Юлия Соколовская - Вакханалия
Верест сцепил пальцы и задумался.
— В прихожей под дверью разбитый торшер, — продолжала я. — Зачем нужно было его разбивать? Помимо торшера, он ничего не бил. Он выставлял, вываливал и просматривал. Старуху он задушил в дальней комнате. Логично допустить, что оттуда и начал шмон. В прихожей закончил. Представь его чувства, Олег. Пробраться в квартиру, задушить человека, согнать семь потов — и ничего не найти! Зачем убивал-то? Он в сердцах швыряет торшер на половик! Соседи не придадут значения — мало ли что бьется у бесноватой старухи…
— Не бесспорно, но неплохо, — одобрил Верест. — И что ты хочешь предпринять?
— Прежде всего подумать. Где находились фигуранты в момент совершения преступления?
— В том и досада, — поморщился Верест. — Известно только про Красноперова. Акулов доложил: около девяти вечера фигурант выехал с дачи…
— Прекрасно ложится в схему, — ухмыльнулась я. — Красноперов наряду с остальными был в городе.
— По ночам за ними не следили, пойми. Это очень накладно. Никто не мог предположить, что произойдет новое преступление.
— Невероятно, — удивилась я. — Похоже, лиходей целиком в курсе ваших телодвижений.
— Теперь их будут отслеживать круглые сутки, — порадовал Верест.
Я усмехнулась:
— Прекрасно. Учимся нырять, потом воду в бассейн наливаем… Дай подумать, Олег, я тебя очень прошу. Согласись, мои раздумья иногда приносят результат…
Пропало воскресенье. Я как загнанная львица металась по комнате. Голова тяжелела от дум, но особых находок не появлялось. Ребенок дрых без задних ног, мама объявила мне холодную войну. День не успел стартовать (на часах восьми нет!), а уже пропал. Одна-единственная мысль крутилась в голове: не хочу в тюрьму! Полный живот страха — болит, зараза, словно я уже безнадежно беременна им…
Стоп, сказала я себе. Прими душ и успокойся. Ты не одна в этом ничтожном мире. Есть люди, готовые помочь совершенно бескорыстно (при условии, что с ними, правда, ничего не случится). Через десять минут, окатив себя контрастным душем и заблокировав все возможные пути подхода мамы, я сидела на телефоне.
Голос Броньки без пяти восемь утра был ужасен и непередаваем. Ох уж эти утренние женщины… Не то что женщины вечерние.
— Прими мои сочувствия, — сказала я, — но другого выхода нет. Надо что-то делать.
— А я и делаю, — прохрипела Бронька. — Угадай что.
— Вставай, — вздохнула я. — Ты мне друг или портянка? Учти, Бронька, посадят меня в тюрьму — и ку-ку. Тебе это надо?
— Ладно, я перезвоню, — не особенно вдаваясь в подробности, швырнула она трубку. Но перезвонила минут через пять. В трубке мелодично постукивало — это фарфоровые Бронькины зубы бились о фарфоровую чашечку с кофе.
— Вообще-то Лео пригласил меня в театр. На семь вечера. А до этого я планировала шопинг с полной выкладкой. Я могу, конечно, никуда не ходить, но представь, как я в таком случае буду к тебе относиться.
— Счастливая… — отвлеклась я от сущего. — По театрам ходишь. А меня вот только на картошку приглашают. Иногда.
— Не умаляй, — проскрипела Бронька, — знаем мы твоих купидонов… Чего надо-то?
— Свершилось убийство, подруга, — траурным голосом сообщила я, — и я в нем по уши. Кто-то из наших соседей по даче имеет весьма серьезные планы. Я не верю милиции. Помоги мне, Бронька. Нужно понаблюдать за этими гавриками. Один из них сегодня ночью прибил Розенфельд.
— М-да? — пожевала Бронька. — Если я правильно понимаю, убивала не ты?
— Очень правильно, — подтвердила я. — Ты чрезвычайно догадлива. Я могу на тебя положиться?
Возникла вынужденная гастрономическая пауза — Бронька прикончила первую кофейную дозу и не спеша варила новую. Опять застучал фарфор о фарфор.
— То есть ты предлагаешь содержательно провести выходной день?
— Будет весело, — не очень уверенно пообещала я.
— А как у тебя с деньгами? — задала Бронька больной и предательский вопрос.
Я не нашлась что ответить. Отвечать на такие вопросы с некоторых пор позволительно только матом.
— Хорошо, спросим иначе, — невозмутимо тянула подруга. — Какие сигареты ты куришь в данный момент?
— «Дукат»… — Я принялась неудержимо краснеть. Хорошо, не видит за пять кварталов.
— Ох горе ты мое луковое… — завела каприччио Бронька. — Да откуда же ты на мою голову… Ладно, разбогатеешь, с первого миллиона отдашь. Значит, так, подруга. Сейчас начало девятого. У нас в активе меньше двух часов. Не будут твои убийцы дрыхнуть до одиннадцати. Слушай сюда команду. — Бронькин голос отвердел, обретя начальственные нотки. — У тебя в запасе двадцать минут. Пять на сборы, остальные на дорогу. Никакого макияжа. Без пяти полдевятого ты стоишь как штык, с мобилой на пузе, у театра-студии «Николаевские задворки», я имею в виду заднее крыльцо, а не парадный вход… А то хватит у тебя ума — попрешься и будешь там билетики спрашивать.
Пояснений не требовалось — только нарываться.
— Форма одежды? — несмело полюбопытствовала я.
— Желательно серая.
Через двадцать минут я стояла, словно проститутка у отеля, у снабженной кодовым замком двери во глубине облетевшего сада и с удивлением рассматривала облезлые стены известного в прошлом кинотеатра. С фасада он выглядел несколько иначе. Что-то мне это навеяло… Уж не аналогию ли с кровавым преступником, чье поганое нутро позволяет убивать людей пачками, не особо интересуясь их мнением? Тоже, наверное, с фасада неплохо смотрится…
Бронькин «кефир» опоздал на три минуты. Вломился на аллею, разметав листву, словно маленький тайфун, остановился в трех миллиметрах от моего колена. Выглядела Бронька, не в пример позавчерашнему, сногсшибательно. Никакой рыжей волосни, алых юбок или разухабистых куртофанчиков. Модный свингер до колен, шевелюра взбита и украшена крохотным беретиком, а на носу круглые очки в золотой оправе.
— Зашибись, — только успела я вымолвить, а она уже выскочила из машины, схватила меня за локоть и потащила к двери. Отбив код, распахнула и затолкала внутрь — в какой-то неприятно ароматизированный тамбур.
— А позволь поинтересоваться… — пискнула я.
— Хрен тебе, — отрубила Бронька и потащила меня в узкий коридор, на удивление заполненный народом…
С этого часа и вплоть до позднего вечера я двигалась в какой-то пелене, и мозги мои работали в ней же. Закулисы театра, невзирая на выходной день, оказались плотно напичканы двуногими. Ну точно, осенило мой измученный мозг, утренний спектакль, в одиннадцать. Начинается аврал. Какое-нибудь детское шоу с переизбытком Красных Шапочек и Серых волчищ с добрыми глазками. Однако костюмы на театральных работниках были почему-то взрослые, если не сказать — военные: старинные кивера, аксельбанты, ботфорты, обшитая галунами суконка. «Ах, верно, — второй раз осенило мой измученный мозг. — У них же мюзикл! Жутко популярный. Какая-то замороченная смесь «Войны и мира» с «Иронией судьбы» Рязанова — причем, по отзывам присутствующих, вполне ничего». Население валом валит, одна лишь Косичкина чего-то телится, ждет, пока пригласят, поскольку одной или с мамой неохота. А некому Косичкину пригласить, ее, как известно, на картошку-то со скрипом приглашают…
— В семь вечера я должна повторно войти в это здание. Но с обратной стороны, — информировала Бронька, пробиваясь грудью через усатых гренадеров. — Если не войду, Косичкина, это будет целиком на твоей совести и тогда мне придется выходить замуж не за Лео, а за тебя, что было бы целиком неправильно…
Она затолкнула меня в плотно зашторенную гримерную, где сидел «голубоватого» вида «юноша» в потасканных трико и ювелирно выщипывал себе брови. В крохотной каморке царил неописуемый кавардак. Через открытую дверь в соседнее помещение просматривались вешалки с рядами костюмного реквизита. Одежда гуляла волнами — кто-то рылся в ней, сопровождая поиски протяжными охами мятущейся женской души.
— Ах, моя дорогая Бронислава, — манерно возрадовался «юноша». — Как я рад, как я рад… — На меня он даже не посмотрел. — Ты по делу?.. Ах, извини, вот-вот артисты потянутся, может, ты попозже зайдешь? Понимаешь, работы невпроворот, каждого нужно обслужить, причесать, подкрасить…
— Жорик, киска, не свисти. — Бронька толкнула меня к креслу перед зеркалом. — Твои артисты, милый, потянутся к девяти, полчаса есть. Поработай, Жорик, поработай. Сочтемся.
— Ну что ты хочешь? — Театральный работник театрально надул губки и убрал в косметичку крохотный пинцет.
— Перед тобой женщина. — Дабы Жорик чего-нибудь не напутал, Бронька ткнула в меня пальцем. — Без пяти девять она должна быть незаметна. Ты понял задачу?
Только сейчас Жорик обнаружил, что с Бронькой имеется посторонний.
— Не-а, — протянул он. — Не понял. Куда уж хуже.
