Татьяна Луганцева - Суженый-ряженый олигарх
– Медсестра Павла Петровича? – ахнула Глафира.
– Да.
– А он знал?
– Знал.
– А Надя в курсе, что он ее отец? – удивлялась Глаша.
– Да. Но относилась к нему с прохладцей, и, как сами понимаете, у нее были на то причины. – Антонина залпом опрокинула вторую рюмку. – Плохие из нас получились родители. Вот Надя и послала нас… далеко. Сказала, что ничего ей от нас не надо. У нее семья, работа. Ей не нужны ни деньги, ни наше участие в ее судьбе. Хорошая у меня дочка, гордая и честная.
– Очень хорошая, я с ней тоже знакома, – откликнулась Глафира.
– А сейчас вот и самого Павла Петровича убили, и сына его… Если кто-то охотится за наследством, то моя девочка может оказаться следующей… Я это чувствую и схожу с ума. Чем я могу помочь Наде? Я сижу здесь в инвалидном кресле! Помогите…
– Мы-то поможем, только вот чем? – почесал затылок Матвей.
– Присмотрите за ней, убедите не шататься нигде ночью одной…
– Хорошо, – кивнула Глафира.
– Спасибо вам, друзья! – Тоша вытерла выступившие слезы на глазах.
– Приехавший из Москвы следователь всех будет проверять. Вы бы рассказали ему… Может, к Надежде охрану приставят? – посоветовала Глафира.
– Я готова рассказать все, лишь бы спасти дочь! – совершенно серьезно ответила Антонина.
– Думаю, он поговорит с вами в первую очередь, как с первой женой Павла Петровича, – погладила ее по руке Глаша.
Матвей прикончил последний бутерброд и вытер руки бумажной салфеткой.
– Я на процедуры!
– Зачем? – в один голос спросили Глафира и Тоша.
– К Наде. Приглядывать за ней, – пояснил Матвей.
– В последнее время Наденька изменилась, – осторожно сказала Антонина с раскрасневшимися щеками.
– Что вы имеете в виду? – не поняла Глаша.
– Какая-то рассеянная стала… хихикает странно… все время на телефон смотрит… краситься стала сильнее… Я-то все вижу!
– Влюбилась, – констатировал Матвей.
– Вот! Даже мужчина понял!
– Что значит – даже? Мы что, в любви ничего не понимаем? – обиделся Матвей.
– В любви нет, – заявила Глаша, – только в сексе.
– Не буду спорить, лучше докажу…
– Пожалуйста, я с тобой, на процедуры, – заявила Глафира.
– Тебе-то зачем?
– Она женщина, мне доверится скорее.
– Почему вы хотите, чтобы именно я была вашей медсестрой? – удивленно спросила Надежда.
Она сидела на скамейке перед отделением водолечебницы в коротком медицинском халате, из-под которого выглядывали черная юбочка и полноватые ноги в черных туфлях на каблучках. Сказать, что женщина была накрашена, – ничего не сказать. По ее лицу словно прошелся кистью художник-абстракционист, не отказывая себе в самых смелых фантазиях. Светлые волосы стояли дыбом от устрашающего начеса.
– А к кому мне здесь обратиться? Я только вас и знаю, – пояснила Глафира.
– Вот только не юлите! Я не дурочка. Небось из-за смерти Павла Петровича меня хотите в оборот взять?
– А вы не сожалеете, что его больше нет? – спросил Матвей.
Надя окинула его удивленным взглядом.
– А чего мне сожалеть? Подумаешь, папочка… И что? Он-то хоть раз меня дочерью назвал? Нет! Он меня и не воспринимал никогда за родственницу! «Надюха, привет!», «Надюха, поставь клизму…», «Надя, спаси и сделай укольчик…» Хватало совести! – фыркнула женщина. – И я тоже делала вид, что не придаю факту биологического родства никакого значения. Поэтому меня потрясло, что здесь вообще кого-то убили, а вот то, что убитым оказался Павел Петрович, мало взволновало, если честно. Ну а вы что такие квелые? – стрельнула она по ним глазами.
– Что значит квелые? – опешил Матвей.
– Ходите, выспрашиваете… Чего вам не хватает? Молодые, красивые, чувствуется, что вместе уже… Вот и наслаждались бы друг другом…
«И она заметила…» – поежилась Глаша.
– А ничего, что убили сына Павла Петровича, который хотел забрать его тело? – спросил Матвей.
Надя в глаза не смотрела, только нервно дернула плечом.
– И что такого? Всякое бывает… Закон парных случаев…
– Ага! Только теперь вы являетесь его наследницей, причем единственной.
– Я? Ну и что?
– Ничего. Так, куча миллионов на голову внезапно свалилась… Если, конечно, тебя тоже не уберут, – ответила Глафира, вдруг переходя на «ты».
– А зачем кому-то меня убирать? – вскинула на нее злые глаза Надя.
