Дональд Уэстлейк - Лазутчик в цветнике
— Хорошо, — ответил я.
Он взглянул на меня и криво улыбнулся. Улыбка эта сверкнула, как лезвие косы.
— А из нас получится неплохая парочка, Рэксфорд, — заявил Тен Эйк. — Два хищника.
— И не говорите, — согласился я, напуская на себя хищный вид.
Вернулся Сунь в сопровождении двух освободителей, которые держали за руки плененную в замке деву.
«Господи, сделай так, чтобы это была не Анджела», — взмолился я.
Но это была Анджела.
Брат и сестра уставились друг на друга вытаращенными глазами. Оба вконец отупели. Потом Тен Эйк повернулся, пробуравил меня взглядом и сказал:
— Рэксфорд.
— Ну? — спросил я.
— Рэксфорд, кто вы такой?
Я открыл рот.
Я закрыл рот.
Я бросился наутек.
27
Как бы мне хотелось иметь возможность сказать, что я не случайно налетел на Анджелу, не случайно схватил ее за руку и потащил вон из комнаты, по коридору, вверх по лестнице, через дохлую свастику и полдюжины разных помещений, не случайно спрятал ее в чулане…
Но такой возможности у меня нет. Я знаю себе истинную цену, узнайте же ее и вы. С того мгновения, когда Тен Эйк спросил, кто я такой, и вплоть до остановки в этом чулане я пребывал, по сути дела, в обморочном состоянии. Подсознание, инстинкт самосохранения — называйте это как хотите, но я шел словно на автопилоте. Когда я очутился в чулане и, повернув голову, обнаружил рядом задыхающуюся Анджелу, изумление мое было под стать тому, которое испытал Тен Эйк при виде сестры.
Да и сама она, судя по всему, изумилась не меньше. Разинув рот, Анджела уставилась на меня и выпалила:
— Джин! Но ведь тебя считают погибшим!
— Вот и продолжай считать, это недалеко от истины, — с негодованием ответил я. — На чьей ты стороне?
— Ты взорвался, — не унималась она. — Недавно позвонил какой-то чиновник, говорит, все взлетели на воздух вместе с домом миссис Бодкин.
— Нет, — ответил я.
— Как же нет-то? Он сказал, что ты в конце концов сумел послать свой направленный луч. Не знаю, что это значит, но луч оборвался еще до того, как федики приехали туда. Но все равно они разыскали дом, и это оказалось жилье миссис Бодкин, только взорванное.
— Совершенно верно, — ответил я.
Анджела горячо закивала.
— Ну а я что говорю? Дом взорвался, и ты с ним.
— Анджела! — взорвался я. — Вот же я, здесь.
Она оглядела меня. В глазах ее читались тревога, смятение, сомнение. Женская логика налетела на риф истины.
Я сказал:
— Не пытайся разобраться. Просто поверь мне на слово.
Анджела покачала головой.
— Ну я уж и не знаю, — призналась она.
— Вот что, с какой стати сюда попал Мюррей? — спросил я.
— Я позвала.
— Что ты сделала?
— Тот чиновник из правительства, он тоже безумец, — с горечью ответила она. — Привел Мюррея к присяге, взял какуюто клятву.
— Зачем? — спросил я. — Зачем ты его пригласила?
— Мне не с кем было поговорить, и вообще, — с надутым видом ответила Анджела. — Только с папой, а он ужасен в больших дозах.
Я открыл рот, но не успел ничего сказать: из-за дверей чулана послышалось:
— Они поднялись сюда. Найдите их.
— Ищут нас, — прошептал я.
— Слышу, — шепнула Анджела.
— Надо спрятаться, — прошептал я.
— Мы и так прячемся, — шепнула Анджела.
— Не здесь. Тут нас мигом найдут. В каком-нибудь другом месте, где они не станут смотреть. Анджела, ты росла в этом доме. Есть тут надежный тайник?
Анджела сосредоточенно нахмурилась, потом просияла и воскликнула:
— Крепость!
— Тсссссс! — Убедившись, что никто не слышал ее крика, я спросил: — Что?
— Мансарда. В детстве я пряталась там от Тайрона. Он ни разу меня не нашел.
— Такое место нам и нужно. Веди меня.
— Ладно, — Анджела потянулась к двери, но я перехватил ее руку.
— Погоди! Дай я сперва проверю, свободен ли путь.
— Ты же велел вести.
— Терпение, Анджела.
Я чуть-чуть приоткрыл дверь, не рассчитал расстояние и ударился носом о притолоку, когда попытался одним глазком заглянуть в образовавшуюся щель. В конце концов я увидел, что в комнате никого нет, жестом велел Анджеле подняться на цыпочки и идти за мной, и мы, будто две балерины, перебежали через комнату. Я выглянул из двери, ведущей в коридор. Там тоже было пусто.
— Куда идти? — шепотом спросил я.
— Вон туда, — шепнула Анджела, высовываясь и указывая рукой. — До самого конца, потом — в дверь с левой стороны и вверх по лестнице.
