Дарья Калинина - Приворот от ворот
– За что?
– Что-то она ему поперек сказала. Ну, он и понес. Что, дескать, одиночка, мужиков к себе водит, память своего мужа не блюдет. Тетя Варя на него тогда очень обиделась. Не хочу, говорит, больше дурака этого видеть. И ушла. Тетя Оксана вскочила, остановить хотела, да только муж ее не пустил.
– Дядя Витя?
– Он самый. Тете Оксане от него еще больше влетело. Она потом тете Варе звонила, плакала. На жизнь свою горькую жаловалась, на мужа. Говорила, что только ради дочерей с ним и живет. Так что хотя тети-Оксанин муж и погиб, мне его не очень-то жаль. Хоть он мне и родня по крови, но тетка Оксана мне куда больше теткой всю жизнь была, нежели он.
– А твои родители? С ними-то что произошло? Как они разбились?
– Они отдыхать на юг поехали. Нас с тетей Варей дома оставили. Они всегда нас на нее бросали, когда куда-то уезжали. Вот и в этот раз поехали.
И, помолчав, Лешка печально добавил:
– Поехать-то поехали, а назад не вернулись.
Санька не поддалась скорби. Некогда ей было скорбеть. Надо было действовать. И она деловито уточнила у Лешки:
– Расследование обстоятельств их гибели было?
– Было… Наверное.
– Что значит «наверное»? Разве ты точно не знаешь?
– Нет. Я маленький еще был. Не помню таких вещей.
– А разве тетя Варя тебе не рассказывала?
– Мы с ней на такие темы никогда не говорили.
– Почему?
– Наверное, ей тоже неприятно вспоминать о гибели моих родителей. Она всегда нам с Игорем твердила, что нужно уметь быть благодарными жизни и за то малое, что она дает. Если видела, что мы по родителям скучаем, всегда какую-нибудь забаву придумывала. В кино нас вела, затевала пироги печь. Игорю тесто поручалось месить, мне яйца в начинку чистить. Одним словом, тосковать нам с тетей Варей было некогда. Ну постепенно родители и забылись. Да и выросли мы с Игорем как-то очень быстро. Он в Питер уехал. Бизнес тут свой антикварный начал. Я в Москву подался. Так и разошлись наши пути-дорожки.
– У Игоря было специальное образование?
– Что ты! Нет. Сначала-то он шмотками торговал. А потом понял, что на старинных вещах куда больше денег можно выручить. И антиквариатом занялся. Большие планы у Игорехи на этот счет были.
– Да? Какие же?
– Ну, тут-то в Питере и вообще в больших городах уже все ценные вещи давно проданы и перепроданы. А вот в деревнях, где люди проще живут, еще много старой мебели в сараях и домах стоит. Кто из крестьян побойчее был, после революции из барских усадеб мебель к себе домой перетащил. Столы дубовые, стулья плетеные, шкафы с зеркалами, буфеты. Все это до сих пор имеется. Никому уже не нужно особо. Старье, на их взгляд. Ну и продадут они свою старую мебель за копейки. То есть по меркам Питера за копейки. Вот этим Игорь и планировал заняться. Даже фургончик себе специальный купил. Кстати, тетя Варя сказала, что этим теперь придется заняться мне.
Услышав последнее заявление, Санька очень удивилась:
– Что? Как тебе?
– А кому же еще? Сама тетя Варя не сможет по деревням мотаться. А бизнес бросать не стоит. Она сказала, что идея хорошая, принесет нам прибыль.
– Но у тебя же есть твоя собственная работа!
– Вообще-то я давно в отставку подать хотел. Возраст подходит. Да и устал я. А тут уже готовый бизнес. Если Игорю он доход приносил, то тетя Варя в десять раз больше заработать сумеет. Уж ты не сомневайся. Она умеет деньгами распорядиться. Этого у нее не отнимешь.
Все это было очень интересно и раскрывало широкие перспективы. Да еще Лешка внезапно взял Саню за руку и спросил:
– А ты?
– Что я?
– Будешь рада, если я останусь в Питере?
– Конечно! – вырвалось у Саньки прежде, чем она успела сообразить, что нельзя мужчинам вот так вот легко и просто выкладывать, насколько ты в них втюрилась. – Конечно, рада! Очень!
Она видела, что Лешка совсем не пьян. Он и выпил-то всего одну маленькую рюмку, когда произнесли первый тост за упокой души Игоря. А потом Лешка только поднимал и пригубливал рюмки.
Все же такие разговоры должны вестись в другое время и в другом месте. Если Лешка собирается сделать ей официальное предложение стать его невестой, женой или просто постоянной подругой, он должен понимать, что не следует говорить об этом на поминках брата. Кажется, Лешка и сам понял. Он молча обнял Саньку, прижал ее к себе и ничего больше не сказал.
Так, стоящими в обнимочку, их и застукала тетя Варя.
– Ого! Быстро у вас! – осуждающе произнесла она. – Уже обнимаетесь! И не стыдно тебе, Лешка? Игорька только-только в землю закопали, а ты уже его невесту руками загреб к себе поближе.
– Санька не его невеста.
– Все равно стыдно. Траур у нас. Не время женихаться. Когда я вас вдвоем дома увидела, не поняла даже, что между вами происходит. А теперь говорю: стыдно! Выждите хоть время. Сорок дней пройдет, тогда и обнимайтесь, коли уж вам так не терпится.
Санька покраснела. Конечно, тетя Варя права. Но и Лешка тоже хорош! Стоит, глазами хлопает, даже не думает своей властной тетке что-либо возразить. Теперь тетя Варя вправе негодовать.
– Надо сказать ей правду, что мы любим друг друга, – прошептала Санька, когда тетя Варя отошла от них.
– Скажем, конечно. Хочешь, прямо сейчас!
– Хочу, – кивнула головой Саня.
Лешка завертел головой в поисках тети Вари, но не увидел ее.
– Странно, – изумился он. – Куда же она делась?
– Появится. Все равно скажем ей, как только увидим.
– Конечно! Раз ты так хочешь, обязательно скажем! Я ради тебя на все готов. А ты?
– И я!
Лешка снова нежно взял Саню за руку. Вообще-то Саня не любила держаться за руки с кем-либо. Рука неизбежно начинала потеть и становилась неприятно влажной и липкой, но с Лешкой было как-то удивительно спокойно. И Санька не стала вырывать у него из лапищи миниатюрную ладошку.
Еще почему-то бесцеремонное поведение тети Вари, которая решала за Лешку, когда ему любить, а когда повременить, неприятно задело Саньку. Она уже чувствовала, что мягкая и уютная внешне тетя Варя – лишь видимость. Под личиной славной бабульки скрывается сильная и властная личность, которая еще подумает прежде, чем отпустить Лешку на волю.
Поэтому она осторожно осведомилась:
– Скажи, а ты сильно любишь тетю Варю?
– Как сказать… Она же нас вырастила. Конечно, я испытываю благодарность.
– Но ты ее любишь?
– Люблю… наверное. Не знаю. Да и какое это имеет значение?
Санька пожала плечами. Она и сама не знала, не понимала, зачем затеяла этот разговор. Но какое-то смутное чувство беспокойства и тревоги не давало ей возможности расслабиться и отвлечься на теплые прикосновения Лешки. Девушка чувствовала нарастающую опасность, но не могла понять, откуда эта опасность надвигается.
Гости с поминок разошлись быстро. У каждого нашлись свои дела на остаток вечера. Родственники уехали из ресторана на автобусе. Тетя Варя тоже куда-то делась. Так что провожать гостей выпало на долю Лешки и Сани. Дядя Тимофей ушел последним. Он все стоял рядом с племянником и, покачиваясь, вещал о семейном проклятии, которое теперь нависло над Лешкой. Так продолжалось долго, пока жена дяди Тимофея не утащил свое сокровище за собой.
После ухода последнего гостя Лешка с Саней тоже вышли из ресторана и переглянулись:
– Ну что? – спросил Леша. – Едем в Тихвин?
– Едем!
У самой Саньки никаких сомнений в необходимости поездки не было. Ей совершенно не улыбалось возвращаться в битком набитый родней дом Игоря. Она помнила, как родственники утром дружным коллективом бродили по комнатам, восхищались, восторгались, все трогали, пачкали и переставляли. А потом еще искали свежие полотенца, соль, крупу для овсянки, зубную пасту, щетку для чистки обуви, спички и даже пластилин.
Кому мог понадобиться пластилин и зачем, Санька так и не уяснила. Голова у нее пошла кругом еще на стадии крупы для овсянки. Ей совсем не хотелось провести остаток и так тяжелого дня, бегая по дому взад и вперед, выполняя чужие просьбы и поручения.
Пусть тетя Варя сама разбирается со своими родственниками. Строит их, командует ими, объясняет, что им нужно делать, когда и как. Пусть! У нее это неплохо получается.
И еще… Так как тетя Варя велела Лешке и Саньке держаться подальше друг от друга, то при родственниках им придется делать вид, что они чужие. А это неприятно и досадно. Лучше уж поехать в Тихвин, до которого всего-то пара часов пути.
На поминках Санька не выпила ни единого глоточка спиртного. Налитый в рюмку церковный кагор (чтобы жизнь на небесах у Игорька была бы слаще) так и остался нетронутым. А сама Санька просидела с одной рюмочкой весь вечер, лишь поднимая тосты вместе со всеми, а потом делая вид, что пьет.
Особенной скорби по поводу ухода из этой жизни молодого мужчины она не испытывала. Насколько она уже успела понять, Игорь был не слишком хорошим человеком. Врун, бабник, да еще и прощелыга. Обманывал доверчивых старичков и старушек, не брезговал брать вещи у вороватых подростков, приносивших из дома разные старинные вещи.
