Иоанна Хмелевская - Свистопляска
Выглядел Болек совершенно нормально, даже казался довольным жизнью, с лодкой управлялся ловко, но вот с лебедкой — чрезвычайно осторожно. Сначала он как следует осмотрел канат и трос и только после этого зацепился. Ему помогали рыбаки, которые вернулись с уловом камбалы почти одновременно с Болеком. Потом, разумеется, Болек помог им. Потом бросился на помощь людям, у которых ветром перевернуло пляжный зонт. За всеми этими хлопотами время шло незаметно, вот уже три часа. Пляж вновь стал заполняться людьми.
Среди них был и адвокат Кочарко, на сей раз в оранжевой распашонке. Он важно и неторопливо прогуливался по прибрежной кромке, у самой воды, видимо, совершал пообеденный моцион, а за ним крался Зигмусь, в плавках, но с неразлучным чемоданом в руке.
А затем я занялась собственными делами. После обеда, до самого вечера, просидела я за столом, по памяти составляя показания названных майором лиц. И ни один не отказался подписать, может, ещё и потому, что всем им я не уставала повторять — расследование веду назло полиции и прокуратуре, которые мух не ловят. «Назло» действовало безотказно. Итак, я получила подписанные показания кельнера, швейцара, Колодзея и барменши. Не хватало мне одной лишь Мажены, которая, пользуясь тем, что у неё были отгулы, пребывала неизвестно где. Ну ничего, завтра я её заловлю.
Болек явился ко мне уже в полной темноте.
* * *
Мы допоздна проговорили, и ближе к полночи Болек признался:
— Из головы не идут самые страшные мысли, все думаю, как меня прикончат, где и каким образом.
Погибну ли я в катастрофе... Но ведь пожар всякий дурак сумеет организовать, чего же они выпендриваются? Кстати, в пожаре отлично могут сгореть любые контрабандные товары. Вы случайно не знаете, героин не воняет, если загорится?
— Не имею понятия. Принимают его внутрь, не воняет, наверное.
— Ну тогда обязательно подстроят мне катастрофу, все сгорело и взятки гладки. Но ещё я мог сбежать в Аргентину, заранее позаботился о фальшивых документах. Хотя нет, не пойдет, ведь меня могут поймать, а при мне — никакого богатства. Станут меня пытать, нет, подошвы прижигать не будут, воспользуются какими-нибудь современными методами, ну я и признаюсь, нет при мне сокровищ. Обман раскроется... Нет, на такой риск они не пойдут.
— Еще тебя могут утопить, — услужливо подсказала я.
— Вряд ли, в воде я как в родной стихии. Не могут они об этом не знать. Ведь мне проплыть километров двадцать — раз плюнуть.
— А кто тебе позволит их проплывать? Получишь по голове и плыть не придется.
— Сам себя я по голове не стукну, пришлось бы мне оказаться в компании. И уж уверяю вас, я успею нырнуть в воду до того, как они меня шлепнут. Что еще? Можно меня усыпить, связать, застрелить, но это сложная работа. Одному человеку вряд ли со всем этим справиться, значит, в лайбе я буду не один на один с преступником. А вы ведь знаете, если на карту поставлены баснословные богатства, пострадавшие так проведут расследование, что куда там всем полициям мира! Достаточно одного неосторожного слова, и мальчики могут распроститься сначала со спокойной жизнью, а потом и с жизнью вообще. Так как же меня можно пришлепнуть без шума?
Этот интересный разговор мы вели в порту, сидя на корме вытянутой на песок рыбачьей лодки. Море было спокойно, светила луна. На соседней лодке примостилась какая-то парочка. Наверху, у механизма лебедки, дежурил сторож. Иногда по песку к воде спускались темные тени курортников и раздавался плеск воды. В общем, нормальная, спокойная ночь. А бедный, предназначенный на убой Болек все пытался разгадать намерения своих убийц, чтобы хотя бы знать, чего остерегаться.
В настоящее время ничего конкретно ему не угрожало, но уже завтра ему собирались доставить медведя, а на рассвете послезавтра он должен выйти в море. Хотя.., уже через несколько минут «завтра» превратиться в «сегодня», а «послезавтра» в «завтра». А потом, через день-два, ему принесут сумку, которую он должен доставить в Копенгаген... По всей вероятности, только после этого он исчезнет таинственным образом.
Встревоженная и озабоченная, я пыталась вжиться в роль преступников, чтобы разгадать их дальнейшие действия. Как бы я на их месте избавилась от ненужного посредника? Для того чтобы вжиться в образ, очень неплохо бы иметь при себе эти сокровища, но чего нет — того нет. Итак, надо представить, что предварительно мне понадобится задержать для себя пересылаемую контрабанду. Перехватить её, значит. Припрятать. Попробую представить, как бы я это сделала.
