Елена Логунова - Рука и сердце Кинг-Конга
– Так, господа и дамы, у меня назначена встреча с клиентом вне офиса, – заявила я, вставая из-за стола.
Прежде чем выключить компьютер, я вывела на принтер статьи про автоугоны, а распечатки забрала с собой, подумав, что нужно показать их Трошкиной. В школьные годы Алка решала классические задачки точнее, чем я, хотя и не проявляла при этом предосудительной, с точки зрения учителей-предметников, изобретательности.
3
Домой я катила на маршрутке, и не скучная, скажу я вам, выдалась поездка!
Алчный водитель набрал народу сверх меры и продолжал останавливаться по призыву потенциальных пассажиров, словно «Газель» была резиновая, как его совесть. На одной из остановок в переполненный салон влезла согбенная старушка с корзиной, накрытой клетчатой тряпочкой. Потрескавшаяся плетушка топорщилась во все стороны поломанными прутьями, и я поспешила подобрать ноги, чтобы не лишиться колготок.
Не увидев в салоне свободных мест, бабуля громогласно потребовала:
– Водитель, возьми меня стоя!
Этот эротичный пассаж вызвал оживление на галерке, где устроилась компания пэтэушников. Веселую бабку подобрали и даже усадили, согнав с места одного из пацанов.
Водитель, смущенный поступившим предложением, решил устроить перекур прямо на рабочем месте и задымил вонючей сигареткой в приоткрытый потолочный люк. Все та же бабка недовольно завертела головой.
– Дует вам там, под люком? – виновато спросил водитель, разогнав ладошкой дымное облачко.
– Падлюкам?! – мгновенно подхватилась бойкая старушенция. – Ты, засранец, кого тут падлюками назвал?!
Пэтэушники радостно захохотали, гулко топая тяжелыми ботами и попискивая от удовольствия.
– Не ругайся, мать! – примирительно попросил водитель, выбрасывая недокуренную сигарету в окно.
– Ах, ты меня еще и по матери?! – вызверилась бабка.
– Женщина, успокойтесь! – холодно молвила дама вполне интеллигентного вида и весьма преклонных лет.
– На кладбище мы с тобой успокоимся! – не задержалась с ответом агрессивная старуха.
Благородной даме очень позднего бальзаковского возраста, по идее, кладбище светило примерно в такой же перспективе, как и грубой бабке, однако признавать сию суровую правду она явно не хотела. Покраснев так, что на дряблых щеках потерялись всякие следы румян, дама некультурно рявкнула:
– Да чтоб ты сдохла!
– Я?! Сама сдохни! Фифа! Шиньон начесала и думаешь, что ты королева?! В такси езди!
Я покачала головой и отвернулась к окошку. Женские бои в грязи – это детская забава в сравнении со схваткой двух старух в общественном транспорте! Да что там! На фоне развернувшейся в маршрутке словесной баталии кротким подвигом библейского служения показалась бы портовая драка пьяной матросни! Сцепившихся бабок подзуживали пэтэушники, и конец представлению положил только водитель, затормозивший так резко, что пацаны повалились друг на друга, а бабки посыпались на пол, словно собираясь продолжить поединок в партере.
– Всё, бабки, достали! – гаркнул водитель. – Вы приехали, вылезайте!
– Под люком – на выход! – сострил кто-то из пэтэушников, но живо замолк, схлопотав подзатыльник.
Красные растрепанные бабки, шипя, как две гюрзы, выползли из маршрутки. Заодно нас покинул неприметный тихий дядечка в кепке, надвинутой глубоко на лоб.
– Кто еще скандалить вздумает – в окошко выброшу! – предупредил водитель, отчаливая от тротуара.
Спустя пару минут я вспомнила, что сижу в исключительно неудобной позе с поджатыми к подбородку ногами, с облегчением распрямила коленки, сняла с них сумку и с ужасом обнаружила, что она распорота, как рыбье брюхо, и так же выпотрошена: судя по уменьшившемуся весу торбы, ее содержимое заметно убыло. Негодующий вопль, сорвавшийся с моих уст, вынудил водителя вновь ударить по тормозам, но в окошко меня все-таки не выбросили. В оправдание своего поведения я потрясла разрезанной сумкой, прочие пассажиры мигом провели ревизию собственного имущества, и выяснилось страшное: того или иного ценного имущества лишились все, кроме одного пэтэушника: у этого условно босоногого мальчика не имелось никакой ручной клади, а в кармане лежали лишь десятка мелочью и скомканный носовой платок.
Возмутительный, с точки зрения, гаишника разворот через две сплошные и последовавшая затем дикая гонка к месту предыдущей остановки описанию не поддаются. Выжимая педаль газа, водитель грязно матерился, а в салоне висел хоровой стон, превратившийся в плач, когда мы подъехали к месту расставания с бабками – во всех смыслах.
