Наталья Александрова - Клуб шальных бабок
– У вас странные шутки, – проговорил метрдотель с видимым облегчением. – Знаете, если захотите еще раз пошутить, выбирайте кого-нибудь из своих. Они, может быть, оценят ваш юмор, они все равно развлекаются, а я, если вы не заметили, работаю.
– Но она была здесь! – воскликнула Надежда. – Она лежала на этой скамейке, и у нее была кровь на платье!
– Дама, – холодно прервал ее метрдотель. – Пошутили – и хватит. И советую вам перейти на более легкие напитки. Мартини с водкой иногда может пагубно воздействовать на женский организм…
– Но я ее видела! Я не шучу! – настаивала Надежда Николаевна. – Я видела ее, как сейчас вижу вас!
– Значит, ей стало лучше, и она ушла! – отрезал мужчина и решительно удалился в зал.
А Надежда еще какое-то время стояла возле злополучной скамейки и разглядывала ее в полной растерянности. При этом она вполголоса разговаривала сама с собой, что прежде было для нее нехарактерно:
– Ушла, значит? Но я же проверила ее пульс! Пульса не было! Абсолютно точно не было! И ее глаза… у живого человека не может быть такого взгляда! Она была мертва, мертва! Но тогда… как же все это объяснить? Неужели у меня начались галлюцинации? Или он прав и все дело в выпивке? Это действительно был очень крепкий коктейль… хотя я ведь выпила его уже после…
Теперь она и правда чувствовала, как зимний сад плавно покачивается, как будто он находится не на четвертом этаже большого современного здания, а на верхней палубе океанского корабля… Огромные листья монстеры заостренной закачались, словно по ним пробежал ветерок, и в какой-то момент Надежде показалось, что по веткам монстеры проскакала обезьяна… Видимо, мартини с водкой начало действовать на ее неподготовленный организм!
– Надо освежиться! – проговорила Надежда сама себе и, слегка покачиваясь, направилась в дамскую комнату.
На этот раз она добралась туда без приключений.
К счастью, в туалете никого не было, никто не видел, как приличная, интеллигентная женщина средних лет плещет себе в лицо холодной водой, стараясь преодолеть пагубное воздействие спиртного.
Холодная вода себя оправдала, в голове у Надежды прояснилось.
Она сделала для себя два вывода: во-первых, сегодня больше не пить и, во-вторых, больше не посещать уединенные места вроде зимнего сада и держаться среди людей.
Окончательно протрезвев, Надежда Николаевна оглядела себя в большом зеркале и пришла в ужас: всю тщательно наложенную косметику она смыла, зато на щеках от холодной воды появились нездоровые красные пятна. К счастью, в сумочке у нее было все необходимое. Она поработала пудрой и помадой и привела свое лицо в более-менее приличный вид. Не то чтобы совсем приличный, но хоть встречные не будут пугаться.
Тут она вспомнила про свою злосчастную юбку. Ведь именно из-за нее она отправилась сюда, что и привело к роковому приключению в зимнем саду…
Надежда опустила глаза.
Юбка действительно перекосилась, «молния» съехала набок, вид был совершенно неприличный. Неудивительно, что та кривоногая каракатица так на нее пялилась и чуть пальцем не показывала!
Надежда Николаевна вздохнула и постаралась восстановить авторскую асимметрию своего костюма.
Возвратив непослушную юбку в исходное состояние, она немного отступила от зеркала, чтобы окинуть себя взглядом снизу доверху…
И вдруг Надежда увидела в этом самом зеркале дверцу одной из кабинок, расположенных у нее за спиной.
Дыхание у нее перехватило, а сердце забилось в каком-то неправильном, спотыкающемся ритме.
То есть в самой-то дверце не было ничего особенного. Дверца как дверца – белая с позолотой. Но из-под нее виднелась женская нога в изящной красной туфельке.
– Мама! – вскрикнула Надежда Николаевна, схватившись за сердце. – Опять! Нет, все-таки я сюда определенно зря пришла!
Первым ее побуждением было немедленно убежать из туалета, вернуться в наполненный веселящимися людьми зал, смешаться с этими людьми и постараться забыть все увиденное как дурной сон… Именно так на ее месте поступили бы девять женщин из десяти.
Но Надежда Николаевна была женщина необычная. Она никогда не поступала как все, за что ее неоднократно осуждал муж. Впрочем, если бы она была такой, как все, вряд ли Сан Саныч обратил на нее внимание.
Короче, Надежда поняла, что, если она сейчас позорно сбежит отсюда, не выяснив все до конца, она этого себе никогда не простит и до конца своих дней полностью утратит сон и аппетит.
Она сделала то, о чем впоследствии не раз пожалела.
