Игорь Гречин - Тайна Тихого океана
– Какими еще игрушками?
– Какими-какими! Новый Год через неделю, забыл? А чем мы елку украшать будем? И елку ты какую-то дохлую притаранил. Лысая, куцая… Эх, Зыкин, учить тебя и учить…
Сквозь шторы падающего снега пробился далекий рокот мотора.
– Тьфу ты, пропасть! – в сердцах воскликнул Кучин и хлопнул рукавицами оземь. – Ну не дадут поработать спокойно!.. Давай, Синдерелла, сворачивай рыбалку. Чует мое сердце, начальство пожаловали. «Ми-8мт», человек десять, судя по звуку двигателя. Будут теперь – «Равнение налево», «Равнение направо». А у меня тем временем акции медным тазом накроются! Повезло тебе с рыбалкой, земеля…
Он выключил компьютер, натянул перчатки и привычно принялся замаскировывать машину снегом. Белки шустро, словно прошли обучение в спецназе, попрятались в дупло.
Над лесом, сквозь пелену медленно падающего снега вяло проявлялось пятно вертолета, все четче, все больше деталей. Действительно, «Ми-8мт», грязно-зеленого цвета, с флагом России на фюзеляже, с укрепленными на балочных подвесках ракетными установками «УБ-16». Наклонив тупую морду, как идущая по следу борзая, он сделал круг над болотами и стал заходить на посадку. Черные зеркала воды в лунках пошли рябью, крошечные волны принялись лизать ледяные стенки. Вертолет завис над объектом; пропеллер мелко нашинковывал перемешанный со снегом воздух. Ветер свернулся в тугую спираль и шарахнулся в разные стороны. Толстые резиновые колеса коснулись ненадежного льда, скововшего Муринские топи.
Бортмеханик распахнул дверь и отдал честь генералу – дескать, мы на месте, прошу на выход.
В салоне вертолета было худо-бедно тепло и выбираться наружу не хотелось. Через «не хочу» Евахнов, одернув подбитую мехом летческую куртку, отважно ринулся наружу. Больно ударился плечом, чуть не сорвал генеральский погон о какую-то фиговину и чуть не потерял с головы папаху. Не привык он к вертолетам. До того, как его бросили на объект У-18-Б, он в чине полковника командовал где-то на северо-западе России питомником собак – истребителей военных объектов.
Однако после трагической гибели полковника Громова, начальника бывшего объекта У-17-Б, Генштаб назначил на эту должность его, Евахнова. А что? Характеристика безупречная, с людьми ладит, подчиненные уважают. Нехай поруководит самой секретной в России точкой. Категория два [3], большое доверие! И приходилось Евахнову, уже в звании генерала, вертеться. Хотя обитателей объекта У-18-Б – мегатонников, «ничейных агентов», бойцов последнего рубежа – он, откровенно говоря, побаивался. И, в частности, не понимал, почему им позволяются всяческие поблажки.
Поднятое пропеллером снежное пшено искололо лицо и набилось за шиворот. Суеверно боясь, что бешено вращающийся пропеллер может зацепить, генерал вжал голову в плечи и отбежал на полусогнутых. Папаху пришлось придерживать рукой.
Следом за ним из вертолетного чрева выпрыгнули двое техников в ярко-оранжевых комбезах и принялись споро выгружать черные ящики. Руководящий ими из открытой двери зам по тылу полковник Авакумский выкрикивал распоряжения, но в оглушительном монотонном «уйоум-уйоум-уйоум» винта ни черта было не разобрать. Техники полковника не слушались.
Из снежной круговерти навстречу бегущему генералу вдруг вынырнул пепельно-серый ствол кривобокого дерева, к которому на уровне папахи был скотчем пришпандорен болтающийся на ветру листок с текстом. Генерал заинтересовано притормозил, прижал бумажку пальцем и стал читать:
«НА ТЕРРИТОРИИ ОБЪЕКТА У-18-Б ЗАПРЕЩАЕТСЯ: табакокурение, самогоноварение, алкоголеупотребление и последующее песнопение…»
Правильно, подумал Евахнов, порядок всюду прежде всего. Но глаза бежали дальше: «…а также: идолопоклонение, столоверчение, рулеткокручение, нефте-, золото– и газодобывание…» – генерал не понял – «…кровопускание, самолетовождение, канатохождение, шпагоглотание, бомбометание, стекловыдувание…» – генерал не поверил своим глазам – «…мочеиспускание, семяизвержение, собаковыгуливание, нарковкалывание, закононепослушание, уставонезанание…» – пышное лицо генерала стало наливаться кровью – «…костроразведение (в связи с крупновероятностью пожаровозникновения), а также фото-, кино-, видео– и девкосъемка (в связи с реальноопасностью спидозаразки)…» – генерал в ярости сорвал бумажку и во всю глотку заорал, перекрикивая оглушительный клекот несущего винта вертолета:
– Дневальный!!!
