Джанет Иванович - Горячая шестерка
– Сейчас и ты получишь, – заявил Дейл, бросаясь на меня с кулаками.
Я протянула руку, чтобы остановить его, и он замер на мгновение, как парализованный, с вытянутым вперед кулаком. Рот открылся, глаза закатились, и он плашмя грохнулся на пол.
Я присела рядом с ним.
– Мистер Дейл?
Его супруга пнула его ногой в шлепанце.
– Ага, – заметила она, – наверное, опять сердечный приступ.
Я приложила руку к его шее, но не смогла нащупать пульса.
– О господи!
– Он что, помер?
– Ну, я не специалист...
– По мне, он выглядит дохлым.
– Позвоните девятьсот одиннадцать, а я попробую сделать ему искусственное дыхание. – По правде говоря, я не знала, как это делается, но видела неоднократно по телевизору, так что попытаться стоило.
– Радость моя, – сказала миссис Дейл, – ты вернешь этого человека к жизни, и я врежу тебе по голове колотушкой и буду бить до тех пор, пока твоя голова не превратится в мясной паштет. – Она наклонилась над мужем. – Да ты взгляни на него. Он же дохлее дохлого. Мертвее не бывает.
Боюсь, что она была права. Мистер Дейл выглядел паршиво.
К открытой двери подошла пожилая женщина.
– Что случилось? У Ленни опять сердечный приступ? – Она повернулась и крикнула кому-то в конце коридора: – Роджер, набери девятьсот одиннадцать. У Ленни снова сердечный приступ.
Через несколько секунд комната наполнилась соседями, которые наперебой задавали вопросы и высказывали свое отношение к состоянию Ленни.
Как это случилось? Он не мучился? Не желает ли миссис Дейл сделать запеканку из индейки и вермишели на поминки?
– Разумеется, – заявила миссис Дейл, – запеканка не помешает.
– А еще, не сможет ли Тути Гринберг сделать такие же кексы с маком, как она делала для Моисея Шульца?
Подъехала «Скорая помощь». Врачи взглянули на Ленни и согласились с общим мнением: Ленни мертв, мертвее не бывает.
Я тихонько выскользнула из квартиры и резво бросилась к лифту. Еще до полудня далеко, а мне кажется, что день тянется бесконечно долго – столько трупов. Из холла я позвонила Винни.
– Слушай, – сказала я. – Я нашла Дейла, но он мертв.
– И давно?
– Примерно двадцать минут.
– Свидетели есть?
– Его жена.
– Вот дерьмо, – сказал Винни. – Самооборона, верно?
– Я его не убивала!
– Уверена?
– Ну, с ним случился сердечный приступ, и, возможно, я внесла в это свою скромную лепту...
– Где он сейчас?
– В своей квартире. «Скорая» приехала, но они ничем не могут помочь. Он определенно умер.
– Черт, неужели ты не могла сначала доставить его в полицейский участок? Теперь с ним намучаешься. Ты не поверишь, сколько бумаги придется исписать. Вот что, попробуй уговорить врачей из «Скорой» привезти его в здание суда.
Я онемела.
– Да, это должно сработать, – продолжал Винни с воодушевлением. – Тебе только придется попросить парня выйти из-за конторки и взглянуть на него. И пусть выпишет квитанцию о приеме тела.
– Не потащу я бедного мертвого старика в муниципальное учреждение!
– Подумаешь, большое дело. Ты что, считаешь, ему не терпится стать набальзамированным? Убеди себя, что ты доставляешь ему удовольствие, катаешь напоследок.
Фу. Я повесила трубку. Надо было все плюшки оставить себе. В такой день меньше чем восемью плюшками не обойдешься. Я посмотрела на зеленый огонек на моем сотовом. Давай, Рейнджер, звони, подумала я.
Я вышла из холла и отправилась дальше. Теперь моей целью был Лунатик Данфи. Он жил в Бурге, в нескольких кварталах от моих родителей, в одном из стандартных домов, вместе с двумя такими же психами. По моим последним сведениям, работал он по ночам, грузчиком в магазине. Так что в это время дня я рассчитывала застать его с пакетом чипсов за просмотром повторов «Звездного пути» по телевизору.
Я свернула на Гамильтон-авеню, проехала мимо своего офиса, повернула в Бург у больницы святого Франциска и, объехав ее, оказалась на Грант-стрит. Бург – жилой район Трентона, который с одной стороны граничит с Чемберсбург-стрит, а вторая сторона тянется аж до Италии. Здесь постоянно продают всякую вкуснятину, включая хлеб с оливками. Любимый жест здесь – палец, указывающий в небо. Дома весьма скромные. Машины большие. Окна чистые.
Я припарковалась в центре квартала и сверилась со своим списком, чтобы удостовериться, что не перепутала номер дома. Здесь в одном ряду стояли двадцать три одинаковых дома – стена к стене. Все двери выходили на улицу. В каждом доме по два этажа. Лунатик жил в доме под номером 45.