– Их же убили… Дойдет очередь и до тебя! – все пугала Глафира, чтобы хоть немного сбить с нее спесь.
– А вам-то что?
– О тебе твоя мать беспокоится.
– Понятно… И эта туда же! Раньше надо было беспокоиться, а теперь мне уже тридцать лет, и я сама способна о себе позаботиться.
Матвей, слушавший перепалку, наконец-то высказал собственное мнение, произнеся задумчиво:
– Глаша, погоди.
– А может, Надежда и есть убийца? А что? Она же осталась последней наследницей. Чего ей тогда бояться? Ее не убьют…
– Если только она не выйдет замуж с таким-то приданым, и супруг не возжелает завладеть всем… – так же задумчиво подхватила Глафира. – Кто-нибудь предлагал тебе, Надя, в последнее время выйти замуж?
Медсестра побагровела прямо на глазах.
– Да какое вы имеете право лезть в мою личную жизнь? Я уже замужем!
– Но это не мешает тебе в последнее время так вот «окрылиться», начать краситься, измениться в поведении… Твоя мать считает, что ты втюрилась. Так с кем у тебя роман, Надя?
– Отстаньте!
Судя по ее реакции, они явно попали в точку.
– Тогда следователь поговорит с тобой с особым пристрастием!
– Ну, чего вы меня достаете? Я тут вообще ни при чем! Мне ни Павел Петрович не нужен был, ни мамаша, воспылавшая чувствами под старость! Мне в своей бы жизни разобраться… У меня же неплохой муж, правда, старше меня намного, но любит меня. Я и познакомилась с ним здесь, он лечиться после инфаркта приехал, после того как овдовел. Ну, тут мы с ним и… Мне уже замуж хотелось.
– Понятно, что ты, Надя, вышла замуж не по любви. Что дальше? – спросила Глаша, присаживаясь рядом с ней на скамейку.
– А дальше появился он… У нас тут все девчонки с ума посходили по нему. Молодой, богатый, неженатый… Сначала на меня внимания не обращал, а потом вдруг стал оказывать знаки внимания, делать недвусмысленные намеки.
– Надя, извини! Мы знаем этого человека или нет? Чтобы было легче воспринимать твой рассказ, – снова подал голос Матвей.
– Знаете. Мы, конечно, с ним шифруемся, никто не знает о наших отношениях. Но вам скажу. Только следователя на меня не натравливайте! Я их боюсь. Это Геннадий, директор нашего санатория…
– Почему-то именно так я и думала, – вздохнула Глафира. – То есть догадалась, когда ты сказала, что появился молодой, богатый и неженатый мужчина. Он в санатории один такой…
– Не говорите никому! Вот уже почти полгода мы любовники… Так приятно: придешь на работу – цветы на рабочем столе… Вызвали к начальству – а там мягкий диванчик… Мы проводим весьма счастливые минуты, с мужем у меня такого никогда не было. Осуждаете меня?
– Нет, вот это как раз не наше дело. Лично меня интересует только внезапно возникшая страсть к тебе со стороны Гены.
– Я, конечно, не красавица и отдаю себе отчет, что Геннадий может найти тысячу девушек интереснее, моложе и лучше меня… Но у меня нет причин не верить ему. Говорит, что нравлюсь я ему, и все тут…
– А ведь, пожалуй, довольно легко все проверить, – задумалась Глафира, – узнать, любит ли он тебя или твое наследство.
– Не уверена, что хочу это знать, – честно призналась Надя.
– А сможешь с ним жить с таким сомнением? Не будешь ждать… несчастного случая?
– Да вы бредите!
– Тогда давай проверим! – подначивала ее Глафира. И Надя сдалась.
– Хорошо, я согласна. Но то, что вы его подозреваете, очень глупо. Он и сам богатый человек, зачем ему идти на какие-то убийства ради того, чтобы получить еще и наследство Павла Петровича.
– Но он предлагал тебе замуж? – гнула свою линию Глаша.
– Да, предлагал. И в последнее время особенно рьяно. А мне неудобно перед мужем, но и без Гены я жизни себе не представляю. И уже готова порвать с семьей и кинуться в омут…
– Подожди кидаться! Я сделаю пару звонков в Москву, и мы проверим твоего любовника… Если честно, то он мне не очень нравится как человек, хоть и мой бывший сокурсник. Одни неприятности от него, – нахмурилась Глаша.
* * *Геннадий Столяров раздраженно произнес:
– Войдите!
В проеме двери его кабинета возникло бледное лицо Нади.
– Надежда Павловна? Что случилось? – официально спросил директор санатория. Но, убедившись, что посетительница одна, заговорил совсем другим тоном: – Наденька, проходи! Чего ты такая встревоженная?
– Я? Разве заметно? – испугалась медсестра, озираясь.
А Гена уже подлетел к ней и обнял за талию.
– Как я соскучился! Чего ты меня отталкиваешь?
– Я не отталкиваю…
– Да ты напряжена, как струна на гитаре, которую перетянули. Что случилось?
