Бу Бальдерсон - Министр и смерть
Через несколько минут я услышал, как вошел в дом Министр. Я поднялся и встретил его. С плаща Министра стекали струйки воды. Я и не заметил, как начался дождь.
— Льет вовсю. Но ветер стих. Спасибо, что не забыл включить свет!
— Ты знаешь?..
— Да, теперь я знаю, — Министр выглядел страшно усталым и измотанным, и я вдруг порадовался тому, что мне ничего не надо объяснять, что он знает истину.
Он скорее всего повстречал полицейские автомобили, и Бенни Петтерсон наверняка не упустил шанса похвастать и доложить ему о своем триумфе. Или, может, он пришел к тому же выводу независимо?
— Как ты узнал?
— Это долгая история. Давай войдем и присядем!
Тем временем Стеллан Линден и Барбру Бюлинд переместились на диван. Министр уселся на один из освободившихся стульев напротив меня. Он окинул взглядом круг собравшихся.
— Где Магнус и Сигне?
— Но... ты же встретил машины?
— Нет, я шел через лес.
Я рассказал ему все, что здесь произошло, и по мере того, как рассказывал, старался на него не смотреть.
— Бог мой! — застонал Министр под конец. — Все это не так. Все совсем не так!
Я взглянул на него и заметил, как натянулась кожа у него на щеках и скулах, когда он произнес поразившую меня фразу:
— Тот, кто убил Беату и Еву, до сих пор сидит здесь, в комнате... — и потом: — Я должен позвонить. Может, удастся остановить их в Норртелье. Пока это не попало в прессу.
И он исчез, пошел звонить, оставив нас в немом замешательстве.
Тишину нарушил министр юстиции. Своим обычным наглым тоном он заявил:
— Все, с меня хватит! Я иду домой! Еще один спектакль, это, черт побери, уже слишком!
Он рывком переменил свое полулежачее положение, встал и враскачку направился к двери. На полпути он резко остановился, пошел назад и поднял с пола наполовину задвинутый под кресло пакет из коричневой бумаги.
— Я совсем забыл про него! — И он кивнул Кристеру Хаммарстрему. — Это тебе. Когда я вынимал почту, я по пути заглянул и в твои ящик, тебе же сейчас... трудно передвигаться. На, возьми!
И он протянул ему пакет, который держал осторожно обеими руками чуть на расстоянии от себя.
Кристер Хаммарстрем не шелохнулся, казалось, он совсем не хотел брать этого пакета; наоборот, мне показалось, он отшатнулся от него назад на спинку стула. Поколебавшись с долю секунды, министр юстиции наклонился, чтобы положить пакет ему на колени.
Дальнейшее произошло очень быстро.
Одетый в штатское полицейский молниеносно рванулся вперед и выбил пакет у него из рук.
Пакет с неприятным шелестящим звуком заскользил по гладкому полу.
С замиранием сердца я ждал, что случится, когда он коснется стены.
В этот миг на пороге комнаты вырос Министр. Он наклонился и остановил скольжение пакета рукой.
В этот миг я понял все.
Отдельные обрывки воспоминаний, образы, осколки памяти закружились пестрым беспорядочным хороводом.
«...Он сделал пугало — точную копию его самого с усами и всем прочим... он все время сидит там, как мешком из-за угла стукнутый... Но, черт побери, Кристер должен быть с нами, когда мы будем стрелять по бутылкам!.. Я немножко поработал над ним, и он обещал прийти... Он сидел предпоследним на линии огня за ольховым кустом... Он методично стер с ружей все отпечатки пальцев... И живет совсем недалеко от дома... чистил дымоход... весь в саже, черный, как негр... Вы здесь? Сумерничаете — и в руке он держал ружье, да, ружье со спиленным прикладом... Я совсем забыл про пакет. На, возьми!» Возьми! Открой его и замолчишь навеки! И вместе с тобой все мы — остальные! Но мотивы, какие у него могут быть мотивы? Не собирается же он заняться теми старыми девами, которым Беата оставила деньги по завещанию? Интересно, кстати, кто наследует им?
Слова, мысли, наблюдения — в конце концов все встало на свои места. И сложилось в узор, рисунок — отчетливую и ясную картину.
27
Министр поднял пакет. Он внимательно изучил наклейку с адресом. Заметно удивившись, он уселся на стул и положил пакет к себе на колени.
