Наталья Александрова - Мамочка в законе
Вася Зайкин был в шоке. Вчера, после инцидента с Люсей, мамочка посадила его в черную машину с тонированными стеклами и увезла домой. Отчасти Вася был этому рад, во-первых, он не любил, когда на него обращало внимание слишком много людей, а во-вторых, он торопился покинуть театр военных действий, пока его не заметила дочка Сигильдеева. Ее тут только еще не хватало!
Мамочка ловко и профессионально вела машину в гордом молчании, и у Васи язык не повернулся спросить, откуда мамочка взяла эту машину и давно ли научилась ее водить.
Зато дома… Дома, за запертой дверью, Василий собрался с силами и задал мамочке трудный вопрос: что все это значит?
— Что значит? — повторила мамочка, снимая свою молодежную кепку и бросая ее на пол. — Что значит? Это значит, что ты — форменный болван! Да-да, мой сын — идиот! Как ни противно это признавать…
— Что ты говоришь, мама? — опешил Вася, который никогда раньше не слышал от мамочки таких слов.
— Я знаю, что я говорю! — скорбно молвила мамочка и начала топтать кепку ногами в высоких шнурованных ботинках на толстой подошве.
— Куда ты влез? — кричала мамочка. — Зачем ты стал заниматься таким опасным делом, не посоветовавшись со мной?
— Мама… — закручинился Вася, — мне очень стыдно…
— Ну, щипал бы своих богатых дурочек по мелочи! — продолжала мамочка. — На большее ты никогда и не был способен…
— Мама, так ты знала, чем я зарабатываю на жизнь? — в изумлении завопил Вася. — А тогда отчего я так переживал? Отчего же я стыдился своей работы?
— Понятия не имею! — мамочка пожала плечами. — Всегда тебе говорила, еще с детства: маме ты можешь сказать все! Ведь я никогда тебя не ругала за мелкие шалости! Ты же решил жить своим умом, как будто родная мать когда-нибудь учила тебя плохому! Пойти на кражу! Да еще заказную кражу! Да если бы все раскрылось, твой Иван Павлович сдал бы тебя за милую душу! Ну ничего, хорошо, что у тебя есть я, моего сына есть кому защитить. Этот старый дурак небось уже пожалел, что с тобой связался!
— Что ты с ним сделала, мама? — в испуге закричал Вася. — Ты переехала его на машине, как Люсю?
— Люсю я не успела переехать, — зловеще заметила мамочка, — ты зачем-то ее спас. Да не трясись ты! — прикрикнула она, заметив, что Вася забился в угол и смотрит на нее со страхом. — Жив твой Иван Павлович, только немножко в помойке повалялся. Ему наука: не воруй! Точнее, не впутывай моего сына в неприятности!
— Мама, ты меня удивляешь… — только и мог сказать Вася.
— А знаешь ли ты, дурак этакий, — окончательно разъярилась мамочка, — что за тобой устроили самую настоящую слежку? И если бы я не вмешалась…
— Что ты сделала? — вскричал Вася, уже зная в глубине души мамочкин ответ.
Но мамочка неожиданно осознала, что они с Васей орут друг на друга, находясь в прихожей, и что, хотя двери у них крепкие, для чуткого соседского уха это не является преградой.
— Это обсуждению не подлежит! — твердо сказала мамочка, подобрала с полу истоптанную кепку и отправилась переодеваться.
Через некоторое время на кухне крутилась милая пожилая дама. На мамочке был другой домашний костюмчик — темно-розовые широкие брюки и куртка того же тона, но в клеточку. На ногах у мамочки были теплые домашние тапочки в виде розовых же мышей с черными блестящими носиками. Мамочка сервировала ужин и напевала старое танго из репертуара Изабеллы Юрьевой:
— Мне сегодня так грустно, слезы взор мой туманят…
Она сделала пируэт и поглядела на свое отражение в стеклянной дверце кухонного шкафа. Жизнь была не так уж плоха. Седые аккуратно подстриженные волосы очень шли к розовому костюму.
— Васенька, иди ужинать! — крикнула она.
Вася явился не сразу. Мамочка перекладывала на тарелки куски мясного рулета.
— Я пишу к тебе снова, — пела мамочка. — Слезы каплют на строчки…
Вася поглядел, как тапочки в виде розовых мышей отплясывают на полу танго, и обреченно сел за стол. Есть ему не хотелось.
Спал той ночью Вася плохо. То есть совсем не спал. Он думал. Мысли его были невеселые. Васю терзала обида. Подумать только, он столько сделал для мамочки! Он молча, не жалуясь, работал, он создал ей вполне сносную жизнь, он, в конце концов, рисковал своей репутацией, а она обозвала его идиотом и форменным болваном. Ужасное время. Чего ждать от других, если даже родная мать оказалась неблагодарной… Тут Вася вовремя опомнился и даже в мыслях решил не уточнять кем.