Он широко распахнул дверь и взглянул на меня. Он чуть-чуть не дорос до шести футов. Светло-русые волосы до плеч, разделенные пробором посредине. Он был строен, неплохо сложен и одет в черную футболку с эмблемой «Металлики» и джинсы с прорехами на коленях. В одной руке он держал банку с арахисовым маслом, в другой – ложку. Время ленча. Он недоуменно взирал на меня, потом его посетило озарение, и он постучал ложкой по лбу, оставив в волосах кусочки арахисового масла.
– Черт бы меня побрал, дружок. Я забыл появиться в суде!
К Лунатику трудно было относиться плохо, и я почувствовала, что улыбаюсь, несмотря на паршивый день.
– Ну да, нам надо подтвердить залог и назначить новые даты. – В следующий раз я сама заеду за ним и отвезу в суд. Стефани Плам – матушка-наседка.
– А что Лунатику надо делать?
– Поедем со мной в участок, и я тебя проведу, куда надо.
– Жутко некстати, дружок. Я как раз смотрю ретроспективу «Рокки и Балвинкль». Нельзя ли в другое время? Слушай, я придумал – оставайся на ленч, и мы вместе досмотрим картину про старину Рокки.
Я взглянула на ложку в его руке. Вполне вероятно, что она у него единственная.
– Спасибо за приглашение, – сказала я, – но я уже пообещала маме, что буду обедать у нее. – Безобидная ложь, так это, кажется, называют.
– Bay, это здорово. Обедать с матушкой. Замечательно.
– А что, если я сначала пообедаю и вернусь где-нибудь через час?
– Лучше не придумаешь. Лунатик будет очень признателен, дружок.
Пообедать у мамы – не такая уж плохая мысль, если подумать. Я не только вкусно поем, но и узнаю все сплетни насчет пожара, ходящие по Бургу.
Я оставила Лунатика с его ретроспективой и уже взялась за ручку дверцы своей машины, как рядом остановился черный «Линкольн».
Окно опустилось, и оттуда выглянул мужчина.
– Ты Стефани Плам?
– Да.
– Мы хотели бы перекинуться с тобой парой слов. Залазь.
Да уж, ждите. Так я и полезу в машину мафии с двумя незнакомыми мужиками, один из которых пакистанец с заткнутым за пояс широченных штанов пистолетом 38-го калибра, слегка прикрытым жирной складкой живота. Второй тип напомнил мне Халка Хогана со стрижкой бобриком.
– Моя мамочка не разрешает мне кататься с незнакомыми мужчинами.
– Не такие уж мы незнакомые, – заявил стриженый. – Мы всего лишь двое простых парней. Так ведь, Хабиб?
– Именно так, – подтвердил Хабиб, склоняя голову, и улыбнулся, продемонстрировав золотые зубы. – Мы простые во всех отношениях.
– И что же вам надо? – спросила я.
Парень на пассажирском сиденье глубоко вздохнул.
– Так ты не сядешь в машину?
– Не сяду.
– Ладно, тогда предлагаю сделку. Мы тут разыскиваем твоего друга. Хотя, может, он тебе уже и не друг. Может, ты сама его разыскиваешь.
– Угу.
– Вот мы и подумали, почему бы нам не поработать вместе? Одной командой, так сказать.
– Не думаю.
– Ну, тогда нам придется за тобой следить. Мы решили, надо тебя предупредить, чтобы ты не впала в панику, заметив за собой слежку.
– Кто вы такие?
– Вот тот, за рулем, – Хабиб, а меня зовут Митчелл.
– Нет, я имею в виду, кто вы есть? На кого работаете? – Я была практически уверена, что сама знаю ответ, но решила, что спросить все же стоит.
– Мы, пожалуй, не станем разглашать имя нашего хозяина, – заявил Митчелл. – Да и это не имеет значения. Мы лишь хотим, чтобы ты запомнила: не пытайся нас обмануть и что-то скрыть, иначе мы рассердимся всерьез.
– А когда мы сердимся, то ничего хорошего ждать не приходится. – Хабиб погрозил мне пальцем. – Не стоит нас недооценить. Так ведь? – обратился он к Митчеллу за одобрением. – По правде говорить, если ты выводить нас из себя, то мы разбросать твой внутренность по всей парковочной площадке мой брат Мохаммед у закусочной «7-Одиннадцать».
– Ты че, рехнулся? – поинтересовался Митчелл. – Мы никаким дерьмом с внутренностями не занимаемся. А если уж придется, то не перед «7-Одиннадцать». Я захожу туда за воскресной газетой.
– Ладно, – задумался Хабиб. – Тогда можно придумать что-нибудь сексуальный. Мы можем попользовать ее извращенный способ... много, много раз. В моей страна она на всю жизнь была бы опозорен. Ее бы изгнать из общества. Конечно, раз она декадентка и аморальный американка, она не станет возражать против эти извращения. Очень может быть, что ей даже понравится, хотя мы ведь можем случайно ее и покалечить, вот тогда уж она не обрадуется.
