Людмила Милевская - Пять рассерженных жён
Евгений повёл себя очень странно. Он и не собирался ругаться, как я предполагала. Он пригорюнился и говорит:
— Соня, у меня тоже произошли события и, в общем-то, я поэтому и пришёл. Дело тут не в шведской стенке. Ты только не нервничай и не падай в обморок, но убить хотят тебя.
— Меня?
— Именно тебя.
Глава 24
Как мило. Не падай в обморок. Хорошенькое дельце, не падай в обморок.
Минуты две я приходила в себя. Волна мыслей буквально накрыла меня. О чем я только не подумала за тот короткий период от Женькиного сообщения до своего вопроса. Боже, о чем только не подумала!
— И что это значит? — наконец приходя в себя, строго спросила я, вскакивая с места и отодвигая подальше мороженое. — Что за садистский способ оставлять меня дома? Не мог придумать безобидней?
— Соня, я не шучу, — стоял на своём Евгений. — Покушение было на тебя.
Услышав слово «покушение» я снова села.
— Рассказывай, не тяни, — сказала я, всем своим видом давая понять, что выдержу любое сообщение.
— В общем так, — начал Евгений. — Сегодня утром я был у своего кореша, ну у того, которому давал поручение. Ну помнишь, я тебе говорил…
— Не тяни! А то я, как говорит наша Маруся, прямо вся сейчас упаду!
— Короче, выяснилось, что в тех конфетах, которые ты подарила Серому, ботулинические микробы. А медсестричка едва не умерла от ботулизма. Кстати, её еле спасли. На её счастье удалось достать сыворотку.
Я остолбенела.
— Так что же это получается? — изумилась я. — Выходит Тамарка права? Я гоню волну? Значит и не было никаких покушений?
Евгений отрицательно покачал головой:
— Не было. На Изабеллу не было.
— А на кого было?
— На тебя.
— Постой, что ты говоришь-то? — рассердилась я. — Кто покушался на меня?
Евгений тоже рассердился.
— Да Изабелла же и покушалась! — закричал он. — Неужели не ясно?
Что же здесь ясного?
— Но то же самое Изабелла может сказать про меня, — напомнила я. — Ведь пирожные…
— В том-то и дело, — перебил меня Евгений, — что пирожные тоже были заражены ботулиническими микробами. Собака погибла от ботулизма.
Признаться, я растерялась и даже не знала, что мне подумать. Нет, мыслей было много, но умной не одной. Хоть и редко со мной такое бывает, но обидно.
— И что? — тупо спросила я у Евгения. — Что это значит?
— А ты как думаешь? — в свою очередь спросил он у меня.
— Значит не было вообще никаких покушений? Значит это случайность?
— Случайность? Это и все, на что ты способна? — безмерно удивился Евгений. — В конфетах и пирожных ботулинус, а ты называешь это случайностью? Ладно пирожные, но в конфетах такое бывает крайне редко. Понимаешь, о чем это говорит?
— Нет, — честно призналась я, несмотря на все его подсказки.
— Это говорит об одном: Изабелла пыталась отравить тебя. На неё не было никакого покушения. Она сама покушаться мастерица.
— А как же Полина? На неё-то покушение было. Ей пытались организовать катастрофу.
Евгений, качая головой, смотрел на меня, как смотрит мать на неразумного ребёнка.
— А ты всему веришь, наивная ты моя, — сказал он, убирая со стола тарелку из-под мороженого. — Кофе будешь?
— Буду, — буркнула я.
Он включил чайник и, доставая из кармана пачку сигарет, сказал:
— С твоего позволения, закурю.
— Ты же бросил, — злорадно напомнила я.
— С тобой бросишь, — пожаловался Евгений, смачно затягиваясь дымом. — В общем, так. У тебя нет никаких доказательств того, что Полина говорит правду.
Я подумала и согласилась:
— Нет.
— Следовательно можно предположить, что она врёт. Так?
— Так, — согласилась я.
— То же можно сказать и про Татьяну. Никто под машину её не бросал. Почему мы должны ей верить?
— Вообще-то, верить Татьяне — глупое дело.
— С Изабеллой та же петрушка. Она подсовывает тебе отравленные конфеты, а потом инсценирует эту собачью смерть.
— Ничего себе инсценирует, — безрадостно усмехнулась я. — Собака умерла в натуре. Ты же сам говорил, что пирожные ботулинусные.
— Правильно, это я и имею ввиду. Изабелла, зная, что собака на диете, а следовательно, как и ты, готова жрать все без разбору, воспользовалась этим. Изабелла отравила пирожные и нарочно отвлекла хозяйку собаки каким-то новым платьем. Собака быстренько слопала пирожные и пошла домой умирать.
— А зачем ей нужно было все это устраивать? Я имею ввиду не собаку, а Изабеллу.
Евгений, похоже, обрадовался.