– Отделение, смир-р-рна! – рыкнуло из снежного бурана над самым ухом генерала.
– Это что такое, что такое это?! – затряс бумажулькой генерал – благо теперь он, щурясь от колючего снега, разглядел дневального – вытянувшегося по струнке рядового Зыкина. – Превратили армию в КВН, понимаешь!
– Зам по воспитработе приказал вывесить! – не моргнув глазом отрапортовал Зыкин, отстраненно гадая мозжечком, что сегодня будет на ужин – греча или макароны. Откуда-то на нем появился чистенький, новенький, с положенными по Уставу цацками полушубок. На рукаве – красная повязка дневального, на поясе – штык-нож.
– Родине нужны герои, а рождаются дебилы, – сбавил тон генерал Евахнов, не скрывавший нелюбви к бывшим политрукам, скомкал неуставной листок и попытался выбросить. Скотч прилип к ладони.
Генерал выматерился и со второй попытки бумажку победил. Ветер подхватил ее, закружил и умыкнул куда-то в снежную пелену.
– Дневальный, командовать общее построение!
Несмотря на то, что генерал был, в общем-то, безобиден, обитатели объекта У-18-Б не шибко любили своего командира – пожалуй, за излишнюю верность буквам уставов и приказов. Понимать же надо, что в подчинение ему досталась белая кость, а не стройбат какой-нибудь. И темными долгими вечерами они частенько поминали добрым словом полковника Громова с «семнадцатки». Вот кто умел проникнуть в тонкую душу мегатонника, кто соображал, что никакими уставами и приказами «ничейного агента» не укротить – себе дороже… Но Громов был убит злокозненными врагами, подземный объект У-17-Б ликвидирован, бойцов перебросили на Муринские болота, на новый объект, У-18-Б, поставили над ними какого-то уставника…
– Отделение, становись! – молодцевато выкрикнул Зыкин, глубоко вдохнув колючий ангинный воздух.
И тут же на тесной полянке у единственной на этом участке болот чахлой елки как из-под земли выросло с дюжину бойцов. В разномастной форме – моряков, ракетчиков, танкистов, в ЛТО [4]. С самыми разными знаками отличия. Но никого в офицерском звании. Генерал мысленно поморщился: балаган, а не воинское отделение. А если завтра война?
Вертолет продолжал лопатить воздух – иначе бы лед не выдержал, и болото проглотило машину.
Злой морозный ветер трепал полы полушубков и шинелей, снег бил в лицо, однако никто из воинов даже не поежился. Стояли как вкопанные. Ели глазами начальство.
– Отделение, по порядку номеров – …тайсь! – скомандовал Зыкин, пряча в карман выброшенную генералом бумажку. Шутки шутками, а секретность секретностью. Нельзя такими бумажками разбрасываться. Попадет в недобрые руки, и задумается враг, что такое У-18-Б.
– Первый, второй, третий… – задергала разношерстная шеренга головами. – …одиннадцатый!
Одиннадцатый – мичман в черной шинели с горящими желтым огнем пуговицами, бляхой ремня и «крабом» на фуражке – выступил на шаг вперед:
– Расчет окончен!
Техники завершили разгрузку черных ящиков, расставили их полукругом и скрылись в тепле вертолетного брюха. Полковник Авакумский спрыгнул на лед, боязливо притопнул – не провалится ли – и принял из нутра громыхающей машины две фанерные посылочные коробки.
– Дневальный, почему не все в строю?! – нахмурился Евахнов.
– Товарищ генерал, старший прапорщик Хутчиш направлен в санчасть! – отрапортовал Зыкин, ненароком глотая снежинки.
Не мог же он объяснять, что самому крутому из «чертовой дюжины» обитателей сверхсекретного объекта, бойцу мощностью десять мегатонн, который по заданию Родины за последние три года пару раз спас мир от порабощения [5], – что ему начхать и на генерала, и на построение. И что дрыхнет в данный момент старший прапорщик Хутчиш у себя в апартаментах номер тринадцать.
– Ладно, Зыкин, – наконец позволил себе подобие улыбки генерал. – Встать в строй.
– Есть! – исполнил команду дневальный.
Из вертолета выпрыгнули пять фигур в ярко-белых даже на фоне снега куртках с отороченными мехом, надвинутыми на лица капюшонами, и засуетились вокруг ящиков, успевших, благодаря снегу, из черных превратиться в серые: растянули и подключили какие-то провода, расчехлили какие-то футляры, слаженно и, главное, абсолютно молча, расставили какие-то блестящие стойки… Зам по тылу махнул рукой пилоту, и оглушительный грохот пропеллера перерос в надсадный вой. Вертолет отлепился от тверди, в облаке снега поднялся в воздух, качнул на прощание балочными подвесками с ракетами и взял курс обратно на Москву.
