Дарья Донцова - Маникюр для покойника
Полный энтузиазма, он рванулся в угол к холодильнику и вытащил большой аквариум, где суетились тучные хомяки.
– Серый – Кеша, рыжий – Петя, черный – Леонардо, а в корзинке – жаба Гертруда, хотите, принесу?
– Гертруду покажешь завтра, – отчеканила Юля и водворила Кирилла за стол. – Вы ешьте, а то остынет.
Я окинула взглядом угощение. Эмалированная кастрюля с отварной картошкой и сковородка с жирными жареными куриными окорочками, рядом, в красной миске, горкой громоздился салат, щедро залитый майонезом… У нас дома не едят подобных вещей, куриные окорочка содержат сплошной холестерин. Миша употребляет только грудки, желательно без панировки, с цветной капустой…
– Не стесняйтесь, – опять улыбнулся Сережа, – налетайте.
Вздохнув, я принялась за яства. Интересно, удобно попросить у хозяйки в качестве десерта таблетку фестала? Моя печень не вынесет окорочково-майонезную бомбежку. И потом, какая странная семейка. Старшему сыну подкатывает к тридцати, младшему по виду не больше одиннадцати, а возраст самой хозяйки определить невозможно…
– Как тебя зовут? – прервала мое глубокомысленное размышление Катя.
Я невольно вздрогнула. Мой папа был большой оригинал, и, когда я появилась на свет, недолго думая нарек дочь именем своей покойной матери. Все бы ничего, носи бабушка простое имя, типа Мария, Татьяна, Елена… Так нет, крестили… Ефросиньей. Естественно, в школе и консерватории меня всегда звали Фрося, и никак иначе. Самый тяжелый момент наступает, когда следует представиться незнакомым людям.
– Ефросинья, – бормочу я.
– Ну да, – следует ответ, – отличное, редкое имя. Фрося, значит. Фамилия случайно не Бурлакова?
Просто плакать хочется, до чего одинаково все реагируют. Кстати, фамилия у меня чисто царская – Романова.
Сережа, Юля, Катя и Кирилл выжидающе примолкли. Даже собаки разинули пасти. Еще раз подивившись уродливости мопсов, я открыла было рот… Ну нет, ни за что не скажу настоящее имечко. Ефросинью я ненавижу так же, как мужа и арфу, лучше сообщу первое, что придет в голову. Язык моментально ляпнул:
– Евлампия.
– Ну надо же, – восхитился Сережа, – какое редкое имя! А как сокращенно?
– Лампа, наверное, – хихикнул Кирюшка, за что моментально огреб от матери подзатыльник.
Я безнадежно запихнула в рот ложку отвратительного салата из крабовых палочек. Господи, ну почему мне так не везет?
На ночь меня положили в гостиной на диване. Ложе оказалось страшно неудобным, узким и жестким, подушка комковатой, а одеяло «кусалось», просовывая сквозь слишком тонкий пододеяльник жесткие ворсинки. Провертевшись с боку на бок, я наконец задремала, но не тут-то было.
Дверь комнаты, протяжно заскрипев, приоткрылась. Я посмотрела в ту сторону. Никого, наверное, сквозняк. Сон начал медленно заползать под веки, и вдруг что-то тяжелое, горячее, с угрожающим звуком плюхнулось прямо на грудь.
– А-а-а! – заорала я.
Послышался топот босых ног, потом вспыхнул свет.
– Ну? – спросил Сережа, щурясь. – Ты всегда орешь во сне или только в гостях?
– Кто-то напал на меня, – пролепетала я, пытаясь сесть.
– Боже, – вздохнул парень, – в нашем доме невозможно отдохнуть! Это всего лишь Муля. Ты лежишь в гостиной, а она привыкла тут ночевать, на диване, вот и пришла на свое место, подумаешь, ерунда какая, подвинься чуток.
– Кто такая Муля?
– Английский мопс, – напомнил парень. – Есть еще Ада, но та с хомяками дрыхнет. Да не бойся, Мулька не кусается, храпит только немножко, спокойной ночи.