И тут же в своем воображении узрела курьера, которому передаю огромный конверт с порезанными на мелкие кусочки газетами. Курьер, получив посылку, доставляет её адресату. Адресат заглядывает в конверт, обнаруживает в нем вместо денег газету и хватается за телефонную трубку, чтобы позвонить мне. Бледная и потрясенная, я клянусь и божусь, что честно отправила ему денежки. Возможно, даже запаслась свидетелем, который собственными глазами видел, как я заталкивала в конверт настоящие доллары. А поменять конверты я сумела, например, в прихожей, перед тем как вручить парню. Получатель в ярости скрежещет зубами, оба мы, возмущенные до предела, дружным дуэтом взываем: «Куда по девался этот сопляк?» А сопляк исчез, испарился, растаял, как сон золотой. А потом узнаем, что его хладный труп обнаружен в одном из темных переулков, убит ножом, никакого конверта при нем не обнаружено, убийство и ограбление, а кто это сделал — неизвестно.
Как все-таки правильно предварительно все обмозговать! Главным оказался свидетель. Значит, должен и тут быть свидетель, который видел бы собственными глазами, как фаршировали медведя и упаковывали сумку. Один из трех известных нам опекунов Болека или кто-то четвертый, ещё неизвестный?
Тяжело вздохнув, я вынуждена была признать, что Болеково дело намного сложнее того, что я только что вообразила. Даже просто в переулке — зарезать Болека было бы для меня затруднительно, что же говорить об устранении посредника в открытом море? И еще, ведь не доллары я должна была вручить посланцу, а брильянты, это вызывает определенные сложности с подменой конверта. Или героин? Нет, брильянты, они легче наркотиков, чтобы выручить за наркотики сумму, адекватную небольшой коробочке с брильянтами, Болеку пришлось бы тащить на буксире не игрушечную лодочку, а целый пароход, ну катер, с контрабандой. Хотя я ведь не знаю, почем сейчас эта дрянь. Четверть века назад, знаю, за грамм гашиша платили двенадцать долларов... И брильянты почем сейчас — тоже не знаю, как же тут рассуждать?!
Дойдя до этого места в своих мысленных трудах, я разозлилась и перестала мыслить. Болек терпеливо пережидал мое напряженное молчание, боясь помешать мне даже жестом. Пришлось обратиться к нему за помощью. Сама не очень сильная в математике, я велела парню подсчитать, что сколько может стоить, исходя из десятикратного подорожания и заменяя караты на граммы. Нет уж, считать про себя, не мешать мне, я опять попытаюсь подумать, а мне сообщить только конечный результат.
Болек послушно вытащил из кармана калькулятор и принялся за работу, что-то бормоча себе под нос и записывая промежуточные цифры на песке, для чего ему приходилось время от времени подсвечивать себе фонариком.
Я опять вернулась к оставленной картине — Болек тащит на буксире катер или даже вагон с героином. Вагон с героином — это ещё можно представить, вагон же с брильянтами представить себе я никак не могла.
— Килограмм героина сто тысяч, — сказал Болек. — Килограмм брильянтов — полмиллиона. Брильянты лучше.
Результаты меня ошеломили.
— А у тебя случайно не потерялся какой-нибудь нолик? Нет, с героином, наверное, так оно и есть, у меня брильянты вызывают сомнение. Килограмм брильянтов... А по объему это сколько будет?
— Не знаю. Может, вам легче это представить? Ведь наверняка у вас есть какое-нибудь кольцо или что-то в этом роде?
— Есть, вот посвети сюда. Видишь брильянтик в кольце? Как это не видишь, посвети лучше! Ну, разглядел? Это ноль два карата. Ну от силы ноль и две десятых с половиной.
— Выходит, один карат раз в пять больше, — сообразил Болек. — Десять каратов — один грамм, взять пятьдесят раз...
— Погоди, ты что! Неужели они станут мараться ради какого-то одного карата? Не меньше двух каждый, даже и не думай!
— Хорошо, десять, тысяча штук по одному грамму... Тут я вспомнила, как когда-то, в пору увлечения янтарем, считала на штуки маленькие кусочки янтаря. Будь они бриллиантами, у меня оказалось бы целое состояние!
И я со знанием дела прервала расчеты Болека.
— Двести штук таких, достойных внимания, как раз заполнят пачку сигарет. Выходит, тысяча — пять пачек, представляешь, насколько это меньше по объему дурацкого героина?!
— И насколько дороже! — обрадовался Болек. — А ведь среди брильянтов могут оказаться и по пятнадцати каратов.
![Иоанна Хмелевская - Версия про запас [Дело с двойным дном]](/uploads/posts/books/162468/162468.jpg)