— Вопрос неплохой, — воскликнул он, потирая руки. — Изабелла таким образом хотела убить сразу двух зайцев: отравить тебя и пустить следствие по ложному следу. Представь, ты погибаешь, но перед смертью успеваешь сообщить, кто подарил тебе конфеты. Менты, естественно, сразу к Изабелле, а она им: «И меня отравить хотели.» И прямиком ментов к собаке.
— А ты-то чему радуешься? — удивилась я. — Тому что я выжила, или тому, что на меня покушаются.
— Тому, что ты будешь дома сидеть. Уж здесь-то я тебя не дам в обиду.
Я задумалась.
— А знаешь, Женя, возможно ты прав. Эти стервы действительно хотели сжить меня со свету. Они скооперировались: Зинка-пензючка, Полька и Белка. Теперь я уверена: это Изабелла и Зинаида тащили завёрнутый в ковёр труп. И просто удивительно, что я сама до этого не додумалась, столько здесь неувязок.
— Каких неувязок? — заинтересовался Евгений.
— А вот каких. Во-первых, слишком много совпадений. Я люблю шоколадные конфеты и случайно их дарит Изабелле какой-то Вадик.
— Мифический, — вставил Евгений.
— И я так думаю, — согласилась я. — Потом случайно покушаются на Полину, и она случайно сообщает об этом именно тогда, когда я сижу у Изабеллы. Причём покушаются на неё, тоже случайно, совсем рядом с Белкиным домом.
— Теперь ты видишь, какая ты доверчивая. Дурить тебя, одно удовольствие.
— Тебе видней, — огрызнулась я и тут же от новой мысли пришла в ужас: — Боже, ты мой! Это что же со мной было бы, съешь я те конфеты? Слушай, а где они взяли этот ботулинус?
Евгений усмехнулся.
— Что за вопрос? Это же проще простого: делаешь в консервной банке дырку и ждёшь, когда эти микробы разведутся. Потом берёшь готовую дрянь и вперёд.
Я усомнилась, но тут вспомнила про Зинаиду. Как же я забыла?
— Женька! — закричала я. — Это ты ещё не все знаешь! Этим стервам не надо дырявить банки. Ботулинусом их снабдила Зинаида. Думаю, у неё полно такой дряни, во всяком случае она знает где её достать.
И я подробно рассказала историю с котом. Евгений отнёсся к этой истории совсем не так как Тамарка. Он задумался и даже побледнел.
— Софья, — строго сказал он.
По опыту я знала, когда он называет меня Софьей, лучше ему не возражать.
— Софья, если покушались и на Тамарку, причём выбрали такой странный способ, хорошего не жди.
— Почему это, если на меня, так фигня, и ты не боишься, даже хихикаешь, а если на Тамарку, так сразу — хорошего не жди? — ревниво поинтересовалась я.
— Потому что за Тамаркой стоят «бабки» и немалые. А если речь заходит о «бабках», в деле обычно ребята крутые, совсем не интеллигенты.
— Крутые пришили бы Тамарку классически — в подъезде, как это обычно и бывает.
— Не всегда, — возразил Евгений. — Когда убивают в подъезде, мы все узнаем об этом, а сколько их умерло своей смертью? Якобы своей.
Я похолодела. Уже не знала что думать. Этот Евгений меня совсем запутал. Застращал. То Изабелла и Полина убийцы, теперь выясняется, что вообще какие-то крутые. Тогда я сваливаю. Почему мне сразу не сказали? Я и ввязываться не стала бы!
— Женька, — спросила я, — а Зинка, Полька и Белка, они что, с крутыми что ли спелись? И куда отнести Татьяну?
— Татьяна — разговор отдельный, а насчёт остальных, не думаю. Крутые могут сами по себе, а эти жены сами по себе.
И тут меня осенило.
— Да не какие не крутые, — сказала я. — Ты же главного не знаешь. Домработницу эту Тамарке присоветовала Зинка-пензючка. Тьфу! Совсем ты из меня мозги вышиб своими заключениями. Зинка домработницу посоветовала, Зинка и убийство это организовала, ну, дала домработнице это бешенство.
— Какое бешенство? Почему бешенство? — удивился Евгений.
— Вот вы все удивляетесь, а что потом скажете, когда выяснится, что я права? Кстати, перед твоим приходом я звонила Полине и Изабелле, так они негодуют, что я дома сижу. Татьяна тоже не чает меня на улицу выманить. Вот же стервы, до чего же не терпится им меня пришить. Совсем обнаглели. Но это что же выходит? Они все вчетвером из-за «бабок» спелись, чтобы избавиться от Тамарки, а я за ней прицепом, как лишний свидетель?
— Меньше нос свой везде совала бы, спокойней жила бы, — констатировал Евгений.
Я посмотрела на него с укором, мол что такое? Мол, сам же говорил, что я добрая.
Евгений сделал жест, мол давай не будем, давай о деле. Я не возражала. Хорошо, что мы с полувзгляда понимаем друг друга. Порой просто не надо тратить слов. Такая экономия.
