Лоуренс Блок - Вор в роли Богарта
5. Допустим, сколь ни абсурдной может показаться эта идея, допустим, «Caphob» — все же слово. Нет, его нет в словарях, там вообще не было ничего похожего, начинавшегося именно с этих четырех букв, но предположим, это имя собственное. Ну, скажем, имя Кэндлмаса. Да, согласен, на имя это мало похоже, но чем, собственно, «Кэпхоб» хуже, чем «Байбак» или «Мармотт»? Что бы вы, собственно, подумали, увидев любое из них, выведенное кровью на вашем атташе-кейсе?
6. А может, это вообще полная бессмыслица? Достаточно вспомнить знаменитые предсмертные слова Голландца Шульца,[24] его великолепный пространный монолог, аккуратно записанный и предназначенный для будущих поколений. Да, он произносил слова и некоторые из них даже складывались в предложения по всем правилам грамматики, но сей великий человек был совершенно не в состоянии снабдить их хоть каким-то смыслом. Что, если и наш славный капитан решил таким образом подшутить над всем нашим огромным, лишенным какого-либо смысла миром, выведя на своем маленьком полотне шесть бессмысленных, ничего не значащих букв?
Ну и так далее.
Примерно к середине дня я проголодался. И уже собрался было заказать по телефону китайскую еду из ближайшего ресторанчика, как вдруг сообразил, что это невозможно, — как я открою дверь, если она опечатана полицией? Но голод настолько сильно давал о себе знать, что я уже начал подумывать: а не спуститься ли в квартиру Лерманов и не заказать ли еду туда. Не знаю почему, но эта идея казалась мне в те минуты вполне здравой. Возможно, я просто одурел от своих медитаций на мантру «Caphob». Однако у меня хватило ума задушить мысль, что называется, в зародыше, и вместо звонка в ресторан я отправился на кухню.
Я обнаружил там остатки китайской еды, которые следовало бы назвать скорее останками. До них нельзя было дотронуться и палочкой длиной в десять футов. Я поджарил в тостере пару английских булочек (они совсем зачерствели) и намазал их арахисовым маслом, а сверху еще джемом (масло прогоркло). А потом запил их двумя чашками черного растворимого кофе (молоко находилось просто в неописуемом состоянии). Настанет день, думал я, и все это уйдет в прошлое. Забудется, и я снова стану есть нормальную еду: сытные завтраки в кафе, внесезонные этнические ланчи с Кэролайн, хорошие ужины в хороших ресторанах. Нынешняя моя жизнь, похоже, целиком свелась к перехватыванию каких-то кусков на ходу, скудным воровским ланчам в чужих кухнях и за чужими столами, а также к попкорну в качестве главного и единственного блюда по вечерам. Впрочем, одежда с меня пока что не сваливалась, хотя и не слишком плотно облегала, так что ничего катастрофического вроде бы не наблюдалось. И однако как славно было бы поесть наконец по-человечески.
Я допил последние капли кофе, сполоснул чашку с блюдцем в раковине и снова принялся за работу.
В конце концов я окончательно изнемог и решил сделать несколько звонков. Уселся в кожаное кресло, вытянул ноги и положил их на оттоманку, поднес трубку к уху — и передумал. Черт его знает, а может, в этот аппарат успели вставить штуковину, определяющую, откуда звонят и кому. И потом, как я могу быть уверен, что ни один из тех людей, кому я собрался звонить, не узнает номер телефона Хьюго Кэндлмаса?
Нет, рисковать нельзя. Я ведь сохранил печати нью-йоркской полиции в целости. Я воздержался от сомнительных цыплят из «Дженерал Чоу Чикен». Так стоит ли после этого испытывать на своей шкуре современные коммуникационные технологии?
И я выбрался из квартиры Кэндлмаса чистым и незапятнанным, не оставив никаких следов своего пребывания, кроме арахисового масла и джема, целостность которых несколько нарушил, да отпечатков пальцев (некоторые из них я, правда, стер, но не слишком при этом надрывался — все возможные отпечатки пальцев с места преступления ведь уже сняты). Чтобы защитить квартиру от вторжения разных нежелательных элементов, я вырезал прямоугольник из куска упаковочного картона, обернул его пластиковым пакетом, изъятым из кухонного буфета, и, прихватив с собой вместе с рулоном липкой ленты, выбрался на пожарную лестницу. Плотно притворил створки окна, сунул руку в отверстие и запер его изнутри, затем вытащил руку, заложил отверстие куском картона и закрепил лентой. А потом быстро и бесшумно спустился мимо окон мистера Гирхардта и снова оказался в квартире Лерманов.