Подошла к злополучной кабинке и открыла дверцу…
Внутри кабинки, как и следовало ожидать, находилась та самая блондинка, бесследно исчезнувшая из зимнего сада. Она лежала на кафельном полу в ужасно неудобной позе – скрюченная, как младенец в утробе матери, с неестественно вывернутой шеей и поджатыми под туловище руками. Казалось, что она постаралась сжаться в комочек, чтобы ее не было видно снаружи. Только одна нога неудачно выпрямилась, почему ее и заметила Надежда Николаевна.
Впрочем, говорить о неудобной позе можно только применительно к живому человеку. Эта же блондинка была, несомненно, мертва, как и в прошлый раз. Об этом говорила как несуразно повернутая голова, так и полуоткрытые глаза все с тем же странным выражением, как будто обладательница этих глаз видит что-то такое, чего не видит никто, кроме нее. Чего и на свете-то не существует.
Однако Надежда Николаевна не поленилась снова проверить пульс.
Она приложила два пальца к шее блондинки и убедилась, что пульс отсутствует. Тогда она выпрямилась, окинула труп внимательным взглядом и постаралась проанализировать свои ощущения.
Сейчас она определенно не была пьяна, стены туалета не колыхались, не покачивались, и никаких обезьян в обозримых окрестностях не наблюдалось. Значит, мертвая блондинка – не результат ее, Надежды, реакции на алкоголь… и не галлюцинация…
Или все-таки…
Надежда Николаевна зажмурила глаза, постояла так целую минуту и снова взглянула вниз. Перед глазами от напряжения мелькали цветные пятна, но блондинка никуда не делась, она лежала на полу в прежней позе.
Значит, не галлюцинация.
Но тогда… тогда нужно что-то делать!
Надежда вспомнила насмешливый взгляд метрдотеля, его издевательские слова и почувствовала непреодолимое желание поставить наглеца на место, ткнуть его, так сказать, носом в этот труп…
Но, прежде чем отправиться на поиски метрдотеля, она решила на этот раз кое-что сделать.
Рядом с трупом лежала крошечная сумочка. Конечно, красная, как туфли и платье. Сумочка была расстегнута. Надежда Николаевна наклонилась и опасливо запустила в эту сумочку руку.
Она представила, как выглядит со стороны – склонившись над мертвой женщиной, роется в ее сумке! Только бы никто сейчас сюда не зашел, иначе ей ни за что не оправдаться!
Сумочка, как уже говорилось, была очень маленькая, в ней помещалось совсем мало вещей, не было даже кошелька. Не было, конечно, и документов – паспорт с собой никто не носит, а водительские права на такую вечеринку тоже брать незачем, все равно все заказывают такси, иначе и выпить нельзя. В сумочке лежало только немного косметики: губная помада в золотистом патрончике, тушь, пудреница, маленький флакончик духов. Все это: вещи обыкновенные, распространенные, почти ничего не говорящие о своей хозяйке и ничего не доказывающие… и тут, под пудреницей, на дне сумочки Надежда Николаевна увидела картонный прямоугольник с золотым обрезом – визитную карточку!
Вот то, что нужно!
Она достала визитку, прочитала: «Нелли Дмитриевна Синицкая, психолог». Так вот как зовут эту злополучную блондинку – Нелли Дмитриевна… честно говоря, имя ей не очень подходило. Но это неважно. Важно то, что в руках у Надежды теперь было материальное доказательство существования этой самой блондинки, доказательство того, что та ей вовсе не померещилась.
Надежда сунула визитку в свою сумку и, выскочив из туалета, чуть не бегом отправилась обратно, в зал ресторана, чтобы привести сюда недоверчивого метрдотеля и предъявить ему труп.
Она вихрем пролетела через зимний сад, ворвалась в зал и почти сразу увидела метрдотеля.
Он стоял на прежнем месте, возле стены, но на этот раз не оглядывал зал, как капитан корабля оглядывает палубу. На этот раз он о чем-то вполголоса разговаривал с той самой кривоногой брюнеткой. И как-то противно хихикал.
Машинально отметив, что этой вездесущей брюнетки на празднике слишком много, Надежда отвернулась.
Теперь метрдотель не казался Надежде Николаевне Тем, Кто Принимает Решения, Тем, Кто Все Берет На Себя… в общем, он больше не казался ей Настоящим Мужчиной. Она даже сомневалась, стоит ли к нему обращаться… но, вспомнив его насмешливый взгляд и высокомерные слова, поняла, что просто обязана доказать ему свою правоту, обязана доказать, что она не истеричная дамочка, подверженная галлюцинациям, и не алкоголичка, допившаяся до белой горячки. Поэтому она решительно подошла к метрдотелю и, не обращая никакого внимания на кривоногую особу, проговорила вполголоса:
