Маргарита Южина - Коза на роликах
– Так это, выходит, вы за нами привидением таскались? – уточнила Василиса. – И цветы отравленные – вы? И тогда в кустах, когда Олаф за палочкой кинулся, тоже вы?
– Я. И еще много раз тоже я, я уже не помню когда, я не записывал… – скромно потупился Виктор Борисович и припал губами к горлышку коньячной бутылки, пару раз судорожно глотнул и только потом сообразил, что бутылочку уже давненько опустошила Василиса.
– А за мной зачем носились? – спросила она.
– С умыслом. Я вам денег дам, только… вы поговорите с ней, а? Ну, чтобы она меня не выгнала, приняла бы там… как-нибудь ласково… И потом, я еще все-таки немножечко сомневаюсь, а вдруг она не до конца не сумасшедшая, вот возьмет и откажется от денег, от меня то есть. Не захочет расписываться. Олюшка сказала, что Люся уважает вас безмерно, слушается во всем. Вот вы и поговорите, пусть послушается, а? Вы же понимаете, Милочке будет с деньгами-то намного лучше, чем с вами, а? Правда же?
Василиса погрустнела. Неожиданно в голову саданул весь коньяк, который она тянула весь вечер. Она собрала в кулак все мужество и честно произнесла:
– Я поговорю с ней, слово даю. Ей и правда с деньгами-то лучше будет. А теперь иди! Иди, дружок, чтобы я не видела тебя никогда больше. Сделай милость, не попадайся, а? И убери свои бумажки…
Виктор Борисович резво поднялся, сунулся к руке Василисы и, уже уходя, бросил:
– Так я через недельку заскочу к Милочке, вы скажите ей! Ровно через неделю! Запомните, за это время вы должны ее уговорить, я больше не могу дать вам ни дня!!
Василиса с ненавистью взглянула на него, и он исчез, радостно припрыгивая.
Теперь она сидела совсем одна в маленьком обшарпанном кафе с волшебным названием «Фея», горестно облизывала пустую бутылку и видеть не могла красивые взбитые сливки на пирожных. В углу дремала буфетчица, ей, вероятно, этот денежный хлыщ отстегнул немало рублей, а может, и долларов, так что выставлять посетительницу она не отваживалась. За окном уже занималось серое утро, по столу ползала заблудившаяся муха, и маленькая, трясущаяся собачка терлась о ножку стола, заглядывала Василисе в глаза и ждала, когда та догадается ее угостить. Василиса подняла собачку на стол и пододвинула к ней тарелку с пирожными:
– Ешь. Ты что думаешь, мне жалко? Ты думаешь, что я Люсе завидую? Нет, думаешь! А я не завидую… как бы тебе объяснить… противно все… Вот этот прощелыга мотался где-то всю жизнь, в ресторане своем брюхо набивал, домой тащил так, что посадили, а не подумал, есть ли кусок у этой Люси с ее маленьким ребенком? С его ребенком! Нет, не у Люси, у Милочки! Ему не хотелось, он и не думал – удобней так было. А теперь деньги маячат, так он все на карачках проползал, но нашел своих Ми-и-илочку, О-о-олюшку! Тьфу ты! И ведь снова предаст, честно тебе говорю: вот деньги получит и предаст!
Собачка смачно чавкала и только изредка вздрагивала, когда Василиса уж больно шумно страдала.
– А! Ты говоришь, чтобы я ничего ей не говорила? Или настроила против? Значит, ты сволочь. Этот прощелыга ведь правду сказал. Не-е-ет, он прав – Люсе лучше будет с деньгами, чем со мной. Ну что ты мне говоришь! Дружба! Душа! Я это и сама знаю, а ты посмотрела, в каких сапогах Люсина душа ходит? А пальто? А ремень вот у нее сегодня от баяна оторвался, потому что старый! Кто, кто! И ремень, и баян! Нет, Люся сумеет деньгами распорядиться, а потом… потом пусть этот Таракашин, если хочет, ее бросит! Еще неизвестно, кто кого быстрее бросит – он ее или наоборот! И я же все равно у Люси останусь! Ты говоришь, что гусь свинье не товарищ? Ты просто Люсю не знаешь! Ей даже такая свинья… такая безденежная подруга, как я, все равно товарищ. И еще запомни: я не могу судить человека! Не могу, и все! Он, этот Таракашин, может, уже исправился и стал хорошим… жену вот свою бросил… больную… сволочь! Но я не сужу… он сам выбрал себе такой путь. И жизнь его наказала… огромными деньгами… Слушай, ты уже все слопала, больше ничего нет. Ты ничейная? Совсем тебе хреново. Не плачь, ко мне сейчас пойдем, у меня жить станешь.
Василиса, чуть пошатываясь, затолкала собачонку за пазуху и направилась к выходу.
– Гражданочка! – встрепенулась буфетчица. – Эй! Вы куда это мою собачку потащили?! Сьюзи! Детка! Иди к мамочке! Сьюзи! Не успеешь глаза прикрыть – все волокут! Топай отсюда, буржуйка!! Такую собачку…
Люся сидела ни жива ни мертва. Рука на ее лице хватку не ослабляла, но сейчас хоть можно было дышать – не зажимали нос. Люся уже успела сообразить: начинает мычать – зажимают нос, дышать нечем; ведет себя спокойно – нос отпускают. Когда шаги Ольги окончательно стихли и даже утих шум отъезжающей машины, преступник заговорил.