Свет погас, я осталась в гостиной. Мопс, абсолютно не стесняясь, развалился на мне. Маленькая с виду собачка оказалась на редкость тяжелой и горячей. Я попробовала спихнуть ее вбок, но Муля даже не вздрогнула, лежала камнем, вытянув лапы. Я брезгливо оглядела животное. Спать в одной кровати с грязной собакой! Хотя на первый взгляд Муля выглядела довольно чистой, и пахло от нее ментоловой жвачкой. Внезапно ее передние ноги быстро задвигались, задние задрожали, и, не открывая глаз, мопсик начал повизгивать. Мне стало смешно: надо же, оказывается, собаки тоже видят сны. Песик продолжал плакать. Я осторожненько погладила его жирный бок. Муля вздохнула и успокоилась. Шерстка у мопсика оказалась нежной, просто шелковой на ощупь. Я машинально погладила ее еще разок, удивляясь приятному ощущению, потом вздохнула. Ну вот, трогала пса, теперь следует идти мыть руки. Но вставать не хотелось, внезапно диван показался страшно удобным, от мопса шло ровное тепло, и он сопел, тихо, совсем не противно. Я послушала несколько минут мерное дыхание и неожиданно вновь погладила Мулю. Пальцы случайно наткнулись на мордочку. Собачонка распахнула огромные сонные глаза и лизнула мою руку язычком, розовым и ужасно длинным. Прикосновение было моментальным и не слюнявым, словно кто-то очень нежно провел по ладони мокрой, теплой, замшевой тряпочкой. Я вздрогнула, мне говорили, что у животных глисты… Муля вздохнула и вновь поглядела на меня. Неожиданно стало спокойно и как-то хорошо, словно с души упал камень. Навряд ли у этой собачки паразиты, все-таки в семье живет… Осторожно повернувшись на бок, я закрыла глаза. Раздалось сосредоточенное сопение, и в ту же секунду мопсиха нырнула под одеяло и прижалась к моим ногам спинкой. Я попыталась выпихнуть ее наружу, но незваная гостья только сопела. Через пару минут ледяные ступни согрелись, и наконец пришел крепкий и глубокий сон.
ГЛАВА 3
– Дай сюда, немедленно отдай! – кричал Миша.
– Сам возьми, – отвечала ему Наташа.
«Интересно, что это стряслось с мужем и прислугой?» – вяло подумала я, открывая глаза. В ту же секунду из груди вылетел вопль. На подушке, возле самого лица, покоилась мордочка обезьянки. Одним прыжком я подлетела к двери, рванула ручку и воткнулась головой в Сережин подбородок.
– Ой! – вскрикнул парень и схватился за лицо.
– Простите, – залепетала я, – но там макака, прямо в постели…
– Обезьян у нас, кроме Кирюши, конечно, нет, – отрезал Сережка и, глянув на диван, дико захохотал: – Это же Муля! Тебе спросонья причудилось.
Я обернулась: мопсиха сидела посреди дивана. Не поверите, она улыбалась во всю омерзительную пасть.
– Ладушки! – хмыкнул Сережка и исчез в коридоре.
Оттуда незамедлительно донесся его крик:
– Ну, сколько можно собираться! Я из-за тебя опоздаю!
– Сапоги куда-то подевались, – ныл Кирюша, – и шапка. Мам, я поеду без шапки.
– Ни за что, – вплелся в скандал Катин голос. – Менингит захотел?
– Да, – возмутился мальчишка, – а почему Юльке можно?
– Доживи до моих лет и ходи в ноябре голым, – парировала девушка.
– Так, прекратили базар, – заявила Катя. – Все немедленно вон!
Послышалось шуршание и возня.
– Минутку, кто пойдет с собаками? – спросил Сережа.
– Я, – ответила Катя. – Ладно уж, бегите.
Дверь хлопнула, воцарилась тишина. Мой взгляд упал на часы – восемь утра. Они что, всегда встают в такую рань?
Вдруг с улицы донесся вопль:
– Мама, скинь ключи от машины, забыл на вешалке.
– Вот олух! – в сердцах сказала Катя и завопила: – Держи!
Интересно, что думают по этому поводу соседи, или они все встают ни свет ни заря?
Внезапно Муля соскочила с дивана и, цокая когтями, унеслась в коридор.
– Девочки, гулять, – сообщила Катя и заглянула в гостиную.
Без косметики ее лицо выглядело моложе и как-то проще, волосы по-прежнему топорщились в разные стороны.
– Проснулась?
Я кивнула.
– Давай беги завтракать, кофе на столе, остальное найдешь сама в холодильнике.
– А вы куда? – робко поинтересовалась я.
– Гулять с крокодилами, – пояснила Катя.
Я невольно попятилась. Оказывается, в этом доме есть еще и аллигаторы.
– Муля, Ада, Рейчел! – завопила хозяйка.
Клубок прыгающих собак покатился на лестничную клетку.
На кухне царил разгром. На столе громоздились в беспорядке тарелки с остатками чего-то желтого, початая банка «Нескафе», пустая вазочка и несколько кусков сыра. Эмалированный чайник совершенно остыл.
Я уселась у стола и пригорюнилась. Примерно через полчаса Катя вернулась и сообщила:
– Холодно, жуть! А чего кофе не пьешь?
– Чайник остыл.
– Подогрела бы.
– Не умею зажигать газ спичками.
– Как это? – изумилась Катя.
Я принялась бестолково объяснять:
– Ну, у нас электрическая плита…
– Неужели у всех подруг тоже? – продолжала удивляться хозяйка, поворачивая ручку.
Я молчала, глядя на синее пламя.
– Ну вот что, – отрезала Катя, – понимаю, что домой не хочешь, ведь так?
– Да уж, лучше умереть.
– Ладно, мы решили поселить тебя пока у нас, поживешь немного, отойдешь, освоишься, а там поглядим, как жить дальше.
– Но у меня нет денег, и платить за постой не могу…
– Я что, плату попросила? – ухмыльнулась хозяйка. – Только учти, тут за тобой ухаживать никто не станет.