Вместо этого он стал размышлять, как бы ему хапнуть у дочки Сигильдеева побольше денег и уехать. Вот так, пускай тут мамочка справляется сама. Вася думает, что она не пропадет. В крайнем случае, извозом подработает к пенсии, машину она отлично водит…
* * *Наутро после знаменательной встречи с Василием Люся вышла прогуляться. Чувствовала она себе после вчерашнего, как ни странно, бодрой и энергичной. Обида на Васю, дремлющая где-то в глубине души, вчера нашла себе выход, и теперь Люся с удовлетворением вспоминала, какое у него было лицо, когда она била его сумочкой. Жалкий, трусливый ворюга! Но какой обаятельный… какой милый…
Тут на Люсино чело набежала тень. Однако солнышко сегодня светило так ярко, как будто вопреки календарю наступила весна, и Люся решила не расстраиваться. Она даже улыбнулась какому-то молодому человеку, шедшему навстречу, улыбнулась просто так. Молодой человек же отчего-то нахмурился и ускорил шаг. Удивительно невежливые попадаются люди на улице, вздохнула Люся.
— Не расстраивайтесь, — услышала она вкрадчивый негромкий голос, — он вас не стоит…
Люся скосила глаза и увидела рядом с собой мужчину лет тридцати пяти весьма приличной наружности. Одет был мужчина в черное кашемировое пальто и шляпу. Волос его из-за шляпы не было видно, но над губой Люся отметила узенькие черные усики, из чего сделала вывод, что мужчина — брюнет. Пальто, конечно, было дорогое, но шляпа… То есть Люся не сомневалась, что шляпа тоже дорогая, но кто в наше время носит шляпы? Только киноактер Михаил Боярский, Люся не очень его любила за хриплый прокуренный голос. И потом эти усики… Бабушка в детстве внушила Люсе мысль, что брюнеты с усиками очень подозрительны, и молодой девушке нужно держаться от них подальше. Бабушки давно нет, и Люся уже не слишком молода, но вот поди ж ты, тип в шляпе не внушает ей доверия. К тому же это черное кашемировое пальто, у Василия такое же…
— Что вам угодно? — сухо спросила Люся, видя, что тип в шляпе не отстает.
Бабушка утверждала, что после такой отповеди подозрительный брюнет обязательно должен смешаться, пробормотать извинения и сгинуть с Люсиных глаз. Не тут-то было. Тип в шляпе нисколько не смутился.
— Мне угодно с вами побеседовать, — по-прежнему вкрадчиво ответил он.
Люся остановилась. Бабушка говорила, что человеку всегда следует смотреть в глаза. Глаза — зеркало души, и если речи часто могут быть лживыми, то глаза — никогда. Глаза у незнакомца были непонятного цвета, Люсе никак не удавалось уловить его взгляд. Определенно, глаза эти были ненадежны. Но, с другой стороны, Люся вспомнила, какими кристально честными глазами смотрел на нее Вася Зайкин, и вздохнула.
— Я с незнакомыми мужчинами на улице не разговариваю, — буркнула она.
А давайте зайдем вон в то кафе и познакомимся! — расторопно предложил тип в шляпе. — Впрочем, я и так уже про вас, Люсенька, все знаю. То есть не все, конечно, но очень многое. Люся так удивилась, что дала увести себя в кафе, усадить за столик и заказать чашку кофе. Тип снял пальто и шляпу и оказался, как и думала Люся, брюнетом с густыми черными бровями.
— Дорогая, — начал он вполголоса, интимно наклонившись к Люсе, — прежде всего я хотел бы выразить вам свое восхищение.
Люся замахала руками, показывая, что на такой дешевый прием ее не купишь.
— Вы поймите меня правильно! — воскликнул незнакомец. — Я восхищаюсь вами не просто как женщиной, а как мужественной женщиной. С вами поступили жестоко…
— А вы откуда знаете? — невежливо перебила его Люся. — И вообще — кто вы такой и чего от меня хотите?
— Я хочу вам помочь, а кто я — вы и сами со временем догадаетесь. Пока же зовите меня Леонид, можно просто Лео, — не моргнув глазом ответил брюнет, и брови его еще больше устремились к переносице.
Люся на всякий случай попыталась отодвинуть свой стул от незнакомца, представившегося ей странным именем Лео, но этот самый Лео вдруг оказался от нее не слева, а справа.
— Девочка моя, вы просто созданы для счастья, как птица для полета, — зашептал он, — вы гордая и неприступная, вы никому не позволите играть с собой, вы должны отомстить!
— Кому? — с испугом спросила Люся, оглядываясь в поисках официантки.
Но в кафе не было никого в это позднее утро, даже девица за стойкой куда-то испарилась.
— Как это кому? — засуетился брюнет. — Вы еще спрашиваете? Василию Зайкину, конечно!