– Запомни! – шипел он ей в самое ухо, не отнимая руки. – Запомни, никогда! Ты слышишь, никогда не мешай мне! Я все равно тебя сильнее! И тебя, и твоей чертовки Василисы! Я докажу это! Запомнила? Я докажу, и тогда наступит Суд! Суд над вами! А теперь сиди тихо и не вздумай орать!
Рука исчезла, стало тихо, а потом Люся услышала, как хлопнула дверь. Люся с трудом перевела дыхание.
– Ага! Как же! Стану я тебе сидеть!! – вскочила она и понеслась наверх, грохоча сапогами и начисто забыв про баян.
Конечно, этого мерзкого типа, который зажимал ей рот в темной комнате, уже не было. Он думал, что Люся его не узнает! Идиот!
Люся неслась к аптеке, та находилась ближе всего.
– У вас телефон есть? – крикнула она, врываясь в маленький тихий зальчик.
– Женщина, у нас нет телефонов. Только у заведующего, но тот уже запер кабинет, – сухо проронила аптекарша, продолжая обслуживать немногочисленных клиентов.
– Мне очень нужно…
– Возьмите мой мобильник, – неожиданно откликнулся парень в кожаной куртке и светлых джинсах, – вам набрать номер?
– Ага… набери милицию! – попросила Люся и сунула к уху аппаратик. – Алло! Милиция?! Меня сейчас хотели убить!.. Нет-нет, не ограбить, убить. Рот зажимали, нос… да нет же, не попытка изнасилования! Говорю же вам – просто убить!.. Нет, не убили… Извините…
Люся растерянно протянула телефон парню.
– Они говорят, если не убили, так чего я им голову морочу. А меня и вправду…
– Подождите минутку, мы вас проводим, – сказал парень и обратился к светлой девчушке: – Кать, ты уже взяла?
Интересно, почему Люся всегда так азартно ругала молодежь? Стареет, что ли? Замечательное поколение, не хуже своих родителей.
Люся уже предвкушала, как удивится Василиса, выслушав ее новость. Все! Теперь они, голубчики, у них в руках! Правда, совершенно нет доказательств. Но ничего, они с Василисой знают, у кого эти доказательства искать, еще раз обыск устроят, что-нибудь да нароют. Нет, каков мерзавец!
Люся у подъезда распрощалась с ребятами, сердечно поблагодарила их и пообещала:
– Лет через сто, когда вы станете совсем старенькими, я тоже буду вас до подъезда провожать!
– Да вы оптимистка! – рассмеялся парень, а потом шутливо нахмурился и выкинул указательный палец: – Все! Заметано! Через сто лет, в той же аптеке!
И парочка легко побежала в темноту, разгоняя веселым смехом мрак.
– Сейчас, сейчас… Где у меня ключики? – рылась в кармане Люся и непрерывно звонила в дверь. – Вася спит, понятно, а где же у меня все-таки… Вот они!
Люся стремительно ворвалась в комнату и притихла – Василисы не было. Сразу стало не по себе, и в голову полезли мысли одна страшнее другой.
– Господи… это они нас решили поодиночке… вот фашисты.. Представляю, что они сделали с Васей… или еще не сделали?..
Люся переоделась, уселась на диван и стала ждать. Конечно, она могла бы сорваться и нестись в поисках подруги, но куда? Она и приблизительно не знала, куда мог завести подругу этот щеголеватый Хлебов. Она даже не знала, в какой стороне он живет! Приходилось только ждать…
На улице уже начали чирикать первые пташки, и Люся окончательно потеряла терпение, когда заклацал ключ в замке и вползла унылая, безрадостная подруга. Такой ее Люся еще никогда не видела.
Василиса тупо уставилась на Люсю, потом подошла, крепко, по-мужски, ее поцеловала в скулу, помолчала и обиженно сообщила:
– Мне сегодня… сломали… линию жизни! – После чего рухнула на диван и от души захрапела.
Перепуганная Люся не знала, что делать. Она то бросалась к телефону, то к Василисе, в конце концов стянула с подруги одежду, укрыла ее пледом и, глубоко вздохнув, улеглась в свою кровать. Вероятно, они с Васей зашли слишком далеко. Ее сегодня чуть не придушил этот хмырь Кислицын, а Хлебов… вон как надругался над Васей!
Конечно, Люсе не спалось. Она думала. Да чего там думать, все и без того было ясно: три погибшие девчонки на фотографии, а рядом с ними Кислицын и Хлебов. Круг замкнулся! Нет, стоп, еще немножечко не замкнулся, еще Кирюшу заполошного надо куда-то прицепить, он тоже в одном котле с Хлебовым. Но у Кислицына они с Васей были, даже обыск устраивали, там не за что зацепиться, у Кирюши тоже были, оставался один только Хлебов. Сыщицы до сих пор не знают, где он проживает. На дачу к нему так и не удалось прорваться, да теперь это и опасно. А к нему наведаться тоже нелишне. Кто знает, может, именно у себя он Наталью прячет!
