Наталья Александрова - Ужин с пантерой
– Что?! – Лола снова разъярилась. – Поселить в нашем доме дикого зверя? Только через мой труп! А ты подумал, как к этому отнесется Аскольд? А Пу И? А Перришон?
– Лолочка, ну что ты кипятишься! – миролюбиво проговорил Маркиз. – Я же не сказал, что пригласил ее к нам! Я убедил Эсмеральду, что ей будет здесь не очень удобно, и пристроил ее в цирк. В семейную труппу Запашных. Они как раз в Париж едут на гастроли, Эсмеральда давно хотела Европу поглядеть… А перстень Макульского я его дочке отдал, Касе. Она, кстати, у Запашных пока на подхвате, клетки чистит, но с животными прекрасно управляется, видно, папины гены сказываются. И представляешь, они с Эсмеральдой сразу же нашли общий язык, как будто сто лет знакомы!
– Ах, теперь еще и Кася? – И Лола залепила Маркизу еще одну пощечину. – И что это за перстень, почему я не знаю?
– Пока не накормишь, ничего не расскажу!
– Что это вы притащились? – недовольно спросила Лола, оторвавшись от мутного зеркала.
– Пу И очень хотел посмотреть тебя в этой роли, – примиряюще ответил Маркиз и собрался чмокнуть Лолу в щеку, но она отстранилась, так как уже успела нанести грим.
– Еще смотреть нечего, – бубнила Лола, – обычная репетиция.
– Ты расстроена? – заботливо спросил Леня, спуская песика на пол. – Ты не уверена, что сможешь сыграть старуху процентщицу?
– Если бы только старуху! – возмутилась Лола. – Ты представляешь, этот Каргопольский заставляет меня играть старуху, ее сестру Лизавету, шкатулку с закладами и даже топор!
– Топор? – рассмеялся Леня. – Как это? Если Раскольников старуху зарубил топором, то ты, значит, сама себя убить должна? Оригинальная трактовка…
– И не говори, – вздохнула Лола. – Пу И, немедленно прекрати!
Она подхватила песика, который пристроился поваляться на сценическом костюме – нечто невообразимое из лохмотьев и блесток, – и отсадила его на стол. Пу И немедленно занялся игрой с гримировальными принадлежностями. Ему тут не очень нравилось – тесно и пахнет пылью и даже, кажется, мышами. Мышей Пу И не любил, он их боялся. Как и его хозяйка.
– Уж и не знаю, зачем только я согласилась на эту роль? – горько спросила Лола.
– Ничего, – Леня погладил ее по плечу, – ты справишься. Ты ведь у нас умница. И очень талантливая…
– Ну да, – уныло молвила Лола.
– А что это на сцене какие-то странные декорации? – осторожно спросил Маркиз. – Хоть я в театре и не очень разбираюсь, но эти штуки не слишком-то напоминают Петербург Достоевского.
– Авангард, – скривилась Лола, – новое слово в режиссуре. Эти металлические конструкции должны символизировать дворницкую и черную лестницу.
Тут прозвенел звонок, и Лола вытолкала обоих своих посетителей за дверь.
– Оленька, двигайтесь, двигайтесь! – кричал режиссер из зала. – Вы поймите, вы отображаете все то зло, с чем пытался бороться Раскольников! А разве зло может быть неподвижным?
– Ну как я могу двигаться, – со слезами спрашивала Лола, – когда тут так неудобно?
По замыслу режиссера она стояла на самом верху странной конструкции, собранной из двух ржавых железных бочек с остатками сурика на стенках, чугунного основания старинной швейной машинки, холодильника без дверцы (дверца тоже была, но от машины «Победа») и телевизионной антенны, что устанавливали когда-то на крышах старых домов. По бокам этого сооружения были вставлены два подсвечника каслинского литья.
– Ну что там неудобного, вы же молодая гибкая женщина! – проворчал Каргопольский и бросился на сцену. – Вы должны энергично взмахнуть рукой и нагнуться, – приговаривал он, в то время как актер, играющий Родиона Раскольникова, подсаживал его наверх. Чтобы дело шло быстрее, Каргопольский схватился за один из подсвечников, тот не выдержал его веса и отвалился, очевидно, был плохо закреплен. Падая, режиссер потянул на себя дверцу от «Победы», она зацепилась за бочку, Лола взвизгнула, чувствуя, что опора под ней заколыхалась.
– Держись за воздух! – крикнул Раскольников и отпрыгнул в сторону, не желая быть заживо погребенным под железными обломками.
Лола очень выразительно взмахнула руками, так что Каргопольский, несомненно, был бы ею доволен, если бы мог видеть. В данный момент он пытался уползти от летящего холодильника. Спрыгнув с холодильника, Лола довольно ловко приземлилась на катящуюся бочку и проехала на ней, перебирая ногами, что, безусловно, сделало бы честь цирковому эквилибристу. Бочка наткнулась на холодильник и встала на месте, как взнузданная лошадь, но тотчас же ее толкнула другая бочка, Лола с разгона перелетела через холодильник и шлепнулась на пол, а все составляющие конструкции погребли под собой незадачливого режиссера-авангардиста. На месте осталась, как самая тяжелая, только чугунная станина от швейной машинки.
– Ни фига себе! – вскричал Раскольников, почесывая затылок, куда попало чугунным подсвечником.
Когда улеглись пыль и грохот, все присутствующие ринулись на сцену. Холодильник подняли вчетвером, бочки откатились сами. Каргопольский, как ни странно, почти не пострадал, если не считать головы, застрявшей в дверце «Победы».
– А я? – раздался душераздирающий вопль. – А как же я? Обо мне все забыли?
Лола сидела на полу, странно вывернув ногу, которая раздувалась на глазах.
– Леня, – она подняла огромные от страха глаза на Маркиза, – Леня, что это?
– Вот-вот, – дернулся Каргопольский, – вот, именно такое выражение… Теперь еще двигаться…
– Да пошел ты! – заорал Маркиз, а Пу И на ходу умудрился цапнуть режиссера за палец. – Лолочка, девочка моя, что с тобой?
Хотя и так все было ясно. В машине «скорой помощи» Лоле было так больно, что она прекратила актерскую игру. Всю дорогу она ругалась. Досталось всем – и режиссеру, выдумавшему такую идиотскую трактовку Достоевского, и Маркизу, отправившему ее в дурацкий ВИП-санаторий, где, на свое горе, она встретила Каргопольского, досталось и самой Лоле – что была такой дурой и согласилась на роль в этой дикой пьесе. Досталось шоферу «скорой» – за то, что торопился и резко тормозил на перекрестках, отчего нога у Лолы взрывалась адской болью. Не тронула она только песика, слабым голосом простилась с ним, просила не скучать и слушаться Леню. Тут машина остановилась, Лола вспомнила, что она актриса, а потому прекратила ругаться и позволила санитарам себя унести, трагически глядя в потолок.
Через полтора часа загипсованную Лолу выдали Маркизу под расписку. На этот раз нога была левая.