Ситуация значительно осложнилась бы, успей их постоялец вернуться за тот промежуток времени, что я провел наверху, но этого не случилось. Я затворил за собой окно, передвинул на место горшок с желто-зеленым растением — горшок совершенно определенно роквудский! — и направился к телефону в гостиной, откуда можно было держать под наблюдением входную дверь.
И сделал ряд необходимых звонков.
Покончив с этим, я вознаградил себя небольшим турне по квартире. Если не считать массивного чиппендейловского комода и одного встроенного шкафа, которые Лерманы освободили для своего постояльца, все их пожитки остались на своих местах. И я просто глазел на их вещи, оставив все нетронутым, и был куда осмотрительнее в плане отпечатков пальцев, нежели в квартире двумя этажами выше.
Холодильника я не открывал.
А затем наконец выбрался из квартиры, аккуратно запер за собой дверь и вышел из подъезда без всяких приключений. Слепая дама с первого этажа, должно быть, слышала, как я сбегал по ступеням, соседи из дома напротив, возможно, видели, как я выходил из подъезда, а может, даже заметили, как я в него входил несколько часов назад, но я не дал им ни малейшего повода заподозрить неладное. Я пришел и ушел, не оставив следа.
В «Короле подпольного мира» Богарт играет главную роль — Джоя Герни. Кей Френсис и Джон Элдредж играют супружескую пару врачей. Элдредж с усиками, столь же неудачно наклеенными, как у Богги в «Вирджиния-Сити». Элдредж спасает жизнь раненому подельнику Богарта и становится придворным врачом у гангстеров. И, когда полиция устраивает налет на их гнездышко, Богарт решает, что от Элдреджа следует срочно избавляться, и стреляет в него. А потом Богарту и его ребятам удается бежать, но полиция арестовывает Кей Фрэнсис. Далее события приобретают совсем уж невероятный оборот. Богарт нанимает писателя и заставляет его сочинить ему биографию. И разумеется, собирается убить, когда тот закончит. Но перед тем успевает выручить из тюрьмы двух арестованных членов своей шайки. Во время этой операции его ранят, и тут на сцене появляется Кей Фрэнсис. Она пытается раздобыть доказательства своей непричастности к банде, которые смогут освободить ее от подозрений в суде. И оказывает полиции услугу за услугой: предупреждает их, устраивает Богарту заражение крови, неправильно обрабатывая ему рану, мало того, даже ослепляет его какими-то испорченными глазными каплями. И вот он на ощупь гоняется за ней по своей берлоге, за ней и за писателем, и по-прежнему желает их прикончить, хотя ни черта не видит, но тут врываются полицейские и пристреливают его на месте.
Я следил за этими головокружительными событиями, сидя на своем обычном месте все с тем же баррелем попкорна на коленях и вторым билетом, как обычно оставленным на входе у контролера. Отправившись покупать попкорн, я заприметил высокого парня с козлиной бородкой и в очках. Он улыбнулся мне и тут же отвел глаза, не желая, очевидно, смущать несчастного, снова явившегося в кинотеатр без дамы. И чисто рефлекторным жестом обнял за едва прощупывающуюся талию свою подружку, эту живую рекламу блинчиков «Пилсбери», словно желая показать мне, что его-то дама никуда от него не денется.
Другой бы его только пожалел.
В антракте я выходить не стал. Попкорна оставалось еще много, ни в туалет, ни перекурить мне не хотелось. Я торчал на своем месте, и спустя какое-то время свет стал гаснуть, и началась вторая картина, «Победить дьявола». Режиссер Джон Хьюстон, он же разделил лавры сценариста с самим Труменом Капоте. Джина Лоллобриджида играет жену Богарта, а Дженнифер Джонс — истеричную врушку, жену самозваного английского аристократа. Кроме них в картине снимались и Петер Лорре, и Роберт Морли, и масса других замечательных актеров, имена которых я не в силах запомнить.
Я устроился в кресле поудобнее, надеясь, что, может, на сей раз пойму, что происходит на экране. Я смотрел эту картину уже раза три, а то и четыре, но так ни разу и не уловил сути. Каждый пытается кого-то одурачить, а когда Дженнифер Джонс начинает свои речи со слов «честно говоря», то уж наверняка знаешь, что врет и не краснеет. Однако ничего, кроме этого, мне ни разу понять не удавалось, в том числе и сюжета. Может, хоть на этот раз будет по-другому.
Минут пять-десять спустя я ощутил чье-то присутствие в проходе между рядами. Не отрывая глаз от экрана, где в это время Морли и Лорре почти соприкасались головами, я старался расслышать приближающиеся шаги. Но не уверен, что расслышал, как она подошла. Я просто угадал, почувствовал это неким сверхъестественным шестым чувством, и от этого узнавания пульс убыстрился и стало трудно дышать.
