и самой... порядочной, если, конечно, еще существует такой критерий оценки людей. Я направилась к ней. Деля меня не сразу заметила, она зачем-то нагнулась под стол, а когда разогнулась, то руки и блузка ее были ... в крови. От ужаса я открыла рот, но Деля быстро сказала:
– Не ори, Киселева, я не убита, и не ранена, я разлила томатный сок. – Она поставила на стол неустойчивый пластиковый стаканчик. – Неужели тебя можно еще чем-то напугать? – добавила она, улыбнувшись. Я сказала: «Еще как можно!» и обессилено рухнула на стул, громыхнув подносом.
– Ты, наверное, хотела что-то спросить? – зашептала Деля, разглядывая меня поверх стильных очочков. – Я побегу в туалет, отмоюсь, а ты пока пообедай. Потом ко мне в кабинет загляни на кофеек, почирикаем.
Я кивнула.
Я кивнула и стала жевать безвкусную котлету. Деля умчалась, как торпеда, ловко перебирая точеными ногами на огромных каблуках. Только настоящая женщина может так носиться на шпильках, высотой ... с указку.
К Деле я попала только к вечеру. Весь день я носилась с подносами на презентации в унизительном кружевном передничке величиной с носовой платок. На подносах красовались фужеры с шампанским и шоколадные конфеты. Любители любой халявы – журналисты, опустошали подносы так стремительно, что я не успевала далеко отойти от кухни-подсобки, поэтому я не очень устала. Сорокиной и Жанне достались более почетные роли, они бегали по залу с микрофонами, услужливо подсовывая их тем, кто хотел задать представителям кампании вопросы. Да, я не в фаворе. Хоть и в бриллиантах. Балашов не позвонил мне ни на домашний, ни на работу. Впрочем, с чего я взяла, что он должен мне позвонить? С деньгами или без – он человек другого масштаба, он мне не по зубам.
* * *Вечером, Деля, сидя за рабочим столом, пилила безупречные ногти.
– Деля, – сказала я, усаживаясь напротив, – скажи, отчего я впала в немилость, ты все всегда знаешь, а я ничего не понимаю!
– Не понимаешь? – Деля уставилась на меня. Зачем она носит очки, если постоянно смотрит поверх оправы?
Деля встала и включила кофеварку.
– Ты не понимаешь?
– Абсолютно. В мой телевизор пописал чужой кот. Он сгорел.
– Кот? – ужаснулась Деля.
– Телевизор. Кот задохнулся.
Деля недоуменно на меня посмотрела.
– У тебя была трудная новогодняя ночь, – сочувственно сказала она.
– Да уж, – промямлила я. – Я так понимаю, мне из агентства лучше уволиться?
– Ой, да перестань! – замахала Деля руками. – Ну, подумаешь, у Андрона большой балашовский заказ обломился! Не помрет он без него. Попсихует и забудет.
– А он обломился?
– Ну да, – Деля приподняла удивленно брови. – Балашов-то твой – банкрот! Об этом все новости с утра до вечера твердят! А... ну да, у тебя же кот пописал... хотя, при чем здесь кот, ты же с Балашовым ... того... или он тебя не держит в курсе?..
– Не держит, – вздохнула я.
– А, ну так это понятно, мужики не любят кричать о своих неудачах. Но тут уж шила не утаишь...
– Шила не утаишь, особенно если шило с деньгами.
У Дели во взгляде опять смешались недоумение и сочувствие.
– Знаете, Лора, – вздохнула она, – главное, не раскисайте! Женская доля такая: сегодня – Золушка, завтра – принцесса, утром – королева, вечером – прислуга. Я четыре раза была замужем, побывала, как говориться, и снизу и сверху, и сверху и снизу. Главное – не раскисать.
– А сейчас вы ... где?
– На дне, – она победно закинула ногу на ногу.
Я посмотрела на нее и решила, что теперь даже мусор буду выносить на шпильках. Куплю себе очочки, стану сильнее краситься и смотреть на мир поверх красивой оправы, потому что зрение-то нормальное! И тогда никому не удастся меня обидеть.
– Так что держись, и не обращай ни на кого внимания. Андрон распсиховался – это неудивительно. Такой заказ, на который он рассчитывал, на дороге не валяется, за такого заказчика конкуренты горло перегрызут. Он уже довольно потирал ручки, а тут выясняется, что платить за все – некому! Три дня подряд все местные телеканалы только и твердят – Балашов переписал все, что имел, на любовничка своей жены! Тот порешил кучу народа в его доме, отыскивая договор, по которому вступал в права, и в результате был застрелен смелым парнем, изображавшем Деда Мороза! Ну, ты сама все знаешь...!
– Знаю, – у меня почему-то совсем не было сил ворочать языком, – я не знала только, что там сообщают местные каналы, у меня кот... Не думала, что они совсем уж все раскопали.
– Что ты! – Деля взмахнула руками. – «7-й канал» даже показал момент убийства этого любовничка, когда он душил Балашова! Ужас! Просили нервных не смотреть! Только, конечно, все смотрели! У меня соседка – очень впечатлительная особа, так она не в телевизор глядела, а в отражение в полированном шкафу, и все равно потом отпивалась... корвалолом. И как ты все это пережила?!
– А что там с Балашовым... они не сказали? – промямлила я, из последних сил выговаривая эти невыносимо трудные слова.
– С Балашовым? – Деля сняла очочки и посмотрела на меня красивыми, умными глазами много повидавшей женщины. – С Балашовым? А ты не знаешь?
– У меня кот пописал...
– Ну да, ... и при чем здесь кот? Уж не знаю как там на самом деле, но «7-й канал» сказал, что Балашов жив, здоров, полон сил и планов. Он собирается строить новую жизнь и новый бизнес. У него хорошая репутация, никаких претензий по налогам, ему с удовольствием дадут кредиты банки и партнеры...
– А-а-а, – протянула я, почувствовав, что внутри пусто, вокруг пусто, и в целом мире пусто.
– А-а, понятно. Спасибо, Деля.
Я встала и пошла к дверям, еле переставляя ноги в старых сапогах. Я поняла вдруг, что пустота хуже усталости. Усталость – это эмоция, краска, ощущение, а пустота – это мрак. Почти смерть. Хуже смерти.
– Лор, – окликнула Деля.
– А?
– А почему кот задохнулся, пописав в телевизор? Что – был пожар?
– Кот?
– Да, тот, чужой.
– А! Нет, просто на него наложили чересчур много гипса.
– Гипса?
– Да.
Деля потерла виски руками.
– Слушай, Ирина все же хочет уволиться. Давай, по совместительству ее место занимай. Утром с пылесосом пройтись, рыбок покормить, по пальмочкам тряпкой помахать. А деньги хорошие. Наверное, тебе нелишние.
Я кивнула. Потом пожала плечами. Наверное, нелишние.
– Я подумаю, – сказала за меня серая мышь непонятно какого возраста, в стоптанных, изъеденных солью сапогах, но почему-то в очень дорогих украшениях.
– Я подумаю.
* * *В фитнес-клуб, на занятия, я опоздала на пятнадцать минут.
Люба мрачно посмотрела на меня со своего велотренажера, и я решила, что если услышу сейчас «Киселева, опять опоздала!», то молча развернусь и больше сюда никогда не приду. Даже за еще невыплаченными деньгами. Я буду мыть пальмы, кормить рыбок, пылесосить ковролин, и может, заведу роман с Синей бородой – большим специалистом по связям...