— Хорошо, — сказал я и уже хотел шагнуть в коридор, когда увидел, как трое освободителей Евразии с автоматами в руках вышли из комнаты напротив и скрылись в соседней. Подтянув штаны, откашлявшись и поморгав, я выждал несколько секунд, потом взял Анджелу за руку, и мы пустились в путь.
Все шло довольно неплохо, но тем не менее мне не хотелось бы заниматься такими делами каждый день. Мы промчались по коридору легко и быстро, будто два тюка осенних листьев общим весом полтора центнера, прошмыгнули мимо открытой двери комнаты, в которой трое освободителей шарили стволами своих автоматов под кроватями и в стенных шкафах, успешно добрались до двери на лестницу и поднялись на чердак. Мы уж и морщились, и ноги задирали, и вообще всячески делали вид, что движемся бесшумно, но проклятая лестница знай себе трещала, будто поленья в костре.
Наверху Анджела взмахом руки показала, куда идти дальше. Пол недостроенной мансарды был сложен из грубых неструганых досок, но они, по крайней мере, вели себя тихо. Повсюду стояли сундуки, платяные шкафы, картонные коробки, валялись кипы журналов и груды тряпья — словом, тут было полно всякой всячины, обитающей исключительно на чердаках старых домов. Кроме того, мансарда изобиловала немыслимыми углами, закутками и поворотами, из-за чего снаружи крыша дома выглядела так, как и подобало выглядеть кровле замка в Новой Англии, построенного в XIX столетии.
Позади нас внезапно распахнулась дверь на лестницу, и кто-то крикнул:
— Тут чердак!
— Поищите там! — откликнулся другой голос — Может, они поднялись наверх!
— Куда? — полным отчаяния шепотом спросил я Анджелу. — Куда? Куда? Куда?
— Сюда.
Куда — сюда? Здесь ничего не было. За старым сундуком, обитым чеканкой, высилась только шершавая стена, угол крыши. Она была голой и недостроенной, с выпуклым чердачным окном с правой стороны. Прятаться было негде.
Тем не менее Анджела (в тот миг мне показалось, что она просто спятила от страха) бросилась прямо к этому полуразрушенному углу, шмыгнула в нишу чердачного окна, словно хотела выброситься наружу, но вместо этого метнулась влево и как в воду канула.
Я остановился, разинул рот и затаил дыхание (с лестницы уже доносился топот сапог).
Откуда-то высунулась рука, отчаянно манившая меня всеми пальцами. Я схватился за эту руку, и она втянула меня в какой-то несуразный треугольный закуток, расположенный… позади стены! Слева от чердачного окна, между двумя балками, было узкое пространство, ограниченное недостроенной стеной и внешним скатом крыши. Уж и не знаю, как выглядел этот архитектурный изыск с высоты птичьего полета, но изнутри он представлял собой тесный уголок чердака, покрытый двухслойной кровлей. Между этими слоями мы с Анджелой при некоторой доле везения могли укрыться от Тайрона Тен Эйка с его лиходеями.
Укрытие было узкое, низкое и сырое. В дальнем углу виднелась грязная лужа, означавшая, что крыша в этом месте протекает. Но здесь, должно быть, безопасно. Я сел на корточки рядом с Анджелой, которая стояла, согнувшись пополам, будто больные радикулитом в комиксах. Высота закутка была меньше пяти футов. Я прошептал:
— Хорошее место. Теперь надо просто подождать, пока они уйдут.
Я взглянул на нее.
— Правда?
Мы замолчали, потому что шум и возня приближались. Казалось, на чердаке работает целая поисковая партия, дотошно и неторопливо занимающаяся своим делом. Они открывали все сундуки и шкафы, заглядывали за штабеля картонных ящиков, повсюду совали носы, даже в такие закутки, где мог бы спрятаться только какой-нибудь задохлик.
Наши тела начали коченеть и затекать, но, в конце концов, если ты способен чувствовать боль, значит, жизнь продолжается (коли есть охота, запишите эти слова в какой-нибудь блокнот), поэтому мы страдали молча и даже с радостью.
Страдали до тех пор, пока не послышалось: пи-пи-пи. Тихо, но настырно и непрерывно: пи-пи-пи-пи-пи…
Совсем близко, точнее, прямо тут, в нашем закутке.
Я посмотрел на Анджелу. Анджела посмотрела на меня. Глаза наши вылезли из орбит, щеки покрыла пепельная бледность. Потом Анджела подняла левую руку и взглянула на часы.
Время принимать пилюли!
— Я их починила, — прошептала моя слабоумная дурочка, мой гений механики, моя повелительница станков. — Я их починила.
— Починила, — откликнулся я. — Еще как починила.
Если вы помните, во время моей последней встречи с Анджелой эти часы не работали или, во всяком случае, не пищали. Но разве она допустит, чтобы что-нибудь не пищало? Да она скорее нас угробит.