— Я отдал распоряжение, чтобы машины с арестованным задержали и направили обратно сюда. В отношении Магнуса совершена ошибка. Ужасная ошибка. Он абсолютно невиновен. У него в самом деле аллергическая, сверхчувствительная реакция на колокольчики. Но он не выносит их вида, а не запаха. Запахом, впрочем, они практически не обладают. Пока колокольчики стояли за диваном, он их не видел, и все было в порядке. Неприятности начались, когда вазу поставили на стол прямо перед ним. То, что они тряпичные, не имеет никакого значения — он ведь считал, что это настоящие цветы. Аллергия, впрочем, в данном случае — название ошибочное: припадки у него носят невротический характер, и он знает об этом, во всяком случае, в это посвящена Сигне. Чем, в свою очередь, вызван невроз, он, возможно, не отдает себе отчета, помочь тут может только психиатр. Скорее всего, речь идет о каком-то болезненном сильном переживании в детстве — колокольчики, вероятно, играли в нем какую-то роль. В любом случае, к нашей истории это давнее происшествие отношения не имеет.
Спектакль, разыгранный здесь с ружьем в футляре для спиннинга, — чистейшей воды блеф. Хотя я не исключаю, что полицейский комиссар искренне верит в выстроенную им версию событий. Он просто попробовал подтвердить ее чистосердечным признанием преступника. Хотя, по моему мнению, считая подобную версию возможной, он совершает сразу несколько ошибок. Комиссар утверждает, если я правильно понял ваш пересказ, что Магнус украл ружье у Кристера и пронес его домой в футляре от спиннинга. Но тогда он должен был спилить приклад ружья на даче у Кристера! Неужели он мог проделать это незаметно? Ответ ясен: не мог!
Вообще говоря, опровергать полицейскую версию совершенно излишне. Все хитроумные доводы, связанные с кражей ружья, углами ведения огня, ночными прогулками по лесу и прочей ерундой, неверны по той простой причине, что основаны на ложных предпосылках.
Истина же проста. Полиция и мы все время ошибались. И ошибались в главном.
Мы искали причину убийства Беаты. И это было неверно. Беата погибла, как это ни парадоксально, именно из-за того, что у убийцы не было причин убивать ее.
Мы считали, что Беата написала письмо Еве Идберг с просьбой прийти к ней домой вечером. Графологи убеждают нас, что и письмо и адрес на конверте написаны рукой Беаты, и они абсолютно правы. Ошибаются не они, а мы. Беата никогда не писала письма Еве. Это убийца послал письмо.
Мы считали, что убийца боялся свидетелей, которые могли его изобличить, и поэтому хотел убить их. Это неверно. Он (или она) сам позаботился о том, чтобы у его преступления были свидетели.
Мы были уверены, что видели и слышали, как стреляли в Кристера Хаммарстрема с берега. И это неверно. В него действительно стреляли, но стрелок не находился на берегу.
Мы считали, что убийца прошел домой среди бела дня через охраняемый полицией лес, имея при себе ружье, которым позже он воспользовался, чтобы убить Еву. Это неверно. Убийца не проносил ружья домой среди бела дня.
Мы считали, что убийца пошел на ужасный риск, выстрелив в Еву в окружении сотен охотившихся на него полицейских. Это тоже неверно. У полиции не было ни малейшей возможности схватить его в тот вечер.
Мы считали, что убийца выстрелил в Еву с опушки леса. И это неверно. В нее он, конечно, выстрелил, но не из леса и не с его опушки.
Мы считали, что убийца нечеловечески умен и хладнокровен и что его невозможно перехитрить. Это неверно. Он открыто на глазах у свидетелей совершил покушение на жизнь человека. И у нас есть все доказательства, какие только могут потребоваться, чтобы доказать его причастность к убийствам. Он почти что признался в них сам.
Министр умолк, теребя пальцами крошечный синий лепесток колокольчика, играя с ним, как с доводами за и против.
Муха жужжала и билась о темное, залитое блестящими каплями дождя оконное стекло.
Министр сидел на краю стула, обхватив локтями его спинку, и, казалось, весь сжался, готовясь к прыжку. Его рот был полуоткрыт, я слышал неровное, прерывистое дыхание.
С лица Стеллана Линдена исчезли краски. Пропала и обычная мина презрительного превосходства, лицо выражало только неуверенность и замешательство.
Рядом на диване сидела Барбру Бюлинд. Руки ее покоились на коленях. Но ногтями одной руки она терзала плоть под ногтями другой, ногти впивались в кожу, раздирали пальцы, как алчные клювы, до крови...
Внимал словам Министра и Кристер Хаммарстрем. Он слегка наклонил голову на плечо, и сейчас в его глазах появилось нечто большее, чем просто апатия.
Удивление, оторопь, страх — мы реагировали, казалось, одинаково, и все напряженно и неотрывно глядели на Министра, ожидая услышать от него то, что должны были наконец услышать.
