Дарья Донцова - Досье на Крошку Че
Я повернулась, увидела девушку, которая произнесла последнюю фразу, и быстро спросила:
— Кто на рельсы упал?
— Студент, — охотно откликнулась та, — парень лет двадцати.
— Мужчина?
— Да.
— Не женщина?
— Нет. Вон его на платформу положили… Хотите — на мое место встаньте, отсюда хорошо видно, — приветливо предложила любительница острых ощущений.
— Вы уверены, что пострадавший — юноша, а не женщина в пестрой шубке?
— Стопудово.
— Да? — никак не могла прийти я в себя.
Девчонка скорчила гримаску, потом резко толкнула меня влево.
— Позырь сама, раз не веришь!
На платформе, прямо на грязном полу, вытянулось длинное тело в мрачно-серой одежде. Ботинок на пострадавшем не было, носков почему-то тоже, большие, корявые ступни желтели на краю перрона. Несчастный, попавший по неизвестной для меня причине под состав человек явно был мужчиной.
— Убедилась? — спросила девушка.
Я кивнула.
— Ну и шоколадно, — хмыкнула незнакомка.
Потом она вытащила из кармана коробочку, выудила оттуда «подушечку» и приветливо предложила:
— Хочешь жвачку? Новая, со вкусом киви.
К моему горлу подступила тошнота.
— Спасибо, не люблю экзотические фрукты. Незнакомка отвернулась от меня. Толпа вокруг стала еще гуще, теперь в ней замелькали милиционеры и зазвучали командные голоса:
— Граждане, расходитесь по своим делам! Ничего интересного! Шагайте себе! Ну, народ! Сказано, идите, вы что, покойника не видели, а?
Подгоняемая грубым криком, я выбралась на воздух и тихим шагом вернулась к стоящему у ресторана «Пежо». Конечно, на первый взгляд нашим милиционерам далеко до французских ажанов. Полицейские в Париже вроде бы не допускают грубостей, но на самом деле ажаны просто более хитры. При скоплении народа они станут вести себя, словно дипломаты на приеме в посольстве Ватикана, но если им в темном углу, где-нибудь на набережной Сены, под мостом, попадется клошар [12], будьте уверены, алкоголику быстро намнут бока. Парижский полицейский, присев на корточки, станет ласково сюсюкать с ребенком-туристом, который потерял маму или папу, он способен купить крошке на свои деньги мороженое, чтобы малыш прекратил плакать. И если в этот момент растяпы-родители, вспомнив, где забыли чадо, прибегут за ним, они станут свидетелями умилительной картины: их дитятко сидит на руках у полицейского, лижет эскимо, капая сладкой жижей на мундир госслужащего. Ясное дело, вернувшись в Москву, Берлин, Нью-Йорк или Токио, эти люди начнут восклицать:
— Не зря весь мир говорит о вежливости и галантности парижан! Наша милиция по сравнению с тамошней полицией отвратительно груба!
Ой, не верьте показным улыбкам французов! Тот же ажан преспокойно пройдет мимо маленького араба, одетого в плохонькую курточку. Он не обидит ребенка, просто сделает вид, что не заметил крохотного эмигранта. У французов особо «нежное» отношение к чужакам. Нет, туристов они привечают, справедливо полагая: городская казна полнится от денежных вливаний иностранцев, но вот тех, кто явился в Париж на постоянное проживание, терпят с трудом и демонстративно делают вид, что не понимают речь с акцентом. Поговорку «он говорит, как маленький негр» (то есть не правильно, непонятно) коренные жители страны придумали в незапамятные времена и употребляют до сих пор.
Наши милиционеры более прямолинейны, не понравился им — получи в глаз. Но справедливости ради следует отметить: среди нас, обычных граждан, тоже попадаются странные экземпляры.
В начале восьмидесятых годов я снимала дачу у некоего Анатолия Михайлова, слегка ненормального кандидата наук, занимавшегося зоологией. Анатолий в свое время получил на работе стандартный участок в шесть соток, возвел на нем странное сооружение, похожее на пирамидку из кубиков, и впал в глубокую задумчивость. Супруги у ученого не имелось, редкая женщина согласилась бы обитать около странного дядьки, все свободное время, без выходных и праздников, копошащегося в земле. Если вы полагаете, что Толик выращивал овощи-фрукты, а потом закатывал их в банки, то ошибаетесь. Вернее, стеклянные емкости у него стояли везде, где только возможно, но помешались в них не вкусные помидорчики-огурчики-вишня-слива, а.., червяки. Кандидат наук выводил новый сорт этих тварей — каких-то гигантских особей.