Разумеется, воинствующих старух на том месте, где их высадили, уже не было. Бесследно исчез и никому толком не запомнившийся тип в кепке, которого слаженный хор пассажиров единодушно объявил вором.
– А вредная бабка – сто пудов, с ним в доле! – развивал тему водитель, вновь следуя по маршруту. – Старая грымза с самого начала нарывалась, искала, за что бы ей зацепиться. Устроила скандал со свалкой и отвлекла внимание от своего подельника! Подлюка из-под люка!
Пассажиры удрученно помалкивали. Я удостоверилась, что понесла не особо большую потерю, лишившись только кошелька с мелочью, и с прищуром разглядывала сумку, прикидывая, нельзя ли замаскировать разрез художественной штопкой или аппликацией. На такие дела большая мастерица Алка Трошкина. У нее и многофункциональная швейная машинка имеется, и руки растут, откуда надо, а не оттуда, откуда у меня лично растут ноги.
– Трошкина, на тебя вся надежда! – с порога объявила я, ворвавшись к подруге.
Алка даже после нападения злодейских горцев не изменила дурной привычке не запирать дверь на замок.
– Что еще? – без энтузиазма отозвалась подруга.
Примерно так утомленный собственным героизмом Брюс Уиллис в кино реагирует на очередную просьбу спасти мир.
– Мне в маршрутке разрезали сумку. Починишь как-нибудь? – Я вошла в комнату и упала на диван рядом с Алкой.
С боков подружку подпирали стопки фотографий, и на коленях она держала кучу снимков, каковые и рассматривала, поочередно извлекая карточки из подола.
– Что смотрим? – заинтересовалась я. – О! Неужели ты наконец распечатала австралийские пленки?!
В январе Алка летала на Зеленый континент, чтобы посмотреть, как идут дела на ее овечьей ферме. Она-то посмотрела, а вот мне до сих пор приходилось довольствоваться исключительно подружкиными рассказами. Иллюстрации к ним пребывали на фотопленках, которые скотовладелица все ленилась проявить.
– Это оно, твое ранчо?
Я выдернула из середины ближайшей стопки первый попавшийся снимок и с неподдельным интересом рассмотрела пейзаж с преобладанием оранжевого: рыжими были и волнистые пустоши, и песчаный берег пересохшей речки, и вечернее небо. На апельсиновом фоне заката очень красиво смотрелось раскидистое черное дерево.
– Красотища! – восхитилась я.
– Да, – сухо ответила Алка, перебирая снимки из другой пачки.
Я заглянула через ее плечо и увидела потрясающий по выразительной силе крупный план однорогого барана, засмотревшегося в объектив, как на новые ворота. На других фото тоже были бараньи и овечьи морды в фас и в профиль, овцы целиком, поодиночке, группами и даже большим коллективом во главе с лохматой собакой и лохматым же загорелым пастырем в джинсовом комбинезоне на голое тело.
– А это кто? – Я, конечно, не пропустила любопытный экземпляр.
– Джон, – безразлично ответила Алка и, заметив мой интерес, пересыпала мне на колени кучку снимков. – А это Джек, он стригаль.
– Что он сделал? – не поняла я.
– Он стриг овец, – безучастно объяснила Алка. – Стриг, стрижет и будет стричь. У него такая работа – стригаль. А это мистер Дэниел.
Мистер Дэниел был запечатлен вблизи открытого огня, на котором жарилась баранья нога.
– Он готовиль? – резонно предположила я. – У него такая работа – он жариль, париль и вариль?
– Он родиль, – усмехнулась Алка. – Мистер Дэниел папа Джона и Джека, и этим его вклад в искусство скотоводства исчерпывается. Мистер Дэниел музыкант, он играет на скрипке ноктюрны собственного сочинения.
– Какой ужас! – Я содрогнулась и потрясла пейзажным фото. – Как можно осквернять такую красоту заунывным пиликаньем?!
– А это Джаспер. – Трошкина подала мне следующий снимок. – Он механик.
– Чиниль, паяль, моторы собираль, – кивнула я.
И тут вдруг до меня дошло, что Алка не случайно рассматривает фотографии австралийских самцов в диапазоне от однорогого барана до бесперспективного престарелого музыканта.
– Трошкина, ты пытаешься на снимках найти ЕГО? – догадалась я. – Вот балда!
– Почему это я балда? – обиделась подружка. – Я логически рассудила, что не могу вернуть из Австралии того, с кем не знакома. Значит, ОН – кто-то из тех, кого я там знаю. А они все здесь!
– На первый взгляд рассуждение логичное, однако в корне неправильное!
