Дарья Донцова - Контрольный поцелуй
– Через три-четыре дня улечу, и действуй, как хочешь, – закончила Капа. – Кстати, ты ведь не работаешь?
– Да ну, – махнула я рукой, – преподаю четыре часа в неделю группе директоров книжных магазинов. Разве это нагрузка! Честно говоря, столько вкалывала раньше, что сейчас и думать об учительской деятельности противно.
– Может, сменишь профессию? – поинтересовалась Капа.
– Да ничего не умею делать, вот только детективы читаю!
– Возьми лицензию частного детектива и открой контору.
Вот это мысль! Ничего подобного никогда не приходило в голову. А ведь замечательный бизнес, можно заниматься расследованием на легальном основании… Надо срочно узнать, обязаны ли мне помогать органы милиции. Представляю, какую рожу скорчит полковник, когда я… Нога опять самопроизвольно нажала на педаль, правда, на этот раз не газа, а тормоза, и едущий впереди джип благополучно укатил, зато сзади раздались толчок и звон…
– Это просто черт знает что такое, – завопил все тот же водитель троллейбуса, выпрыгивая из кабины, – сначала подбила мою машину, а теперь подставила свой зад! Ты открыла сезон охоты на троллейбусы, что ли?
Теперь я осмотрела поле битвы. У троллейбуса, конечно, опять никаких повреждений, а у многострадального «Фольксвагена» разбиты габаритные фонари и багажник. Интересно, что скажет Зайка?..
Приехав домой, я трусливо затолкала «Фольксваген» в гараж, надеясь, что Ольга не скоро увидит машину. Так и вышло. Домашние кинулись причитать над девочками, удивляясь, почему Капа выбрала двух столь не похожих друг на друга детей.
– Захотелось, и все! – отвечала на вопросы Капитолина.
Спать пошли рано, девочек устроили в гостевой спальне. Полина по-прежнему называла себя Олей, а другой ребенок откликался на имя Аня.
– Аня так Аня, – согласилась Капа, – вполне удобно, дома станет Энн – простое и весьма распространенное имя.
– Можно Анетт, – вставила Маня.
– На французский манер? Тоже хорошо, – одобрила американка.
Я легла в кровать около десяти и предалась откровенному разврату. Сначала покурила возле открытого окна, и никто не унюхал дым, потом залезла под одеяло с изумительной книжкой – абсолютно нечитанным романом Нейо Марш. Рядом на столике лежала коробка конфет…
Гром грянул утром.
ГЛАВА 20
Пробуждение оказалось ужасным. В девять часов дверь широко распахнулась и оглушительно треснулась о стену. Зайка, сравнявшаяся по цвету с астраханским помидором, завопила почище Мани:
– Как ты могла!..
Спавший со мной мопс Хуч от ужаса забился под одеяло и принялся мелко дрожать жирным тельцем.
– Заинька, – совершенно искренне изумилась я, – что произошло, тебя Кеша разозлил?
– Мать, – раздался за спиной невестки басок сына, – заканчивай дурочку из себя корчить! Как ухитрилась так измордовать несчастный автомобиль?
Черт, совсем забыла. Я рывком села на кровати:
– Оленька, прости, нечаянно вышло.
– Если бы подозревала, что ты сделала такое специально, – отрезала Зайка, – и разговаривать бы не стала. Ну-ка, рассказывай.
– Собственно и говорить-то нечего: въехала в троллейбус.
– А зад?
– Это уже в меня троллейбус врезался.
– Они что, за тобой по проспектам гонялись? – заинтересовался Кеша. – Неужто машину не жаль?
Я вздохнула. Кешина любовь к автомобилям – притча во языцех. Первый раз он сел за руль в одиннадцать лет. Сосед по двору дал порулить. Никогда раньше не видела его в состоянии такого восторга и счастья. Потом он начал клянчить мопед, но здесь мы с Наташкой стояли насмерть – никаких средств передвижения на двух колесах.
– Ты мне дорог, как память о молодости, – вразумляла подруга мальчишку, – не хочу остаток жизни поливать слезами твою могилку!
Пришлось Кеше толкаться по воскресеньям во дворе возле одержимых автомобилистов. В четырнадцать лет он мог не только разобрать, но, что значительно труднее, собрать мотор. Скоро почти все мужское население «хрущобы» бегало к нам с одной и той же фразой:
– Кешка, посмотрел бы, мотор не заводится.
Аркадий залезал под капот, что-то дергал, и «покойник» оживал.
– Просто мистика, – поражался один из автовладельцев. – Я ведь делал то же самое, но проклятая тачка даже не чихнула. Парнишка – автомобильный гений.