— Представляешь, — рассказывал он мне, размахивая руками, — армия хорошо обученных червей способна перекопать землю без участия человека! Нам не понадобятся тракторы! Это ж какая экономия топлива!
В общем, полный бред. Но в НИИ, где трудился Толик, его считали перспективным ученым, отсюда и участок.
Возведя фазенду, Анатолий понял, что ему просто необходима хозяйка. Одному трудно справиться с бытом, тем более — в советские годы, когда в магазинах не имелось автоматических стиральных машин, СВЧ-печек, утюгов с паром, замороженных полуфабрикатов и прочих благ цивилизации. Однако жениться кандидат наук не хотел, и положение казалось безвыходным. Но Толик почесал в затылке и принял соломоново решение: дачку надо сдавать бабе с ребенком, нормальной, не вредной тетке, без планов на замужество.
Очень скоро в жизни Михайлова появились я и Аркадий. С ученым у нас был заключен взаимовыгодный союз: я живу все лето на свежем воздухе, не плачу ему ни копейки, а за это стираю, глажу и готовлю обед; на свою еду Анатолий деньги отстегивает еженедельно.
Надо сказать, что червяковед оказался человеком нежадным — количество сосисок в кастрюле не пересчитывал. И у нас с ним возникло некое подобие семьи: Толик вручал мне зарплату, я добавляла к ней мои деньги, в результате вполне хватало на суп, котлеты, кашу и даже на конфеты для Кеши.
По вечерам уставший Толик рассказывал мне о червях, и я до сих пор помню его заявление, что это земляное существо в случае тотального голода может служить абсолютно идеальной белковой пищей.
Как многие ученые, Толик был методичен и по-детски наивен. В середине июля он прикатил на фазенду новую тачку — конструкцию из железного короба, трех колес и ручки. Целую неделю Анатолий радовался приобретению. Рискну напомнить вам, что дело происходило в советские годы, а тогда даже покупка гвоздя считалось редкостной удачей, и часто соседи, не стесняясь, тырили друг у друга инвентарь.
Короче говоря, через неделю случилось неизбежное — тачку сперли.
Поохав и поахав, Анатолий пошел в милицию, где заявил дежурному:
— У меня увели тачку.
Милиционер встрепенулся. Кража машины была по тем временам суперсерьезным делом.
— Пишите заявление, — велел он Михайлову.
Толик старательно изложил на бумаге суть:
«12-го числа в темное время суток неизвестными злоумышленниками с моего участка была украдена тачка».
Еще раз напомню вам про советские годы. В отделениях тогда попадались сердобольные люди, и лейтенант, оказавшийся одним из таких, покачал головой.
— Нет, не правильно изложили.
— А как надо? — удивился Толик.
— Укажите номер.
— Его нет.
— Не зарегистрирована?
— Не-а.
— Господи! Она новая! — искренно пожалел милиционер ученого. — Вот беда какая! Ну и горе!
— И не говорите! — воскликнул Толик. — Пару дней назад прикатил из магазина.
Милиционер, очевидно, принадлежал к довольно редкой породе людей, способных воспринять чужое несчастье как свое собственное.
— Ой, ой, ой… — затряс он головой, — ладно, щас позову ребят, и покумекаем.
Очень скоро вокруг кандидата наук столпился почти весь состав отделения. Парни в форме начали выражать сочувствие пострадавшему.
— Вот черт, не повезло тебе…
— Небось деньги долго собирал…
— Убивать сволочей надо!
— Не переживай, отыщем!
Затопленный состраданием, Толян чуть не заплакал, чем вызвал у милиционеров новую волну сочувствия и обещаний разорвать угонщика в лоскуты.
Потом служивые приступили к сыскным действиям.
— Цвет какой у тачки? — поинтересовался лейтенант.
— Зеленый, — ответил ограбленный.
— А модель?
— Не знаю.
— Да ты успокойся, возьми себя в руки и вспомни.
— Ей-богу, не в курсе, — ныл Толик. — Схватил первую, которую увидел. Их всего-то в магазине четыре штуки стояло, хорошо, хапнуть успел. Знаете, сколько там желающих было?
— Представляю, — кивнул лейтенант. — Нам в прошлом году одну на отделение выделили, так прям беда, не знали, кому достанется. Странно, однако, что ты марку не приметил, они ж в разные деньги.
— Слушай, — оживился один из сержантов, — а ты ее нарисуй.
— Лады, — кивнул Толик, — давайте карандаш и бумагу.
Можно, я не стану описывать вам выражение лиц парней в форме после того, как они сообразили: тачкой Толик именовал именно тачку, железный короб на колесах и с ручкой, а не автомобиль?
Глава 23