Первое, что сделал сын, получив богатство, – купил «Мерседес». Именно этой марке безраздельно принадлежит адвокатское сердце. Драгоценный «мерин» моется, полируется и вытирается лично хозяином. Не дай бог тронуть эту священную драгоценность. Как-то раз, проходя мимо гаража, я услышала, как сынок, протирая любимца дорогим шампунем, нежно воркует:
– А сейчас, мой глазастенький, помоем крылышки…
Стоит ли говорить, что не только со мной или Маней, но даже с Зайкой он никогда так не щебечет. Но раны, нанесенные другим автомобилям, ему тоже не нравятся. Поэтому Кешка продолжал грозно вопрошать:
– Ты что, влезла меж двух троллейбусов? Ну сколько раз повторять, крайний правый ряд так же опасен, как и крайний левый… Неужели за столько лет не выучилась водить! Просто смерть на дороге!
Я молчала, опустив голову.
– Ладно, – смилостивилась Зайка, – нет никакого смысла ее ругать, уже отключилась и витает в облаках. Но так и знай, машину больше тебе не дам!
Она повернулась ко мне спиной и, уходя, выпустила последнюю каплю яда:
– Ты бы перестала есть шоколад в постели, у стариков, как и у младенцев, бывает диатез. Обсыплет вот всю прыщами…
С этой доброжелательной фразой Ольга выскочила в коридор, потянув за собой Аркадия. Я перевела дух – пронесло! Ногами не били, просто отругали. Но как она догадалась о конфетах? Ни одной бумажки на столике нет, а пустую коробочку сунула вчера под матрас.
Я слезла с кровати и обнаружила на подушке шоколадные пятна. Ну как такое могло получиться? Хуч все еще продолжал трястись, зарывшись в постели.
– Вот что, самый храбрый из мопсов, – я сдернула пуховое одеяло, – вылезай-ка из укрытия, гроза унеслась, солнышко вновь засияло…
Но Хучик только поглубже зарылся уже в простыню. Так и есть, под толстеньким тельцем расплылась большая лужа. Я только вздохнула, стаскивая на пол храбреца вместе с постельным бельем. Ну кто виноват, что мопсик панически боится громких голосов? Представляю, как возликовала бы Зайка, заметив эту лужу. Всю жизнь потом бы издевалась надо мной и говорила, что это я от страха описалась. В ванной, не глядя в зеркало, попыталась расчесать спутанные больше обычного волосы. С правой стороны образовался колтун, как у пуделя. Подергав себя за космы, уставилась в зеркало и обомлела – в прядях запуталась растаявшая шоколадная конфетка. Следовало признать: день начинается – лучше не бывает!
Идея поговорить с воспитательницей Маргаритой Львовной показалась плодотворной. Наверное, обслуживающий персонал детского дома работает сменами с восьми до пятнадцати, а потом с пятнадцати до двадцати двух. Поэтому около половины третьего я уютно устроилась возле железных ворот. Догадка оказалась правильной. В начале четвертого на улицу стали выходить тетки с набитыми сумками. У кого сверху лежал пакет молока, у кого – пачки сливочного масла.
«Небось детям кашу на воде сварганили», – машинально подумала я, стараясь не упустить толстую Маргариту.
Она вышла последней.
Я приоткрыла дверцу и негромко позвала:
– Маргарита Львовна, садитесь, довезу до дома.
Бабища, тяжело переваливаясь, доковыляла до полученного сегодня утром из починки «Вольво» и устало спросила:
– Ну? Чего еще? Не сговорились?
– Спасибо, все устроилось отлично.
– Ну так в чем дело?
– Да вы садитесь, – успокоила я воспитательницу, – сумки у вас тяжелые, небось все руки оттянули…
– Ваша правда, – пробормотала толстуха, морщась, – артрит замучил, проклятый, косточки огнем горят…
Кое-как она впихнулась в салон, и я повезла ее к метро «Выхино». По дороге беседовала только на нейтральные темы. Поболтали о погоде, поругали депутатов, посетовали на дороговизну и курс доллара…
Возле низенького кирпичного дома Маргарита сказала:
– Ну спасибо, вот я и дома.
Отдуваясь, она вылезла наружу и пыхтя вытягивала набитые крадеными продуктами торбы.
– Погодите, я помогу, – услужливо ринулась я на помощь.
Сумки и впрямь оказались тяжеленными, и моя спина стала совершенно мокрой, когда мы взобрались без лифта на пятый этаж.
Дверь открыла девочка лет десяти. Я дотащила баулы до просторной кухни и попросила воды. Маргарита Львовна налила стакан, девочка же уселась у стола и принялась заполнять какую-то анкету. Увидав мой интерес, воспитательница пояснила:
– Вот, мечтает в Париж поехать, в Диснейленд. Пятый раз в конкурсе участвует, а толку? Выигрывают небось только свои. Твержу ей, брось. Нет, хочу в Диснейленд!
– Ну бабушка… – укорила ее девочка, собрала свои бумажки и ушла в комнаты.
